Ирвин Ялом - Дар психотерапии Страница 11

В первый раз я даю всем своим пациентам одинаковые указания, как добраться до моего дома: езжайте прямо вниз по улице X примерно полмили после пересечения дороги XX, поверните направо на авеню XXX, на углу которой вы увидите указатель на «Фреску» (местный симпатичный ресторанчик). Некоторые пациенты комментируют эти указания, некоторые — нет. Один пациент, в частности (тот самый, что жаловался на заляпанную грязью тропинку), в одно из первых своих посещений выразил свое несогласие: «Как вы могли выбрать «Фреску» в качестве ориентира, когда там расположена «Тако Тио»?» («Тако Тио» — режущая глаза мексиканская закусочная на противоположном углу улицы).

Учась внимательно слушать, держите в уме правило: один стимул, множество реакций. Если личности реагируют на общий сложный стимул, скорее всего, реакции будут различными. Этот феномен особенно заметен при групповой терапии, в ходе которой члены группы одновременно испытывают один и тот же стимул — например, если кто-то из членов плачет, или приходит с опозданием, или же спорит с терапевтом — и все же каждый из них реагирует на событие индивидуально.

Почему так происходит? Есть только одно возможное объяснение: каждый индивид обладает собственным внутренним миром, а потому стимул имеет оригинальное значение для каждого. При личностной терапии соблюдается аналогичный принцип, только события происходят последовательно, а не одновременно. (Иными словами, многие пациенты одного терапевта за время его практики реагируют на один и тот же стимул. Терапия подобна реалистичной форме теста Роршаха: пациенты проецируют на нее свое восприятие, отношение и значения из подсознания.)

Я разработал ряд основополагающих предположений, ведь все мои пациенты встречаются с тем же самым человеком (принимая во внимание то, что я не меняюсь), получают одинаковые указания, как добраться до моего дома, проходят по той же самой тропинке, заходят в ту же самую комнату с той же самой мебелью. Таким образом, индивидуальная реакция каждого пациента глубоко информативна — via regia,[6] позволяющая вам лучше понять внутренний мир пациента.

Когда замок на ширме в моем кабинете был сломан, что препятствовало плотному закрытию двери, мои пациенты реагировали на это самым разным образом. Одна пациентка всякий раз тратила уйму времени, вертя его в руках, и каждую неделю извинялась за это так, как будто бы она сама его сломала. Многие не обращали на это никакого внимания, тогда как другие всегда указывали на дефект и настоятельно советовали мне починить его. Некоторые даже недоумевали, почему я так долго тяну.

Даже банальная коробка бумажных носовых платков может стать богатым источником данных. Одна пациентка всегда просила прощения за то, что, доставая салфетку, немного сдвигала коробку. Другая — отказывалась взять последнюю салфетку в коробке. Еще одна никогда не позволяла передать ей салфетку, говоря, что вполне может сделать это сама. Однажды, когда я забыл заменить пустую коробку, пациент в течение нескольких недель острил по этому поводу («Так вы вспомнили на этот раз». Или же: «Новая коробка! Вы, должно быть, ожидаете сегодня тяжелый сеанс»). Другая принесла мне в подарок две коробки.

Многие мои пациенты читали мои книги, и их реакция на мое писательство также представляет богатый источник материала. Некоторые напуганы тем, сколь много я написал. Некоторые выражают озабоченность, что не покажутся мне интересными. Одна из пациенток рассказала мне, что читала мою книгу урывками в книжном магазине и не хотела ее покупать, так как она уже «внесла денежный вклад в контору». Другие, те, кто убежден в эффекте дефицита моего внимания, ненавидят книги из-за описания тесных отношений с другими пациентами — им кажется, что слишком мало любви остается для них.

В дополнение к реакции на обстановку кабинета у терапевтов есть множество других стандартных контрольных точек (например, начала и завершения сеансов, оплата счетов), которые помогают накапливать сопоставительный материал. А потом, конечно же, существует наиболее утонченный и сложный инструмент, Страдивари психотерапевтической практики — внутреннее «я» терапевта. Я еще многое скажу об использовании этого инструмента и уходе за ним.

