В. Гитин - Эта покорная тварь – женщина Страница 15

В дальнейшем кандидат в фавориты должен был продемонстрировать сексуальную доблесть по крайней мере в трех постелях придворных дам.

Екатерина, бесспорно, была властной и суровой государыней с неограниченными прерогативами в отношении своих подданных, но отнюдь не своего женского естества, которое зачастую диктовало ей совсем иные правила игры.

Она всегда оставалась женщиной — и в своем величии, и в своей атавистической покорности покрывавшему ее самцу…

АРГУМЕНТЫ:

«Вот уже 18 лет, как она прозябала в скуке и одиночестве. 18 лет, как она переносит грубость своего супруга. Теперь она возмутилась против оскорблений, подобных тому, которое он бросил ей на последнем банкете в присутствии 400 приглашенных, крикнув ей через стол: — Дура! — Это слово и теперь еще звенело в ее ушах. Он смел так ее оскорбить! Румянец залил ей щеки. Раз этот сумасшедший потерял последние проблески ума — если только он вообще был у него когда-либо! — предоставим его своей участи. И, веря в отвагу и мужество Орловых, Екатерина спокойно легла спать, надеясь, что завтра все будет по-другому. Четверг — благоприятный ли день для революции?

В пять часов утра на следующее утро Алексей Орлов вошел к ней, не постучав даже.

— Я пришел за вами. Все готово.

Екатерина торопливо оделась, омыла пальцы в розовой воде и освежила лицо пудрой. Она готова.

— Где император? — спросила она просто.

— В Ораниенбауме.

— Что происходит?

Перед вечерней молитвой с быстротой выстрела разнесся слух, что его величество приказал арестовать вас. Из казармы в казарму бросился солдат, извещая всех, что вы погибли. Сейчас же повсюду забили тревогу. Едем в Петербург. Мы провозгласим вас владычицей наших сердец и всей России.

В пяти верстах от города к ним присоединился Григорий Орлов. Измученные лошади отказывались идти дальше по трудной песчаной дороге. Слава Богу! Едет какая-то повозка. Это был парикмахер Екатерины. Странный экипаж… Императрица ехала, сидя между своим любовником и своим парикмахером, чтобы произвести переворот и завоевать свой трон.

Екатерина прошла двор Измайловских казарм. Барабаны били поход. Отовсюду сбегались солдаты, толкая ее в суматохе. Какой беспорядок, крики! Но вот ее узнали, стали целовать ей руки и ноги, щупая ее платье, чтобы убедиться, что это она, живая.

— Наша спасительница! — кричали все вокруг.

Екатерина улыбалась во весь рот, ее веселость нравилась солдатам, ее пышная красота ободряла их. Двое солдат притащили насмерть перепуганного священника. Григорий Орлов приказал ему поднять крест, и громкими голосами офицеры приносят Екатерине присягу верности. Вперед, к Казанской Божьей матери!

К шествию присоединилось и духовенство.

При их приближении к ним вышел архиепископ Амвросий в торжественном облачении, сверкая на солнце драгоценными камнями митры и прижимая к своей длинной бороде императорскую золотую державу. Екатерина взяла ее твердой рукой, словно не чувствуя ее тяжести.

При виде этого солдаты стали криками выражать свой необузданный восторг, колокола церквей перекликались друг с другом. Екатерина заплакала от радости.

Около Казанского собора к ним присоединилась княгиня Дашкова, принимавшая в заговоре самое деятельное участие. Друзья подхватили ее небольшую фигурку и стали качать, подбрасывая ее, как куклу, под крики «ура».

Екатерина освободила ее от чрезмерных восторгов энтузиастов и вскочила на лошадь, одетая теперь в форму Измайловского полка, которую одолжил ей князь Голицын. На голову поверх собольей шапки она надела лавровый венок; волосы ее разлетелись по плечам, щеки горели. Зеленая форма красиво обтягивала стройные ноги, сжимавшие бока рыжей лошади; в руке Екатерины шпага — не хватало только темляка.

Кто этот скромный молодец, приближающийся к ней? Весь дрожа, он подает ей утерянный было в суматохе серебряный темляк. Это — Потемкин, не выдающийся ничем унтер-офицер. Как жаль! Екатерина посмотрела прямо в сияющее лицо этого юноши. Он мог бы стать прекрасным любовником…

Женщина оказалась в ней сильнее, чем императрица, и она посмотрела вокруг, желая нравиться всем.

Впереди уже слышались барабаны, флейты и трубы. Она стала во главе войск и крикнула:

— Дети мои, за мной!

