Клаудио Наранхо - Революция, которую мы ждали Страница 10

Уже Иоганн Якоб Бахофен, интересовавшийся матриархатом у некоторых доисторических народов, косвенно обнаружил патриархальную предвзятость нашего общества, но идеализировал его, представляя шагом вперед в развитии культуры: как обычно думают, рождение цивилизации было обусловлено прогрессом, то есть возникновением письменности, календаря, строительством крупных городов и храмов. Но затем археологи выяснили, что в патриархальном обществе возникли и зачатки неравенства и несправедливости, рабство, войны и другие проблемы, так что подавление женщины не принесло миру благ, если не считать благом подавление эмоционального мира и способности к эмпатии, а также то, что с унижением женщины дети остались незащищенными от считающегося природным деспотизма отцов, и таким образом были потеряны диалогические отношения примитивных людей, которые любили своих детей сильнее, давали им больше пространства и принимали во внимание их потребности в своих решениях.

Если мы понимаем психические страдания как ощущение внутренней пустоты, появившееся в результате дезинтеграции, нам нужно не только осознать своё внутреннее психическое состояние, но и развить стремление к разрешению внутренних конфликтов — между интеллектом, эмоциями и инстинктами, а также между своей отцовской частью, потенциально воинственной, эмпатичной материнской частью и частью, которая является нашим ребёнком или животным: наше внутреннее природное существо, каким оно было до социализации.

Подход Тотилы Альберта включает в себя видение, которое можно назвать системной теорией невроза.

То, что мы именуем «цивилизацией», — это мир, в котором отец доминирует над матерью и ребёнком, и мы можем сказать, что причиной нашего персонального невроза (учитывая то, что части нашего мозга не могут работать согласованно) является некоторое культурное загрязнение. В мире, где царит ложь, где не принимают во внимание переживания ребёнка (у которого почти нет прав чувствовать и ещё меньше прав говорить, что он чувствует), дети постепенно теряют возможность чувствовать то, что они чувствуют. Рональд Лэйнг говорил о политике переживания — репрессивной политике в отношении переживания и табу на осознанность.

По мнению Тотилы Альберта, альтернативой патриархату является вовсе не матриархат и не возврат к его ценностям, потому что, согласно его видению, до того, как люди стали жить оседло, обществом руководили дети. Как животные, мы не ведали, что такое угнетение, и самоконтроля свободного индивидуума, похоже, было довольно для жизни, пока опыт голода в последний ледниковый период не привёл нас, о чем свидетельствуют пробитые черепа наших предков-неандертальцев, к каннибализму. После этого установился строй, в котором группа становится важнее индивидуума, — матриархальное управление, примитивный коммунистический строй, который может быть назван тиранией группы над индивидуумом, и кажется, что в этот период неолита, ассоциирующийся у нас с появлением керамики и ткачества, возникли не только искусства, но и религия — то, что мы называем духом. Зародилась культура, что представляется шагом вперед. Но затем появилось централизованное правительство, деспотичное, авторитарное и патриархальное, вероятно, изначально оно было функциональным и необходимым в периоды великой засухи. Нужно было мигрировать, организовать сообщество, и ради выживания потребовалось стать хищниками. Свидетельством этому является обожествление жертвоприношения во всех религиях. Нет такой религии, где не было бы жертвоприношений. Почему жертвоприношения? Как будто нам захотелось оставить историческое воспоминание, что иногда убийство свято, потому что оно необходимо: чтобы защитить жизнь, нужно убивать. Даже убивать животных было трагедией для человека, который жил в природе, в непосредственной близости от них… А потом начали убивать людей…

Мы стали варварами. Цивилизация родилась из варварства когда охотники на животных превратились в охотников на людей, нападавших на более цивилизованные оседлые народы, жившие по берегам великих рек.

В отличие от тех, кто сходится во мнении, что альтернативой патриархату является возврат к матриархальному строю, концепция Тотилы Альберта включала в себя понятие «трижды наш» (аллюзия к «Отче наш»): мир, в котором не только находятся в равновесии три интерпретации божественного — Отец, Мать и Сын, но и власть разделена между ними поровну. А принимая во внимание превышение власти тиранами и мечты некоторых людей о мире без правительств, должен заметить, что групповым психотерапевтам давно известно, что наличие небольшой власти сильно ускоряет процесс самоорганизации. И я думаю, Тотила был прав, говоря, что нужно объединить три принципа — отцовский, материнский и детский, которые соответствуют трём частям нашего мозга, и альтернативой политике патриархального строя может стать баланс между самоуправлением, демократией и центральным правительством. И таким образом, социальный порядок представлял бы собой не иерархию, а гетерархию.