Глава 17. Поиск эквивалентов «здесь-и-сейчас»

Как следует поступать терапевту, если пациент заводит разговор о проблеме, включающей в себя неудачное взаимодействие с другим человеком? Обычно терапевты изучают ситуацию очень глубоко и пытаются помочь пациенту понять его/ее роль в данных обстоятельствах, вырабатывают варианты альтернативного поведения, исследуют неосознанную мотивацию, просчитывают мотивацию других людей и ищут паттерны, то есть аналогичные ситуации, в которых пациент оказывался в прошлом. Освященная веками стратегия имеет свои недостатки: работа не только имеет тенденцию рационализироваться — очень часто она строится на неточной информации, которую дает пациент.

«Здесь-и-сейчас» предлагает гораздо лучший способ. Общая стратегия заключается в том, чтобы найти эквивалент «здесь-и-сейчас» для дисфункционального взаимодействия. Когда это сделано, работа становится гораздо более точной и безотлагательной. Некоторые примеры.

Кит и постоянное недовольство. Кит, сам практикующий психотерапевт, проходящий долговременный курс, рассказал мне о чересчур жестком взаимодействии со своим взрослым сыном. Впервые его сын решил взять на себя все приготовления к ежегодной семейной поездке на кемпинг и рыбалку. Кит, хотя и был обрадован тем, что его сын наконец повзрослел и что ему удалось освободиться от этого бремени, не смог ослабить контроль. Когда он попытался аннулировать все планы сына, настойчиво пытаясь перенести их на немного более ранний срок и в другое место, его сын взорвался, назвав своего отца назойливым деспотом. Кит был опустошен и убежден на сто процентов в том, что он раз и навсегда потерял любовь и уважение своего сына.

Какие задачи преследовал я в этой ситуации? Долгосрочная задача, к которой мы могли бы вернуться в будущем, состояла в том, чтобы изучить неспособность Кита ослабить контроль. Более близкая — в том, чтобы предложить Киту незамедлительное утешение и свое содействие в восстановлении душевного равновесия. Я старался помочь ему обрести такое видение, чтобы он смог осознать, что данное осложнение было не чем иным, как одним скоротечным эпизодом на фоне любящих взаимоотношений с сыном в течение всей его жизни. Я считал, что подробный анализ случая был бы крайне неэффективным, — я никогда не видел его сына и мог только догадываться о его истинных чувствах. Гораздо лучше, казалось мне, идентифицировать и работать с эквивалентом «здесь-и-сейчас» этого неразрешимого события.

Но какого именно события «здесь-и-сейчас»? Для этого нужно было внимательно слушать. Так случилось, что не так давно я направил к Киту пациента, который после нескольких сеансов с ним не вернулся. Кит пребывал в невероятном волнении из-за потери пациента и сильно мучился в течение длительного времени перед тем, как «исповедоваться» мне на предыдущем сеансе. Кит был убежден, что я строго осужу его, не прощу этого провала и никогда больше не направлю ему другого пациента. Обратите внимание на символическую равноценность этих двух событий — в обеих ситуациях Кит предполагал, что единственный его поступок навсегда опозорит его в глазах того, кого он высоко ценил.

Я попытался рассмотреть эпизод «здесь-и-сейчас» из-за его чрезвычайной неотложности и соответствия. Я сам был объектом опасений Кита и мог анализировать свои собственные чувства вместо того, чтобы впустую гадать, что чувствовал его сын. Я сказал ему, что он абсолютно неверно понял меня, что у меня нет ни малейших сомнений в его чувствительности и сострадании и что я уверен — он делает отличную клиническую работу. Было бы очень неразумно с моей стороны пренебрегать долгим опытом общения с ним на основе лишь одного этого эпизода, и я сказал ему, что непременно буду направлять к нему пациентов и в будущем. После завершения анализа я чувствовал уверенность в том, что подобная терапевтическая работа «здесь-и-сейчас» была гораздо более действенной, нежели исследование кризиса с его сыном «тогда-и-там», и что он запомнит нашу встречу гораздо лучше, чем любой рациональный анализ эпизода с его сыном.

Элис и грубость. Элис, шестидесятилетняя вдова, отчаянно ищущая другого мужа, жаловалась на ряд неудачных романов с мужчинами, которые часто исчезали из ее жизни безо всякого объяснения. На третий месяц терапии она поехала в круиз со своим последним кавалером, Моррисом, который выразил свое огорчение ее привычками торговаться, нахально пролезать в начало очереди и занимать лучшие места в экскурсионных автобусах. После путешествия Моррис исчез, отказываясь даже отвечать на ее звонки.