Вадим Демчог - Самоосвобождающаяся игра Страница 12

Итак, «Дьявол образован из обрывков Бога»207! Или еще более новаторски: «Дьявол — это оцифрованный Бог»208! То есть «…если в ваш мозг введена программа примитивного сознания, согласно которой мир разделен лишь на два полюса “внутреннее — внешнее“, “черное — белое”, “добро — зло”, “свет — тьма”, “реальность — иллюзия” и т. д., то всё, что вы думаете, вам кажется истиной, а все, что думает ваш оппонент, — ложью. И наоборот»209.

Но здесь важно еще раз повторить, что для Театра Реальности это естественный и даже закономерный процесс, так Он «…сам заманивает себя в ловушку своего собственного совершенства…»210, надевая на себя маску человеко-роли только для того, «…чтобы встретиться и поиграть с самим собой»211. Эта ничем не удержимая тяга «…пробуждается жаждой Мирового Ума полностью познать самого себя. Что может быть сделано только путем выражения вовне, в виде непосредственного творящего действия, то есть путем расщепления самого себя на познающее и познаваемое. И потому ход творения требует разделения на субъект и объект, наблюдателя и наблюдаемое, (…) так чтобы “ Бог мог узреть Бога” или “ Лик мог узреть Лик”»212. Так, «…играя в Творение, Всемогущий прячется за невежеством, провоцируя стремление к Единству»213. Или, еще проще, словами Шри Рамакришны: «Все это необходимо, чтобы завязать сюжет»214.

На одной из миниатюр в трактате «Ars moriendi»215, изображено искушение умирающего от «суетной славы». Демоны (двое из них с высунутыми языками) подносят умирающему корону! «Ситуация коронования, конечно, совершенно ложная; перед нами — типичное illusio, созданное демонами в результате их игры, quasi ludendo, а высунутый язык, это, конечно же, знак игры-обмана!»216

Вывод: именно бессознательное разделение неделимой природы Театра Реальности на того, кто смотрит; того, кто играет; и того, кого играют, является тем камнем преткновения, благодаря которому мы блуждаем в бесконечном «лабиринте» демонических игр, «…автоматически накапливая признаки собственного бессилия и в конце концов теряя связь со своим творческим потенциалом»217. Так, подгоняемые безжалостной плетью демона игры, мы, облеченные в «иероглифический панцирь» Вильгельма Райха218, бессознательно вращаем тяжелое колесо своей собственной фрустрации, депрессии и цинизма219, настойчиво призывая в свою жизнь маниакально депрессивный синдром220!

И что мы можем извлечь полезного, из всего, описанного выше, ужаса?

Дело в том, что там, где внешний мир «существует независимо от нас» и «создан не нами» (!!!), мы всегда будем ощущать себя маленькими и беззащитными! И как бы мы ни старались быть сильными, он (этот «созданный не нами» мир) всегда будет больше, и мы всегда будем проигрывать! Говоря словами известного психокибернетика Грегори Бейтсона: «…мы всегда будем жертвой Большого Мира»221!

И эту мысль есть смысл повторить очень много раз: В МИРЕ, СОЗДАННОМ НЕ НАМИ, ТВОРЧЕСКАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ НЕВОЗМОЖНА! И еще раз: НЕТ, И НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТВОРЧЕСКОЙ РЕАЛИЗАЦИИ В МИРЕ, В КОТОРОМ НЕ МЫ ИГРАЕМ РОЛИ, А РОЛИ ИГРАЮТ НАС! И все это означает, что туда, «…где “реальная” Вселенная существует отдельно от нас, неизбежно опускается мрачная паутина насилия и ужаса»222. Это означает, что в обстоятельствах созданного не нами мира нашей единственной возможностью будет т. н. «внешняя мотивация»223, а нашей единственной потребностью — напряженная «боевая стойка» и естественное желание демонстрировать правоту, социальную значимость, успешность и сексапильность нашей роли. И так демон игры легким артистичным жестом вписывает нас в «туннель реальности» т. н. «демонстративных» ценностей, тотально выхолащивая творческую потенцию и способность творить свой мир!

Еще и еще раз: В МИРЕ, СОЗДАННОМ НЕ НАМИ, ТВОРЧЕСКАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ НЕВОЗМОЖНА! Но! И это самое фантастичное из всего сказанного выше: в этой невротично-конфликтогенной по своей природе позиции хранится невероятный творческий потенциал для создания своих правил и своей собственной ИГРЫ!

ВНИМАНИЕ!

Здесь начинается «миф о герое», который, подобно бесстрашному «алхимику духа»224, терзаемый непоколебимой амбицией совершенства, решается-таки схватить за горло т. н. «дракона шизофрении», направив свой путь в темный лабиринт своего собственного подсознания, в поисках того самого Мастерства, о котором не перестают на разных языках говорить «Делатели» разных эпох и направлений.