Она повела полки в Петергоф, где должен был в тот день обедать император.

Ее остановили на полпути. К ногам ее бросился генерал Измайлов.

— Я приношу вашему величеству отречение императора. Вот оно, вот его собственноручное письмо к вам. Он со слезами отказывается от короны.

— Слава Богу! — воскликнула Екатерина. — Таким образом страна избавлена от необходимости вести братоубийственную войну. Скажите вашему повелителю, что у него будет все, что ему захочется, кроме свободы..

И, не теряя времени, она послала Алексея Орлова для надзора за мужем, так как носились слухи, что крестьяне готовились к восстанию, желая стать на его защиту.

Императрица вернулась в Петербург. Эскортируемая Преображенским полком, она победительницей вступила в свою столицу, встречаемая всеобщей радостью. На ступенях дворца ее ждали сын, Двор и святейший синод. Усталая, охрипшая, разбитая массой впечатлений, она бросилась в постель не раздеваясь…

Екатерина не без прикрас пишет в своих мемуарах об этих событиях, где переплетаются честолюбие и любовь, бывшие с самого раннего утра до темной ночи ее верными спутниками. Благодаря им она выиграла свою рискованную игру. Отныне она — единодержавная владычица, и никто не смеет противиться ее воле, кроме ее любовника, вернее, любовников — братьев Орловых, которые передавали ее по-семейному запросто друг другу…

На следующий день после обеда Григорий Орлов находился в спальне императрицы. На сияющем паркете валялся его сапог, забрызганный грязью. Зевая, он авторитетно распечатывал депеши, читал всякого рода прошения и ходатайства. В то время ее величество хлопотала над его покрытой рыжеватым пушком ногой, перевязывая ее, так как при преследовании крестьян, упрямо лезших защищать царя своими косами и вилами, он получил несколько царапин.

Над городом еще лежал меднокрасный отблеск заката; было еще светло. В открытые окна доносились крики «ура», вибрирующие отзвуки революции, гаснущей в последних вспышках радости. Маленькая княгиня Дашкова, всегда разыгрывающая из себя избалованного ребенка, всегда немного нескромная, резко распахнула дверь.

Увидев Орлова в такой смехотворной позе, она воскликнула:

— Что вы делаете, несчастный?! Не смейте вскрывать эти бумаги, никто не имеет права прикасаться к ним — это государственные бумаги!

— Она меня просила ознакомиться с ними, — отвечал Орлов, небрежно ткнув пальцем в сторону императрицы.,

Княгиня покраснела и не могла скрыть антипатии, которую она почувствовала к этому самоуверенному великану, ставшему между нею и императрицей. Видя, что влюбленные перестали обращать на нее внимание, она пробормотала:

— Я надеялась, что услуги, оказанные по дружбе, никогда не станут в тягость.

Екатерина не решалась выпроводить ее и только поглядывала то на любовника, то на кровать.

Внезапно она поняла, что вся русская земля принадлежит ей. Неужели же это возможно? Капризы ее величества станут законом. Захотелось ей арбузов? Их станут выращивать для нее. Предпочитает ли она икру — эти свежие, чуть соленые жемчужинки, тающие во рту? Ей станут доставлять икру кораблями чуть ли не до самых дверей дворца. Царица всемогущественна, она может выбирать себе фаворитов по своему усмотрению — и даже превращать их в вельмож. А хотя бы и так!

Екатерина радостно взялась за чистый лист пергамента. Она выпустит свой первый указ, отблагодарив им своего любовника. Титул графа так ему к лицу! Скорее, где же государственная печать?

С усердием старательной девочки написала она несколько слов и подписала: «Екатерина», залюбовавшись сама красивым росчерком.

— Подойдите, граф, я хочу передать вам вашу награду, — кокетливо произнесла она.

Не успела она договорить, как в комнату ворвался Алексей Орлов — растрепанный, бледный, вспотевший, с выражением ужаса на лице, на котором виднелся кровавый шрам. Заикаясь, он в отчаянии бросился к ногам Екатерины и, перекрестившись, начал свою исповедь:

— Матушка, нет его больше на этом свете! Как смели бы мы занести руку на императора? Но случилось несчастье: все мы были пьяны — и он тоже. Он поспорил за столом с князем Барятынским; мы не успели разнять их, как он был уже мертв. Все мы одинаково виновны и заслужили одинаковое наказание. Смилуйся надо мной, матушка, хотя бы ради любви к брату. Я все сказал тебе, все! Не взыщи. Свет не мил нам, ибо заслужили мы твой гнев, потеряв навеки душу!