Алексей - О «дедовщине»: взгляд социального психолога Страница 14

Серьезное возражение всегда было только одно — мол, дорого очень. Не хватит денег у государства на контрактную армию! Однако теперь, когда от Стабфонда, ЗВР и профицита бюджета уже чуть не лопается казна — и финансовый аргумент звучит малоубедительно. И last, but not least[6]: в контрактную армию пойдут только те граждане, которые ХОТЯТ в нее идти. А те, которые НЕ ХОТЯТ («то есть я и мои дети», как мысленно добавляют едва ли не подавляющее большинство "дорогих россиян") — и НЕ ПОЙДУТ! Без всяких взяток, справок, «отмазок» и прочего.

Почему же при всех этих убойных аргументах вопрос перехода «на контракт» никак не продвигается дальше деклараций в духе «надо бы» и «неплохо бы»? Неужели дело только в неимоверной косности или некомпетентности руководства страны и министерства обороны?

Дело в том, что призывная армия обладает одним, но зато поистине огромным преимуществом именно с точки зрения гражданской государственной власти.

Призывная армия абсолютно беззащитна перед собственно государством и практически неспособна выступать в качестве СУБЪЕКТА ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ. Это единственное достоинство как раз является продолжением (вопреки пословице) всех перечисленных выше многочисленных ее недостатков.

Солдаты в призывной армии, как справедливо уже отмечалось — почти рабы, остающиеся «в рядах» главным образом ввиду общего государственного принуждения. Сами они служить, как правило, не испытывают ни малейшего желания и при первой же ЛЕГАЛЬНОЙ возможности охотно бы расстались с погонами и всем, что с ними связано.

Причем данное принуждение осуществляет вовсе не сама армия; она лишь пользуется его плодами. Грубо говоря, солдат остается служить главным образом из страха перед милиционером (т. е. — перед репрессивным аппаратом государства). Таким образом, главный ресурс этой армии, ее «мясо» (пусть даже пушечное) — ей, оказывается, не принадлежит! Аппарат нынешней (как и советской) армии, ее «мозг» — многочисленный офицерский корпус — как бы подвешен в воздухе. И ниточка, за которую он подвешен, находится в руках Гражданской Власти.

Именно этим объясняется удивительная беспомощность Армии в эпоху всех и всяческих катаклизмов, реорганизаций и сокращений в ее истории, особенно — в начале 90-х, когда реальное денежное довольствие офицеров в реальном выражении сократилось в десятки раз (поскольку никогда не успевало за галопирующей инфляцией), годами не выплачивалось вовремя, условия жизни в военных городках повсеместно ужасали — и за весь это период не было не то что состоявшегося военного бунта, но даже и мало-мальской угрозы его!

Впрочем, вспомним обвальное и чрезвычайно жестокое по форме сокращение армии, предпринятое в 60-е годы Хрущевым, которое также прошло без каких-либо попыток армии возмутиться… Власть в нашей стране всегда «в глубине души» знала, что со стороны офицерства ей опасаться нечего — и потому никогда с ним особо не церемонилось.

А почему так? Хрущев ДЕСЯТКАМИ ТЫСЯЧ вышвыривал со службы, не дав дослужить год-два до пенсии, командиров батальонов и полков, вооруженных самым современным на тот момент оружием; при Ельцине целые военные городки (скажем, возле расположения танковых дивизий), бывало, оставались без отопления, продпайков и денежного довольствия на всю зиму; офицеры глухо роптали, солдаты мерзли — но никаких поползновений «стукнуть железным кулаком» не было!

Призывная армия не может быть самостоятельной внутренней политической силой прежде всего потому, что ее основа — солдаты — всегда имеет тенденцию разбежаться.

По большому счету, они только ждут соответствующей отмашки… именно от гражданской власти, а вовсе не от своих командиров. В своей истории мы имеем тому чрезвычайно красноречивое подтверждение — 1917 год.

Ведь царская армия также была по своей сути призывной. На момент революции она была поистине огромна — если судить по количеству «штыков» — располагаясь на огромном фронте от Валахии до Прибалтики. Что в сравнении с нею была горстка «повстанцев»-большевиков? Кому, казалось бы, должна была в итоге достаться вся власть в стране? Им или боевым генералам Корнилову и Деникину, имевшим в непосредственном подчинении огромные войсковые соединения?

