Джеймс Холлис - Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым Страница 11

Почему трагизм жизни так значим для нас

Такие слова, как трагический или миф, порядком обесценились в настоящее время. Стараясь привлечь наше внимание, авторы газетных заголовков типа «Трагедия в Вест-Сайде: столкновение такси и внедорожника на скоростной автомагистрали – пятеро погибших» трагедией называют нечто ужасное, некое злоключение. (У греков, между прочим, было слово и для обозначения такого рода происшествий – катастрофа.) Но мы сможем многое понять в своей жизни, если обратимся к опыту прошлого, к тому, что античность интуитивно подметила еще двадцать шесть столетий тому назад и облекла в такие понятия, как «трагическое видение» или «трагическое чувство жизни». Восприятие дилеммы, стоящей перед человечеством, в трагических образах как диалектической пьесы рока, судьбы, характера и выбора – это наилучший пример того, какую роль в нашем земном существовании играют всевозможные житейские обстоятельства.

Как подметили наши предшественники, мы часто стремимся к некоему ожидаемому результату, усердно трудимся ради его осуществления, но неожиданно кривая выводит совсем не туда, куда ожидалось. Но самое тревожное – это то, что отклонение курса в значительной степени становится следствием поступков, совершенных, как предполагается, вполне сознательным существом. Но почему так получается, ведь мы же не враги себе? В представлении древних существовали космические силы, которым были подчинены даже боги. Их называли мойра, или «судьба», софросине – здравомыслие, чувство меры, дике — «правый суд», немезис, или «воздаяние как прямое следствие содеянного». Эти силы можно охарактеризовать как организующие, уравновешивающие, структурирующие аспекты космоса, то есть «строя, порядка». Не осознавая работу этих сил, что нередко с нами бывает, мы с большой долей вероятности остановимся на выборе, который бросает вызов принципам и энергиям, исходящим из космических глубин, чтобы потом мучительно пытаться компенсировать и исправить содеянное.

Больше того, согласно верованиям предков, мы часто «оскорбляем богов», иначе говоря, грубо вторгаемся в работу энергетических структур, которые они персонифицируют. Как следствие, оскорбление, нанесенное Афродите, сказывается на интимной жизни обидчика, а беспричинный гнев становится движущим мотивом поступков одержимого Аресом со всеми вытекающими последствиями. Древние не сомневались и в том, что, «прочитав» рисунок жизни, можно установить игнорируемые или подавленные архетипические силы, выяснить, кто из богов был оскорблен, и предложить жертву и компенсаторное поведение, чтобы восстановить равновесие. (Эта стародавняя практика не ушла далеко от современной идеи психотерапии, пытающейся прочитать рисунок жизни, установить место травмы и обрисовать в общих чертах программу, которая призвана помочь эго-сознанию в коррекции, компенсации, исцелении и выстраивании правильных взаимоотношений с душой.)

Следует учитывать и неповторимый характер личности, который, по мнению древних, тоже играет немаловажную роль в том, как создаются и раз за разом воспроизводятся паттерны. То, что древние называли губрис, а мы зачастую переводим как «гордыня», с практической точки зрения представляет собой склонность к самообману, присущую всем нам. В первую очередь, это относится к той иллюзии, что в нашем распоряжении имеются все необходимые факты для принятия правильного решения. То, что они называли гамартия, порой переводимое как «трагический изъян», я бы скорей назвал «травмированное видение», изначальная погрешность, которую несут в себе наши поступки как результат психологической истории.

Предрасположенность к совершению неправильного выбора или к непредвиденным последствиям вырастает из следующих двух склонностей. Первая из них – соблазн поверить в то, во что хочется верить, убежденность, что известно все, что нужно знать о себе и о сложившейся ситуации, чтобы совершить по-настоящему мудрый поступок. (На самом деле, как мало мы знаем даже для того, чтобы знать, что недостаточно знаем. Любой, кто достиг возраста сорока или пятидесяти лет и не ужаснулся тому, что натворил за все минувшие десятилетия, то ли пребывает в блаженном неведении, то ли не способен видеть вещи в их реальном свете.)

