Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова Страница 16

дома, лишь попив кофе, потом, вернувшись, завтракал. Вечером у них был так называемый обед. «Апет», – говорила мама, передразнивая их произношение. Папа всегда произносил звонкие согласные глуховато. Я тоже так говорила. Помню, папа что-то нарисовал карандашом и дал мне. Я несу маме и говорю: «Смотри: напросок». Мама поправляет: «Набросок». Родители оба были преподавателями немецкого языка. В немецком вообще звонкие согласные произносятся глуховато. Мама объясняла: просто папу воспитывала бабушка, а она была немкой.

Сестра спросила у мамы: почему нашу тетю зовут Эмма? Мама ответила: «Ты что, идиотка? Они же немцы». Это были ее любимые слова: «Ты что, идиотка?» («Тебя нормальный человек не поймет, разве что такая же идиотка, как ты».)

На самом деле, когда папа и тетя были совсем маленькими, с ними была одна мать. Где тогда была прабабушка Катя – еще одна загадка. А произношение, скорее всего, связано не с национальностью. Просто дефект речи. У меня тоже было несколько речевых дефектов. Я не могла произносить «р» и «л», и в придачу вместо «з» говорила «с» («купили в магасине ресиновую Сину»). Папа тоже слегка картавил. Еще он начинал заикаться, когда волновался. Когда я уже была первоклассницей, к нам в класс приходила логопед и проверяла наше произношение. Проверяла не очень основательно, но, подойдя ко мне и посмотрев в глаза, сразу велела сказать: «Широка страна родная». Я очень старалась, но звук «р», конечно, не получился. О чем и сообщили моей маме. Мама меня очень стыдила за звук «р». Пугала логопедом, говорила: «Тебя никто не будет возить в Горячеводск, сама будешь ездить». Меня пугал не Горячеводск, а ее угрожающий тон. Все дефекты речи мама исправила мне лично. Из педучилища, где работала, она приносила пособия для логопедов и заставляла меня выполнять упражнения. Исправить недостатки папиной родни ей было не под силу, но моим она объявила настоящую войну. (Кстати, надо признать, сейчас дикция у меня отличная.) Кроме того, ни один зуб не выпал у меня сам. Мама периодически проверяла мои зубы, а если какой-нибудь шатался, она привязывала к нему нитку и выдергивала. Она говорила: иначе ребенок может его нечаянно проглотить. Еще она говорила, что зубы выросли бы кривые, если бы она вовремя не выдергивала каждый зашатавшийся. Точно так же решительно займется она моей фигурой. В детстве я была толстой, но тогда еще не знала об этом. Впоследствии мама часто повторяла, что шла со мной по улице и «ребенок был толще мамы». Конечно, это не соответствовало действительности, но я нередко повторяла ее фразу, рассказывая подругам как собственное воспоминание.

«На поселке» папа по ночам писал диссертацию и хранил ее в маленьком чемоданчике, чтобы не погрызли мыши. Он шутил: «Ночью из-под пола выходят мыши и грызут, грызут, грызут – папину диссертацию!» Еще помню маленький транзисторный приемник и как папа по ночам на кухне пытался в нем что-то «поймать». Ловил ли он «Голос Америки» или что-то подобное? Не исключено – такие приемники были как раз у тех, кто тайком слушал зарубежные радиостанции. И я помню, что папа ночью в кухне возился с приемником и слышались помехи.

На заборе у тети Нины были прибиты листы железа. Как-то папа нарисовал на них мелом много мышей и написал: «Не пищать!» Конечно, потом подул ветер и свалил эти листы прямо во двор дяди Яши. Может, папины слова и были адресованы дяде Яше, который их не видел. Их можно было видеть с нашей стороны и усмехаться потихоньку. Думаю, что папа дядю Яшу боялся. Когда дядя Яша подал на него в суд, папу выручил знакомый юрист, с которым он играл в шахматы. Полезно оказалось в шахматы играть. Папа сильно злился на дядю Яшу, было видно, что он просто дрожал от злости. Дядя Яша над ним смеялся: «Трусишься?» Вот папа его и ударил.

Помню, как я все время чего-то боялась. Когда мне было лет пять, я очень боялась песни «Я – Земля, я своих провожаю питомцев». Зыкина пела ее таким гулким голосом: «Долетайте до самого Солнца…» – я не знала, кто такие питомцы, зато видела в журнале огромную змею. Мне сказали, что это – питон и что он может задушить человека, обвившись вокруг него. И вот я представляла, как «питонцы» к солнцу летят и их так много, что даже темно от них. Конечно, страхи были и у взрослых. Страх жил в доме…

Рассказы бабушки Нюси о ее жизни я помню с тех самых пор. Каким-то низким голосом, почти шепотом, она говорила: «совхоз Бус». Я так и запомнила: этот «Бус» – страшное место. Бабушка Нюся хорошо помнила о набегах басмачей. Кажется, они убили местную девушку. Бабушка все время повторяла: «…и бутылку-четвертинку в … вбили». Кто это сделал: басмачи, совершавшие набеги на совхоз, или кто-то другой? Я в свои четыре-пять лет не понимала, о чем она говорит, но басмачей боялась. Кажется, они приезжали и нападали на работниц. Басмачи были против советской власти, а эти девчонки – они ведь из раскулаченных, сосланных советской властью. У басмачей, насколько я знаю, как и у семей тех девчонок, отнимали все имущество. Но, видно, для них российские крестьянки из совхоза олицетворяли эту самую власть.

У меня была книжка с картинками. Кажется, рифмовки на все буквы алфавита. Тогда я еще не умела читать и сама придумывала, что в книжке написано. Вслух придумывала, по картинкам. Взрослые удивлялись, что я сочиняю, а я не понимала, что тут удивительного. Я ведь читала, как они! Тогда мне казалось, что все так делают, что это и есть чтение. Например, на картинке была девочка со скакалкой, и я «читала»: «Прыгалка, прыгалка, загудела прыгалка…» Да, и про басмачей там тоже было, как мне казалось. Я листала ту самую книжку и нарисованным на каждой странице детям «читала»: «Убегайте, басмачи идут!» Значит, про совхоз Бус и басмачей я знала уже тогда…

Нестрашное тоже казалось мне страшным. Папе нравилась песенка Высоцкого «Вот если завтра победишь чуду-юду…» Мне почему-то запомнилось: «…то принцессу поведешь под стрелок». Потому что герой был стрелком. Я думала, что ему разрешат ее застрелить. На самом деле, конечно, «под венец»! А позже, когда мы жили в новой квартире, я уже умела читать по-настоящему. Помню, родители делали ремонт в одной из двух комнат, а в другой были сложены все вещи; я сидела одна с букварем и изучала эту первую в моей жизни книгу, которую по-настоящему прочитаю. Книга мне нравилась.