Однако, как только выяснилось, что центральная власть ослабела, будущие генералы Белой Армии — а на тот момент генералы армии действующей — в полной мере почувствовали, что командовать им фактически НЕКЕМ. Солдатская масса с фронтов разбежалась практически ВСЯ. Целые полки «серой скотинки» захватывали эшелоны и двигали в тыл. Как известно, Добровольческая Армия первоначально была вынуждена формироваться ТОЛЬКО из офицеров — потому что солдат как таковых в нее заманить не удавалось ничем. Соответственно, и вся «сила» Корнилова и Деникина — кадровых офицеров! — изначально измерялась не армиями и корпусами, а тысячей-двумя бойцов в заново сформированных «офицерских полках».

Сцены многочисленных расправ вооруженных солдат и матросов с «офицериками» и «золотопогонниками» мы прекрасно знаем по бесчисленным художественным произведениям, описывающим период Революции. Вдруг оказалось, что, как ни странно, безопасность и сами полномочия офицера в призывной армии во многом обеспечивают… полиция и городовые в глубоком тылу. А когда их ТАМ по какой-либо причине нет — тогда и власть офицера становится практически эфемерной…

Это — еще одна важная особенность армии призывной: наличие более-менее явного антагонизма между офицерской и солдатской массой. Офицер в призывной армии постоянно, а солдат — временно; офицер здесь по доброй воле — солдат по принуждению; офицер имеет право приказывать — солдат должен беспрекословно подчиняться. Уже поэтому действовать более-менее как единое целое офицер и солдат могут только в ситуации противостояния внешнему врагу; во внутренних же делах солдат офицеру не товарищ и не помощник, ибо чаще всего сама Армия как институт офицеру нужна, а солдату — активно нет.

А теперь давайте рассмотрим, что же изменится в нашем обществе, если нам — несмотря на все громадные затраты и технические трудности данного начинания — все же удастся сформировать полноценную наемную, целиком «профессиональную» армию. Прежде всего — чисто политически — изменится сам ВЕС армии в обществе. Это уже будет по-настоящему мощная и единая сила. Возникнет КОРПОРАЦИЯ, у которой будет свой, единый и постоянный интерес в отношении к каждому Правительству.

Каким же будет этот интерес у этой «армии профессионалов»? Нет, по сути он ничем не будет отличаться от подобного же интереса любой другой корпорации внутри государства — врачей ли, учителей, работников лесной промышленности и т. п. Он максимально прост — Армия будет хотеть от Правительства ДЕНЕГ. На ВСЁ необходимое: и на техническое оснащение, и на «достойные зарплаты», и на «достойные боевые», и на достойные привилегии… Только вот, в отличие от тех же учителей, у Профессиональной Армии будет значительно более весомый арсенал средств давления на Правительство. Причем слово «арсенал» здесь вполне можно понимать в самом что ни на есть буквальном смысле… Представим себе: военные гарнизоны, как сегодня, практически в каждом регионе страны, спаянные общим — от рядового-«контрактника» до генерала — ИНТЕРЕСОМ, а также располагающие при этом всем необходимым вооружением и единым командованием!

Насколько вероятно предположение, что ТАКАЯ армия будет из Правительства… ну, говоря мягко, веревки вить?

Здесь важно еще и то несомненное обстоятельство, что российское общество и сегодня, и, очевидно, в ближайшие годы — образование чрезвычайно рыхлое, атомарное, безжалостно к тому же порезанное различными «властными вертикалями». Компактная и единая СИЛА, которую представляет собой Контрактная Армия — это фактор, который именно в этих условиях, скорее всего, станет прекрасной опорой любой диктатуры.

Сегодня же ситуация принципиально иная: да, офицер, обремененный семьей и не обремененный ни особыми перспективами, ни собственным жильем, хочет от Правительства все того же — денег и уважения к его нелегкому труду. Солдат же денег не хочет (их ему никто и не предлагает); его единственная робкая просьба к Власти лучше всего выражается чем-то вроде стона «Дяденька, отпустите меня, пожалуйста!» Да и сами офицеры всем складом нынешней армейской жизни принуждены не столько думать о бунтах, сколько о том, как удерживать в повиновении и добиваться хоть какой-то дисциплины от стада, загнанного в казармы и только и мечтающего о том, как бы их покинуть, буквально «считающего дни» (подсчет «сколько мне осталось до дембеля» — одно из любимейших развлечений во всех российских казармах).

Возможно, кто-то считает поголовное «нежелание служить» внутри казарм каким-то сильным преувеличением? Едва ли; можно привести весьма яркое опытное подтверждение.