Кроме того, есть и второй фактор, а именно искажение перспективы под глубоким влиянием личной и культурной историй. Наш опыт слегка изменяет, даже искривляет, настройку линзы, через которую мы видим мир. И выбор, который мы совершаем, основывается на этом искаженном видении. Каждый от рождения получает подобную линзу, от своей семьи происхождения, культуры и «духа времени», чтобы глядеть сквозь нее на окружающий мир. Поскольку эта линза – единственная из всех нам известных, мы привычно полагаем, что видим реальность прямо и непосредственно, в то время как в действительности она всегда бывает окрашена и искажена. Так откуда же ему взяться, этому мудрому выбору, когда информация искажена, даже неверна? Только коррективы со стороны других людей или ущемленной психе способны открыть глаза на то, что с нашим основополагающим способом видения и понимания не все в порядке. В молодости я воображал, что можно выучить все наперед, и тогда каждый шаг в жизни будет правильным. Теперь-то я знаю, что все просчитать невозможно, что в любой ситуации всегда оказываются задействованы бессознательные факторы, которые проявятся лишь по ходу дела, если вообще проявятся, и старые силы, «неприбранная постель памяти» куда сильней, чем вообще можно предполагать. Самоуверенный напор юности (по большому счету, больше похожий на блуждание в потемках) мне все больше видится теперь комбинацией губриса, гамартии и бессознательного. Но, набив шишек и убедившись на опыте в ограниченности своих сил, мы обретаем мудрость смирения, когда уже знаем, что не знаем даже того, что ничего не знаем. А ведь именно это непознанное зачастую делает выбор от нашего имени и для нас.

Софоклов Эдип – вот тот прообраз смиренного знания, каким его представляет классическая трагедия. Эдип умен, тем не менее ум не спасает его от исполнения темного пророчества. Другими словами, проявляющиеся тенденции личной истории берут верх над здравым смыслом в критической точке, когда нужно совершить решающий выбор. Как непохожа на тон классической трагедии полушутливая тональность фильма «Пегги Сью вышла замуж», появившегося на экранах не так давно. Героиня фильма, взрослая женщина, уже прекрасно знает, как сложится ее жизнь после замужества. Но, получив шанс вернуться в прошлое, она выходит замуж за такого же придурка, и умудряется наломать дров точно так же, как и в первый раз. Получается, что она снова укладывается спать в «неприбранную постель памяти». И все же при всем различии тональностей насколько сходны эти послания! (Другое дело – получить возможность раз за разом исправлять свой выбор, как в фильме «День сурка», заново переиграв не самый лучший день в своей жизни. Но даже в таком случае способность к проигрышным вариантам в каждый данный момент кажется неисчерпаемой. Возможно, двадцати четырех часов нам и не хватило бы для их реализации.)

В своей самонадеянности мы воспринимаем подобную отрезвляющую мудрость как поражение. Но она также облагораживает и исцеляет, поскольку снова возвращает нас к правильному положению перед богами. «Правильные взаимоотношения с богами» как психологический концепт означает, что мы гармонизируем свою сознательную жизнь с глубочайшими силами, которые управляют миром и видят свое отражение в нашей душе. Подобные моменты синергии мы ощущаем как благополучие, как новый импульс в понимании себя и мира, чувство «дома» посреди нашего путешествия. (Не является ли, в самом деле, это углубленное путешествие души нашим настоящим «домом»?) Ощущение трагичности жизни в таком случае – это не упадничество, но скорей героизм, ибо в нем – призыв к сознанию, переменам и благоговейному смирению перед силами природы и собственной разделенной психе. Тот, кто игнорирует этот призыв, пострадает от гнева богов – от расщепления души, которую мы зовем неврозом. Ощущение трагичности жизни – непрекращающееся приглашение к сознательности. И когда оно принимается, то каким-то непостижимым образом расширяет кругозор в смиренном восстановлении того места, что по праву принадлежит нам в более широком порядке вещей. Назидание поступать смиренно и в страхе перед богами, освященное традицией, как и в прежние века, сохраняет свое непреходящее значение для всех нас.

Экзистенциальная травма и программирование чувства Я

Вспомним, что наше странствие по жизни начинается с болезненного отделения, с основательной встряски, от которой так и не удается полностью оправиться. Корневое послание, которое мы получаем от этого события, называющегося рождением на свет, выглядит следующим образом: мы изгнаны из дома и блуждаем в незнакомом и пугающем мире, полном неизведанных сил. Все и каждый из нас слышат одно и то же послание: мир велик, а ты – нет; мир могуч, а ты – нет; мир непостижим, но, чтобы выжить, тебе все же придется постигать его пути. Любящие родители и надежная поддержка, если они есть у ребенка, значительно смягчают жесткость этого сигнала, активируя природный ресурс к выживанию, которым потенциально наделен каждый из нас. Те дети, которым не так посчастливилось, в полной мере воспринимают ослабляющую силу этого послания, и их чувство переполненности миром становится еще сильнее. И все мы в разной степени испытываем две категории экзистенциальной травмы, которая скажется на нашей жизни от самого начала и до конца.