Никколо Макиавелли - Политика для начинающих (сборник) Страница 12

Во втором случае слабым государям я могу только посоветовать как можно усерднее укреплять те города, в которых находятся их резиденции, и не заботиться об остальной стране. Если правитель сумеет хорошо укрепить свою столицу и хорошим управлением, при помощи средств, о которых я уже говорил и буду еще говорить, привяжет к себе подданных, то обыкновенно не охотно решаются на осаду его столицы. Это происходит оттого, что люди вообще не особенно охотно решаются на предприятия, успех которых труден, осаждать же хорошо укрепленную столицу такого государя, который любим своими подданными, – дело нелегкое.

Германские государства пользуются весьма широкой свободой, хотя территории их весьма необширны; жители не страдают от особенного гнета своих правителей и не боятся ни их, ни правителей соседних городов. Каждый город так хорошо укреплен, что осаждать его весьма затруднительно; все они окружены крепкими стенами и широкими рвами, снабжены в достаточном количестве артиллерийскими орудиями и снарядами, а общественные магазины в них наполнены провиантом и топливом в таком количестве, что его хватит на год для всех жителей. Кроме того, у них заготовлены значительные запасы материалов, могущих дать на целый год работу нуждающимся классам населения, без общественного отягощения. Народ в них будет, следовательно, и во время осад спокоен, предаваясь именно тем занятиям, которые составляют жизнь и нерв местной его деятельности. Кроме того, военное звание в этих городах пользуется почетом и в войсках учрежден образцовый порядок. Итак, правитель, столица которого хорошо укреплена и который не ненавидим народом, не должен бояться бедствий осады; обыкновенно против таких укрепленных мест осад не предпринимают, в случае же начатой осады, она к стыду осаждающих весьма скоро снимается, так как, при изменчивости дел в этом мире, почти невозможно, чтобы враг оставался со своими войсками лагерем целый год в одной и той же местности.

Мне возразят, что жители страны, живущие за городскими стенами, не могут сохранять спокойствие при виде того, как их собственность будет сжигаема неприятелем; что скука осадного времени и личная безопасность заставит их мало заботиться об интересах своего государя. На это я отвечу, что храбрый и могущественный правитель всегда сумеет восторжествовать над этими трудностями: он может обнадеживать подданных тем, что невзгода долго не продолжится, возбуждать в них боязнь жестокостей врага и, наконец, прибегать к строгим мерам в отношении тех, кого он найдет слишком дерзкими и недовольными.

Кроме того, неприятель обыкновенно жжет и грабит страну в первое время своего вторжения, то есть в то именно время, когда умы жителей особенно возбуждены против него и все расположены к защите. При таком настроении умов для государей обязательно хладнокровие; так как впоследствии, когда первая вспышка энтузиазма народа утихнет, ему придется поддерживать в нем этот дух. Тогда жители поймут, что беда уже совершилась, зло уже ими перенесено и против него нет более лекарства; они увидят, что связь их с государем как бы укрепилась, так как они почтут его как бы обязанным вознаградить их за то, что их дома сожжены и поля истоптаны для его защиты. Таким образом, сообразив все мною сказанное, легко понять, что мудрому государю, осажденному в столице, весьма нетрудно внушать бодрость ее жителям и поддерживать их в этом расположении до тех пор, пока средства продовольствия и защиты не истощатся.

Глава XI. О государствах, управляемых духовною властью

Мне остается теперь рассмотреть государства, управляемые духовной властью. Вся трудность в отношении их состоит, впрочем, только в их приобретении, для чего нужно или счастливое стечение обстоятельств, или личное достоинство духовного лица, приобретающего их. При дальнейшем их управлении не требуется ни того, ни другого, так как власть поддерживается обыкновенно укоренившимися религиозными обычаями, чрезвычайно могущественными в человеческих обществах, и уважением к сану правителей, независимо от того, как бы они ни действовали и какого бы рода жизнь ни вели.