Но как сделать это реальностью, притом что всё, о чем я говорю, совершенно несущественно в сегодняшней политике? Если бы кто-то захотел сделать реальностью альтернативный мир, приоритетным было бы формировать людей более добрых, более осознающих, более добродетельных… но эта задача кажется непосильной, учитывая огромную массу населения в мире и мизерный интерес со стороны людей к тому, чтобы кто-то помогал им меняться.

Тогда зачем я донкихотствую здесь, говоря о вещах, противоречащих ощущению реальности? Да потому, что наш мир катится под откос, цивилизация вошла в критическую фазу, когда выстроенная нами искусственная иерархия становится всё более и более дисфункциональной и даже катастрофичной, так что патология системы становится заметной и правительства, оторванные от масс, лишились их доверия.

Видя такое положение дел, я стал размышлять несколько апокалиптично, при этом я понимаю слово апокалипсис как «откровение». Я думаю, откровение именно в том и состоит, чтобы отдавать себе отчет в настоящий момент, что с нами происходит. И не то ли происходит? Кажется, впервые в жизни люди узрели лик Чудовища, которое веками пребывало с ними, ибо Чудовище — не что иное, как дух цивилизации.

Древний Рим называли «Зверем Апокалипсиса», иудеи чувствовали уничтожающее зло великих цивилизаций, которые они пережили: сначала египетское, потом вавилонское пленение. Метрополис — это чудовище, с которым мы пребываем вместе, независимо от его форм: сам патриархальный строй, который мы вознесли до размеров цивилизации, с монополией власти и постепенным его угасанием через века и тысячелетия.

В период контркультуры впервые мы заметили извращенность системы, управляющей нами, и сейчас люди снова начинают понимать её слепоту и неповоротливость, и это их возмущает. Такая ситуация заставила меня вспомнить совет, который я однажды услышал от суфийского мудреца, в ответ на вопрос, как нужно поступать с Эго, о чем я рассказал в самом начале этой книги.

Эго, или невроз, или та часть нас, нарциссичная по сути и желающая быть центром всего, которая не является нашим настоящим Я и против которой мы боремся, чтобы стать самими собой, — нужно ли её разрушать? Или она изменится? Или просто изменятся отношения с Эго, как случается, когда кто-то берёт в руки повод и направляет коня туда, куда ему нужно?

Надеюсь, не требуется повторять читателям анекдот, рассказанный на первых страницах книги, я напомню только его вывод: «Отпадёт само».

Мне кажется, надежда заключается в том, что в той же мере, как самые опасные и болезненные черты нашей личности могут потерять власть над нами, потому что, осознав причину их возникновения, мы в какой-то момент начинаем относиться к ним с юмором, так и в нашей коллективной жизни намечается процесс распада устаревшего и бесполезного уклада, что оставляет место для появления новых форм сознательной жизни и новых способов управления.

В кризисные годы часто повторяют, что И-Цзин, идеограмма кризиса, включает в себя смысл «опасности» и одновременно «возможности». Но само слово «кризис» пришло из медицины, где оно обозначает момент развития болезни, когда больной или начинает поправляться, или умирает. Всё это абсолютно соответствует сегодняшнему моменту, когда невозможно представить себе выживание человечества без глубинной трансформации сознания, принимая во внимание невозможность продолжения коллективного существования бессознательной, личиночной жизненной формы.

Нам стоит взглянуть в лицо кризису как на возможность выходящую за пределы его опасности и несчастий. Как мы организуем питание, если не будут работать торговые и транспортные компании? И если перестанет действовать экономическая система, придется вернуться к бартеру или создать деньги, альтернативные принятым у банков и правительств? Но может быть, если мы отпустим наше катастрофичное воображение на свободу и примем на вооружение возможность сообщества самоорганизовываться и использовать свою творческую силу, то обнаружим что сможем делать многие вещи лучше, чем организации, которые сейчас ответственны за это, когда отмершие способы управления развяжут нам руки.