Альманах - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 Страница 15

Когда мы на машине возвращались в Анкару, по московскому радио передали сообщение, что Жуков, прервав свой визит, возвратился в СССР. Эта весть стала полной неожиданностью не только для нас, но и для недавно прибывшего нового посла Н.С. Рыжова (бывшего министра текстильной, а затем легкой промышленности). Он был причастен к строительству текстильного комбината в Кайсери. Надо полагать, Хрущев направил его в Турцию для наведения порушенных Сталиным «мостов дружбы» между нашими странами. Рыжов по-прежнему считался человеком близким к верхам. Об этом можно было судить по портрету Хрущева в его кабинете, на котором красовался многозначительный автограф: «Никите от Никиты. Хрущев». Услышанную по радио сенсационную весть мы расценили совершенно по-разному. Судя по сухости, с какой было передано сообщение, мы заподозрили что-то неладное. Но посол, снисходительно пожурив нас за политическую близорукость, попытался рассеять наши сомнения: «Вот увидите, после Пленума ЦК ваш Жуков, скорее всего, станет премьер-министром».

Оправдалось все же наше тревожное предчувствие. Более того, как вскоре узнал я от своих военных начальников, вслед за Жуковым серьезные перестановки произошли в Генеральном штабе и Главном разведывательном управлении. Пользовавшийся в военных кругах большим авторитетом прежний начальник Генштаба – генерал С.М. Штеменко, который считался человеком Жукова, тоже оказался в опале. Его направили в Северо-Кавказский военный округ, войска которого в то время проводили демонстративные учения у границы с Турцией. (Тогда это расценивалось как своеобразное предупреждение для НАТО и Багдадского пакта в ответ на продолжающийся нажим на Сирию.) Так до нас доходили отголоски бурных перемен на родине.

О них мы узнавали от приезжавших из Москвы новых работников и от первых советских туристов (как правило, высокопоставленных или именитых). Одни, как, например, писатель Лев Никулин, азербайджанский поэт Расул Рза, которых мне приходилось встречать и сопровождать, приезжали в творческие командировки. Другие – Константин Паустовский, украинский писатель Любомир Дмитерко, кое-кто из родственников высокого начальства – были в Стамбуле транзитом как туристы первых средиземноморских круизов. Помнится, нам было поручено под благовидным предлогом прервать тогда круиз дочери Молотова, которой якобы из-за болезни отца было предложено самолетом срочно вернуться в Москву. Только позднее мы узнали об «историческом Пленуме ЦК», отправившем вслед за Жуковым в отставку не только всех членов «антипартийной группы» Молотова – Кагановича – Маленкова, но и самого популярного в то время на Арабском Востоке советского министра иностранных дел с самой длинной фамилией – «и-примкнувшего-к-ним-Шепилова».

Как Хрущев обложил чужих и заложил своих

Шумиха в турецкой печати по поводу «портфеля» Гендерсона, исчезнувшего чуть ли не при переправе его через Босфор, вскоре получила неожиданное развитие. Два помощника военно-морского атташе плюс переводчик и шофер были через несколько дней схвачены полицией. Несмотря на дипломатический иммунитет помощников, вместе с шофером и переводчиком всю ночь их продержали в полицейском участке. На мои неоднократные телефонные звонки заявляли, что они задержаны до «выяснения подлинных намерений их встречи с неким турецким гражданином». Для официального уведомления о случившемся нашего нового посла Бориса Подцероба мне пришлось всю ночь висеть на телефоне, поочередно делая звонки то в полицию, то в Анкару. После продолжительных разбирательств моих коллег в конце концов освободили.

Утренние газеты появились еще до возвращения наших работников в консульство. Все газеты писали, будто этот турецкий гражданин «обладал военными секретами». На самом деле гражданина этого они подвозили до летней резиденции атташе во Флорье, где, по предварительной с ним договоренности, он должен был проверить водопроводную систему. Скорее всего, это была так называемая «полицейская подстава».

В посольство тут же не замедлила поступить нота турецкого МИД. Она объявляла помощников атташе «персонами нон грата». Вицеконсул Иванов, занимавшийся их отправкой на родину, прощаясь с ними, пошутил: «Признавайтесь, наверное, вы подсадили в свою машину какого-то лоцмана, чтобы он вас на яхту к принцессе Фазиле на свидание свозил?» Вице-консул намекал на то, что королевская яхта стояла почти напротив нашей летней резиденции. Позднее стало известно, что провокация против нас была ответной реакцией турецких властей на очередную «кузькину мать» Хрущева. Разоблачая тогда с высокой трибуны «происки империализма», он похвастался: дескать, советские разведчики добыли «секретные документы Багдадского пакта», готовившего нападение на Сирию. Это заявление и было подкреплено тогда передвижением наших войск на Кавказе. Ну а турецкие органы безопасности для отвода глаз дали утечку тогда в печать о пропаже якобы портфеля Гендерсона где-то на Босфоре.

