Игорь Калинаускас - Жить надо! Страница 14

Очень трудно проконтролировать в себе самом все проявления того мира, к которому ты принадлежишь и который трудно осознать. И еще труднее проконтролировать, попытаться сыграть что-то не из своего, а из другого мира.

Оставить свой социально-психологический мир – это и значит оставить самого себя. Получается, что социально-психологический мир – это как бы та река, то озеро или тот аквариум, в котором каждый человек живет как рыба.

Если вы выпрыгиваете из этого аквариума, нужно перепрыгнуть четко в другой и мимикрировать (подстроиться, стать своим), чтобы быть похожим на местных рыб, либо выпрыгнуть и начать делать вокруг себя свой аквариум.

Этот момент сложен, ведь для того чтобы хорошо разбираться в других мирах, вы должны познакомиться со своим – познакомиться в смысле «осознать».

Это очень трудно, но очень продуктивно, потому что в этом случае вы многое сможете понять в своей жизни. Многие истории, случившиеся с вами, откроются вам совершенно в другом свете. Вы читать книжки станете иначе, с людьми разговаривать станете иначе, потому что будете понимать, что нужно… Это важно: понимать, что в каждом моменте есть еще одна непременная информация – информация о социально-психологическом мире.

Я думаю, ближе всего к этому подходит профессия режиссера, потому что режиссура – это и есть создание мира: один пытается угадать мир, созданный автором, а другой с помощью пьесы выражает свой. Но суть одна – за несколько часов нужно создать убедительный социально-психологический мир.

Теоретик литературы Михаил Бахтин в своих работах говорит о хронотопе (пространство плюс время) как о характеристике художественного произведения, то есть говорит, что время и пространство художественного произведения имеют свои специфические качества. А мы с вами замечаем, что у человека, занимающегося психоэнергетикой, появляется другое чувство времени, для него характерно проживание более полное, и потому от утра до вечера проходит огромная жизнь. Это и есть перемещение из одного человеческого времени совсем в другое.

Вы, например, к вечеру вспоминаете утро как что-то резко удаленное от вас, а другой человек, собственно говоря, только в пять вечера просыпается. До этого у него просыпаться нет необходимости – он не просыпаясь встал, оделся, позавтракал, впрыгнул, выпрыгнул, встал на рабочее место, отработал, вышел – выдох – и только теперь – жизнь!

А сколько той жизни? С пяти до десяти-одиннадцати, когда нужно обязательно лечь спать. Значит, встал, поспал, снова в пять часов проснулся, заснул. Это же другая жизнь, другое время. Так же как один человек никогда не выезжал из своего родного, любимого города, а другому не проблема – сесть в самолет и махнуть куда-нибудь за тысячу километров. У них разное пространство и время. Значит, еще один признак социально-психологического мира – это хронотоп, специфический для каждого.

Есть социально-психологические миры, где к пенсии начинают готовиться лет с двадцати пяти. Понимаете, у них все серьезно: чтобы была хорошая пенсия, надо то-то, то-то, то-то. А до пенсии еще тридцать лет, но человек уже готов. Так принято. Такое время в этом мире.

Есть социально-психологические миры, где любой человек, который вообще позволяет себе больше, чем поездку в отпуск, – это просто несерьезный тип, без корней. А есть социально-психологические миры, в которых, наоборот, если человек не поменял двадцать-тридцать мест работы, то это не человек вообще.

Вот об этом обязательно надо помнить, размышляя о том, что2 есть норма, а что – отклонение.

Я как-то общался с настоящим бичом. Для него вся страна – одна большая квартира. Он точно знает, где надо жить в феврале, а где в марте. И эти места, с нашей точки зрения, далеки друг от друга, а с его точки зрения, страна – это одна территория, одно пространство.

А если границы откроют – он еще свободнее будет. Как мне один наш турист, ну не совсем турист, а человек, который ездит в командировки, говорит:«В Брюсселе познакомился с одним хиппарем, поболтали. Спрашиваю у него: „Куда теперь?“ – „А я, – говорит, – сейчас в Париж иду“. – „Как в Париж?“ – „А так, – говорит. – Хочу в Париж сходить“». Через месяц они встретились с ним в Париже. Тот пешком. Вот так ходит по Европе «призрак хиппизма». Во плоти. Для нас с вами это нонсенс. Для нас проблема в соседнюю республику, бывшую союзную, прийти…

Вы думаете, там, на Западе, все такие, все пользуются этими свободами? Нет. Некоторым это в голову не приходит. Не потому, что нельзя, а потому, что просто не надо: «Что это я буду шататься по этой Европе? Мне и дома хорошо. На своем огороде. Можно съездить в этот безумный Париж один раз, в молодости, чтобы потом внукам рассказывать».