Только такого рода правители обладают государствами, не обязываясь их защищать, и имеют подданных, о которых ничуть не заботятся. Государств этих, хотя и незащищенных, никто у них не оспаривает, и их подданные, хотя о хорошем управлении ими никто не заботится, не желают, да и не могут отлагаться от них. Только такие правители счастливы и безопасны. Так как подобное явление зависит от высших причин, до которых человеческий ум не может возвыситься, то я и не буду совершенно об этом говорить. Власть их обыкновенно проистекает от Бога и поддерживается Божью милостью, так что и рассуждать о ней человеку грешно и дерзко. Тем не менее если меня спросят, каким образом светская власть церкви могла достигнуть настоящего своего могущества, я должен буду, несмотря на то что все это хорошо известно, освежить несколько причины этого в памяти моих читателей. В самом деле, между тем как до Александра VI все итальянские государи, имевшие хотя какую-нибудь власть в Италии, и не только самостоятельные правители, но даже мелкие бароны и синьоры нисколько не обращали внимания на светскую власть папы, – теперь значение ее поднялось до того, что она заставила трепетать самого французского короля и обусловила как его изгнание из Италии, так и погибель венецианцев.

Прежде нежели французский король Карл VIII проник в Италию, ею обладали: папа, венецианцы, неаполитанский король, миланский герцог и флорентийцы. Главным делом всех этих властителей были две важнейшие заботы: во-первых, препятствовать вторжению всякого чужеземца в Италию и, во-вторых, не допускать увеличения одного из этих государств на счет других. В последнем смысле следовало обращать особенное внимание на папу и венецианцев. Для удержания их в настоящих границах было достаточно соглашения между собою всех остальных государств, как было при защите Феррары; для противодействия же папе надо было действовать на римских аристократов; последних было две фракции: орсинисты и последователи Колонны, постоянно враждовавшие между собой и сеявшие в Риме раздоры, так что, будучи всегда вооружены ввиду самого папы, они обусловливали постоянную непрочность и слабость его власти.

Хотя в среде пап иногда и появлялись отважные и решительные личности в роде Сикста IV, но никому из них недоставало ни счастья, ни умения освободиться от этих неудобств. Краткость сроков господства пап служила для этого препятствием; средним числом каждый из них владычествовал не более десяти лет, а такого промежутка было едва достаточно для усмирения какой-нибудь одной из партий, разделявших Рим. Таким образом, если кто-либо из пап достигал уничтожения власти партии Колонны, его наместник, будучи врагом Орсини, снова ее восстановлял, но и ему, в свою очередь, не хватало времени для уничтожения орсиниевской партии. От этого происходило то, что светская власть папы не пользовалась никаким значением в Италии.

Наконец, на папский престол взошел Александр VI, сумевший лучше всех своих предшественников воспользоваться всем, чем только могли располагать папы для увеличения своей власти при помощи сокровищ и войск церкви. Он воспользовался вторжением в Италию французов и нашел исполнителя своих планов в герцоге Валентино, устроив все то, о чем я уже говорил подробно, разбирая действия последнего. При этом он, без сомнения, не имел в виду увеличения власти церкви, но только усиление власти герцога, тем не менее все его предприятия принесли пользу церкви, которая и наследовала, после его смерти и гибели герцога, плоды его трудов.

Потом на папский престол взошел папа Юлий; он застал церковь уже весьма могущественной: Романья принадлежала ей, главы римских партий были уничтожены, самые партии строгими мерами папы Александра приведены в невозможность составлять заговоры; кроме того, он нашел источники доходов, к которым до папы Александра никто не прибегал. Папа Юлий решился идти по дороге своего предшественника и даже дальше его; для этого он предположил завоевать Болонью, уничтожить венецианцев и выгнать французов из Италии. Во всех этих предприятиях он имел успех и покрыл себя тем большей славой, что действовал во всем этом только для увеличения власти церкви, а не в видах личного своего интереса.

Кроме того, он сумел удержать партии Колонны и Орсини в тех границах, в какие привел эти партии папа Александр, и хотя между ними встречались еще личности, способные сделаться предводителями восстаний, но ничего подобного не происходило, так как, с одной стороны, их удерживало могущество церкви, а с другой – потому, что в среде их не было кардиналов, обыкновенно бывающих первыми зачинщиками и производителями раздоров и междоусобий; до тех пор пока эти партии имели своих кардиналов, они не могли быть спокойными, так как кардиналы создавали новые партии в Риме и других местах, а бароны обязывались их поддерживать; таким образом, из-за честолюбия духовных рождались раздоры и беспорядки между военачальниками.