14. Артистический невротизм

Между словами «артист» и «невротик» человечество всегда ставило (и справедливо продолжает ставить) знак равенства. И что же роднит эти два понятия? «Какие невидимые, интимные нити связывают воедино театр и невротизм?..»225. Известно, например, что «…счастливый человек — плохой актер; у него мало искренних поводов к тому, чтобы искать, вопрошать, сомневаться, быть недовольным жизнью и собой. (…) Считается, что актер, говорящий о своей счастливой творческой судьбе, говорит совсем не о том счастье, которое имеют в виду обыкновенные люди… Происхождение этого счастья таково, что многие не пожелали бы его для себя. (…) Настоящим актером может быть лишь тот, кто способен страдать и вмещать в себя страдание. (…) Острое переживание внутреннего противоречия в себе, гнетущая неуверенность и боль собственного существования, разлад с самим собой, безысходное чувство вины, страдание и отчаяние от невозможности выразить себя, от ненужности твоего лучшего другим, тоска по правде и высшей разумности, несбыточные надежды, опрокинутая любовь и вера… — вот достаточный повод, чтобы быть актером»226.

Вывод: наша профессия требует НЕВРОТИЗМА! Невротизм — основа ее жизнедеятельности! И почему?

Это особая и очень большая тема. Но если коротко сформулировать суть невротического положения Ума, то получится следующее: невротик — это тот, кто в общении с другими и с миром в целом сознательно или несознательно стремится к моделированию конфликта!227. Невротик не может иначе: «…он летит на конфликт, как мотылек на огонь: боится и жаждет одновременно… его “нервная почва”, конфликтогенная по самой основе своей… бессознательное укоренение невротика в своей “нервной почве” есть не что иное, как установка его психики на конфликт, готовность переживать конфликт всегда и всюду»228. Или словами Шекспира: «Природа дарования, коим я обладаю, очень-очень проста. Ум мой от рождения предрасположен к фантазии, причудливо выражающейся в образах. Зачинаются они во чреве памяти, возрастают в лоне pia mater229 и рождаются на свет с помощью благосклонно сошедшихся вместе условий. Но дарование расцветает лишь в том, в ком оно достигает предельного обострения»230.

Итак, конфликт — это жизненная необходимость невротика, можно даже сказать, что за счет конфликтов он растет, меняет старую кожу на новую. Не моделируя конфликты, он кажется себе мертвым, застывшим, безжизненным… живущим как бы не в своем мире, не в своем доме… (а если театр в большинстве своем состоит из невротиков, то можно представить себе, что это за мир). Вот почему великий Мейерхольд не перестает жаловаться на свою удивительную способность притягивать в свою жизнь испытания и при этом с восторгом отмечает, что без них его жизнь превратится в сплошную скуку. Вот почему гигантский мозг Пушкина не может удержаться от демонического злорадства, касаясь механизмов творчества: «…Зло самое горькое, самое нестерпимое для стихотворца есть его звание и прозвище, которым он заклеймен и которое никогда от него не отпадет»231. Точно так же как и Джойс: «Временами дух, который движет моим пером, кажется мне самому злонамеренным»232. Или из Дега: «Художник пишет картину с тем же чувством, с каким преступник совершает преступление»233. Или из Ницше: «Оправдано всякое зло, видом коего наслаждается некий бог»234. Опуская, так же, шокирующие признания множества других мастеров, среди которых предельный Гете со своим «Я часть той силы…»235; Уильям Блейк с бракосочетанием ада и рая; Бетховен, Вагнер и Пикассо, можно констатировать следующее: художнику как невротической личности необходимо зло, необходим конфликт. Необходима война! И она принципиально важна для того, чтобы «завязать сюжет», чтобы высечь искру мотивации для творчества, для роста; для того, чтобы эволюционировать, т. е. подобно Фениксу переходить на более высокие уровни переживания реальности, «сжигая старые формы»236себя, осваивая новые. Одним словом, подобно легендарным пассионариям 237, для которых стремление к цели, чаще всего неосознаваемой, так велико, что превышает инстинкт самосохранения, «…без конфликтов он жить не может, хотя и убеждает всех, и себя в первую очередь, что желает покоя, мира, тишины. Ведь конфликт взламывает, взрывает, уничтожает объективно сложившиеся отношения с окружающими, дает импульс к поиску новых форм общения»238и т. д. и т. п. Поэтому «…творческие люди “креативщики” — это одновременно и создатели проблем (“траблмейкеры”), и решатели этих проблем»239. И здесь вместе с незабвенным Томасом Карлейлем можно радостно воскликнуть: «О мир! Как же тебе застраховать себя от этого человека? Ты не можешь обуздать его виселицами и законами, не можешь нанять его за деньги. Он ускользает от тебя, как дух. Его место среди звезд на небе… Он не ищет твоих наград… он не боится твоих наказаний. Даже убивая его, ты ничего не добьешься. О, если бы этот человек, из глаз которого сверкает небесная молния, не был насквозь пропитан божьей справедливостью, человеческим благородством, правдивостью и добротой, тогда я дрожал бы за судьбу света… Жизнь его — не веселый танец, а битва и поход, борьба с властелинами и целыми царствами… Он странствует среди людей; он любит их неизъяснимой любовью, смешанной с состраданием, любовью, какой они в ответ любить не смогут, но душа его живет в одиночестве, в далеких областях творения…»240. Но, «…без этих смешных Дон-Кихотов, без этих чудаков-изобретателей не продвигалось бы вперед человечество — и не над чем было бы размышлять Гамлетам»241.