Мы же с вами думаем, что наша жизнь полностью определяется внешними обстоятельствами. Мы не в той стране, не в то время, а вон там… а вот у них… Да там все точно так же, только богаче, больше там политических, экономических свобод. Но социально-психологические миры гораздо больше похожи, чем мы можем предположить. И, приехав куда-нибудь «туда», вы будете чувствовать себя плохо до тех пор, пока не встретите своего, из другой страны, но своего. Из того же мира. С удивлением выясните, что вы «родственники».

Есть такой мир – мир театра, который я хорошо знаю. И куда б я ни приехал, в любую точку бывшего Советского Союза или за рубежом, – что мне надо? Зайти в ближайший театр. Все. Я дома. Просто театр, нормальный, по законам Великого Среднего театрального мира. В любом месте пришел: «Я режиссер». – «О-о! Кофе будешь?» – если там кофе есть, в той стране, или чай.

Есть миры, выходящие за пределы национальных границ, а есть миры, замкнутые еще и национально.

Одна моя знакомая режиссерша, литовка, работает в Минске. Вышла замуж в Минске и повезла своего мужа на родину к себе, на хутор к родителям – познакомиться. Он такой интеллигентный, ему предлагают: «Пей, пей». Он: «Ну что ж делать, – ради жены, новых родственников…» – пил и пил.

Больше он туда не ездит. Сказали: «Не привози. Пьяница». А он в Минске в рот не берет. Ну, только на праздник. А прослыл пьяницей. И не докажешь ничего. Свой среди чужих, чужой среди своих.

Где свои, где чужие? Только инстинкт выводит к своим абсолютно точно. Где вам легче всего? Среди каких людей? Это ваши люди, это ваш мир. Если вам здесь хорошо – этот мир ваш.

Каждый из нас прекрасно знает, где ему на самом деле хорошо, свободно, легко и, главное, бесконтрольно: что ни сделаешь – точно попадешь! И что поругаешь – все ругают, и что похвалишь – все похвалят! Поэтому когда кто-нибудь из наших куда-то туда забрался, а потом в родную деревню приехал своих навестить, так это ж святое дело. И ему хорошо. Он же там остается нашим посланником. Он же там не прижился… А вот если прижился, то он уже не наш и не наша гордость. Он уже – изменщик.

Та же самая форма: знаменитый наш, но живет в другом мире, ему же там тяжело должно быть, он должен все время к нам домой рваться! А если прижился – то изменщик, подлый человек, забыл своих, бросил.

Человек не виновен, что он родился не в том мире, где родились вы. Понять чужой социально-психологический мир – очень тонкое дело. Мы часто этого не понимаем и поэтому пытаемся действовать грубыми орудиями: обижаем, оскорбляем, пытаемся переделывать друг друга.

История каждого человека персонально и человечества в целом – в каждом из нас, мы – образ человечества. И решая в силу каких-то причин покинуть свой мир, вы должны свято помнить формулу, свойственную этой ситуации: «И сжег он то, чему поклонялся, и поклонился тому, что сжигал». Так поступить, так сделать, так думать – значит искренне пережить благодарность всем людям, из которых вы сделаны. Покидая их, уходя в другой мир, нужно сказать этим людям большое спасибо. Потому что где-то там, среди них, или где-то там, в структуре их взаимодействия, и родился этот ваш импульс – перейти в другой мир. Он не с неба упал, не надо придумывать, что «космос позвал». Он там родился.

Когда я впервые всерьез сделал самовоспоминание своей жизни, выяснилось, что первым моим учителем была бабушка. Чего я в ней до тридцати лет своих не подозревал, а когда понял, увы, ее уже не было здесь, я не мог даже поехать и сказать ей спасибо.

Во мне все люди, из которых я сделан, и они все стоят рядом. Я и есть они. И Юрий Михайлович Лотман, и моя бабушка, и дядя Миша, который учил меня слесарному делу, и Владимир Федорович, с которым я играл в одном театре, и многие другие. Они все – это и есть я. Каким-то чудесным, таинственным образом из всего этого получился я.

Вот если вы так будете смотреть на себя и от себя, тогда вы никогда не скатитесь в пустое обличительство, в пустое соревнование: чей мир лучше?

Научившись смотреть на мир таким взглядом, вы сможете говорить с человеком на его языке. Как показывает практика, это самое сложное искусство из всех искусств в мире – говорить с человеком на его языке. На языке его мира.