Москва не замедлила отреагировать по-своему. Вскоре оттуда пришло указание ускорить и мой отъезд из Стамбула. После высылки моих коллег я оставался там едва ли не единственным «заложником» – официальным сотрудником атташата, выполнявшим протокольные функции (без дипломатического иммунитета). Сопровождать меня до Москвы взялся лично вице-консул Иванов. Он опасался, как бы я тоже не стал жертвой очередной провокации перед отплытием парохода. Тогда на пароходе я и услышал его рассказ о деятельности, по выражению Михаила Ивановича, «коллективного Рамзая» и аресте нашей военной нелегальной резидентуры в Японии в октябре 1941 года.

Последующие события в Иордании и Ливане развивались по сценарию, весьма схожему с Суэцким кризисом. Сменился лишь состав основных актеров и их роли. Главным зачинщиком всего происходившего был Вашингтон. На вторых ролях выступал Лондон. Роль третьего партнера в интервенции против Ливана и Иордании поручалась местным союзникам. Они уже подбирались не только по социальной, но и по религиозно-этнической окраске. В Ливане это были правохристианские силы, опиравшиеся на местных феодалов и прозападную торговую буржуазию. В Иордании ставка больше делалась на прозападные силы, связанные с королевским двором и противостоявшие арабским «юнионистам» – сторонникам Насера. Возможно, в целях маскировки готовившейся операции по вторжению в прибрежный Ливан ей присвоили невинное название – «Летучие мыши». Для аналогичной операции в континентальной Иордании, почти не имевшей выхода к морю, нашли еще более трогательное название – «Золотая рыбка». Осуществление этой операции было возложено на английскую воздушно-десантную бригаду «Красные дьяволы». Она уже на третий день после революции в Багдаде была десантирована в Иордании.

– Полагаться на Арабский легион Глабб-паши Лондон тогда уже не мог, – рассказывал мне потом бывший премьер-министр Иордании Сулейман Набулси. С ним я встретился в Аммане в 1963 году, уже как корреспондент ТАСС, во время своего первого посещения Иордании. – Еще до развязывания «тройственной агрессии» против Египта, в марте 1956 года, английский генерал Глабб под нажимом сторонников Насера был выслан из страны, – поведал мне Набулси. – Вместе с ним покинули Иорданию или были смещены со своих постов все английские офицеры. Нам удалось тогда добиться отмены кабального англо-иорданского договора 1948 года. Вслед за этим на нашей земле были закрыты все английские военные базы, запрещено использование наших аэродромов британскими самолетами. – С началом Суэцкого кризиса Иордания разорвала дипломатические отношения с Францией. Была объявлена всеобщая мобилизация для поддержки Египта и возможного отражения агрессии Израиля. Правительство выступило против «доктрины Эйзенхауэра», отклонив предложение американцев об оказании помощи. Послу США в Иордании Мэллори прямо заявили, что ее примут лишь в том случае, если она будет предоставлена без всяких условий. Именно тогда американцы, не надеясь больше на Лондон, стали брать инициативу в свои руки.

В апреле 1957 года, – вспоминал Набулси, – они организовали, можно сказать, тихий государственный переворот. Для вида сначала был создан «переходный» кабинет. Просуществовал он всего две недели. А потом возглавляемое мною правительство было свергнуто. Организаторами заговора были все тот же Мэллори и военный атташе Суини. Тогда же американцы начали подкреплять свою доктрину демонстрацией силы, причем не только у наших границ, но и внутри страны. При этом использовались как подкуп некоторых политических деятелей, так и террор. Первые террористические акты устраивали не палестинцы, а именно американцы и мусульманские экстремисты, связанные с Саудовской Аравией. После этого переворота саудовцы предоставили новому правительству финансовую помощь в тридцать миллионов долларов. Расщедрились и американцы: сначала дали десять миллионов, а потом добавили еще двадцать. Половина этой суммы предназначалась для укрепления армии. За два месяца США выделили королю Хусейну столько средств, сколько Иордания не получала за все предыдущие годы. Для поддержки короля и нового правительства были выделены также дислоцировавшиеся вблизи Иордании и на ее территории две бригады саудовских войск. Вот почему я называю этот переворот государственным…