Алисса Муссо-Нова - Я тебя сделаю! Страница 18

«Ага! — веером выстреливая косточками арбуза, сказала Анка. — Падишах, шах, и мат матерный!»

Из-под абажура, немножко матерясь, вылез… Вася.

Тут бы сказке и конец, но Вася осклабился, и продолжил пулеметную речь:

«Мистики и беллетристики, — сказал он, -

Флоксы и парадоксы!Пандорры и помидоры!»

«Вассссилий, Вассссилий, — завопил хозяйский кот. — Как же я по тебе соскучился! И хоть меня и кормили солеными огурцами всякие ШухереЗадые личности, я остаюсь неоцененным, но фантастически талантливым котом!»

«Слушай, кот, — заметил Василий, — ты лучше посмотри, какие тут девочки шуршат коленями… Давай лучше с ними скорее знакомиться, а не вспоминать дела давно минувших дней!»

Кот прищурился, просчитал ситуацию, схватил сметанный пакет и, повалившись на бок, стал жеманно лопать сметану, постукивая хвостом по завтрашней газете, которая не замедлила под ним появиться. Броские заголовки извещали мир о небывалых выигрышах двух русских барышень в Испании — несколько миллионов они буквально посеяли в банках страны, и теперь плоды дали отличные полноценные всходы! Но кота чужие барыши не интересовали. «Девчонки, коленки, — проносилось у него в голове, восхитительно наполняющейся сметаной. — Глупости какие!»

«Ах, Василий! — наконец глубокомысленно изрек кот. — Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!»

Василий тем временем, взяв за талию Анку с правой стороны, а Шехерезаду с левой, вел их куда-то в тайное темное, но удобное местечко. Видимо, для глубокомысленных бесед.

Танкисты приуныли и, барабаня пальцами по бутылочному стеклу, пели:

«Ну что сказать, ну что сказать, устроены так люди…» — и разглядывали неизвестно откуда взявшийся анатомический атлас с устрашающе красно-синими картинками внутренностей.

«Сосну-уу-мр-рр», — подумал кот, принимая умиротворенную позу, укрылся полосатым хвостом и стал смотреть тысяча вторую сказку врунихи-Шехерезады. Расслабленная его лапа свесилась с кресла, и банка из-под сметаны покатилась по полу. Совершив пару-тройку тройных ридбергеров, банка наконец благополучно выплюнула монету достоинством Врубель! Врубель вскочил, отряхнулся и, помотав всклокоченной головой, быстро почесал в затылке обратной стороной кисти.

Обратная сторона кисти нужна была Врубелю, чтоб обратную сторону луны рисовать.

Вот на картинке «Демон» — помните? — «эта» сторона луны — так она «этим» концом кисти нарисована, а с другой стороны картины — обратная сторона луны — дык вот она как раз обратным концом кисти рисуется.

А принес Врубель во дворец эту свою кисть, чтоб обратную сторону дракона нарисовать — это до него никому не удавалось.

А главным достоинством Врубеля была борода. Да вы про это слыхали. Вообще-то Врубеля звали Анекдот-Петрович-Врубель. Но люди его ценили по достоинству, и поэтому называли — Анекдот-С-Бородой.

В ответ на всю эту ахинею застучали копыта, зашуршали пакеты, прокричали пикеты — сам Падишах вернулся из похода. Споткнувшись о кресло с свежезаснувшим котом, он было хотел вспомнить, кто же тут на самом деле главный, но тут же был одарен свирепым взглядом Шехерезады. В руках у нее был рубель для стирки-по-старинке, которым она тоже не преминула его одарить. Ребристая тяжелая доска, которая демонстрируется в любых областных музеях как жуткое наследие прошлого, произвела на Падишаха тушевочное действие. Падишах стушевался и, натужно улыбаясь Анекдоту-С-Бородой, пролепетал:

«Ой, мамочки! А я вам тут подарочков привез…»

«Ты бы еще папу вспомнил!» — Кот проснулся, пошарил лапой в казане с пловом и выудил оттуда падишаховый паспорт, в котором русской вязью было нацарапано: «Сирота казанская».

Кот прокомпостировал падишаховый паспорт и выдал его Падишаху.

«Даааааааааааа, — подивился Падишах и протянул многозначительно: — Рожденный ползать — летит с рассвета…»

«Не горюй! Нетути у тебе папы — сирота ты казанская — Казань твоя мать!» — Кот выбрал в пакетах небольшое пальтецо, напялил на себя и ушел в туман.

Из тумана донесся вопрос: «Это кто?»

И последовал ответ: «Кто, кто — конь в пальто, вот кто! На усы не наступи!»

Несон Падишаха

«ААА! — капризно засучил ножками Падишах. — Сегодня Братьев Гримм читать закончили, что теперь слушать прикажешь, разлюбезная моя Шехерезада Оксюмороновна?»

«О мой господин! — очень хитро улыбнулась Шехерезада. — Есть тут у меня на примете сказочки со штучками. Заморские-оксюморонские. На пару месяцев хватит, а там, глядишь, Лиссы да Муссы еще понапридумают».

«Штучки-то сказочные — крутые да игривые или как?»

«А это как применить, мой господин…»

Падишах сморщил лоб, пытаясь осмыслить сказанное: «Ну, допустим, — он закатил глазки к потолку, — допустим, я вот не прочь роман какой амурный завязать, девиц, понимаешь, пощекотать хочется, по летнему времени они все в специальную щекотательную одежду вырядились — щекольте называется».

Шехерезада оправила на себе прозрачного шелка маечку, которая вообще из одного щекольте и состояла, и молвила: «Хорошо, расскажу тебе щекотальную сказку, где все девчонки в щекольте ходят поголовно и танец живота голым животом танцуют. Только есть у меня одно условие: хочу я, чтобы за каждую новую серию этой Санта-Барбары ты, любимый, отпускал по одной жене из своего гарема. Пока у тебя одной — самой любимой жены не останется. Вот с ней и будешь жить-поживать, добра наживать».

«Ага! — скривился Падишах. — Умереть — не встать! Я ж со скуки с одной женой умру!»

Но Шехерезада уже начала дозволенные речи, и Падишах как завороженный уставился на нее, весь превратясь в слух и внимание.

«Сказка сказывается, а дело делается! — Ахнул гарем хором. — Кошмар!» — и 478 жен попрятали прекрасные личики под юбки. 479-ю жену кошка гнала к выходу. Та упиралась, но безрезультатно — уже скрипела тяжелая дверь на кованых петлях, уже тонкая ножка соскальзывала с мраморных ступеней на узорчатые камни двора. Отряд не заметил потери бойца, а затем и еще дюжина жен была изгнана под шумок Шехерезадовых россказней. Кошка, запыхавшись, села в уголке передохнуть и нечаянно передохла насовсем. Жены почуяли послабление и устроили праздничный гвалт, заказав в буфете по этому случаю вина и закусок.

«Цыть! — рявкнул Падишах — Салату мне, — чую запах салатов праздничных! А ты, Шехерезада, продолжай! И эротики побольше!»

«Слушай же, мой господин, и не говори потом, что уснул и все прослушал. Давным-давно… Нет, зачем давно: совсем недавно, буквально вчера, решила одна девочка… Чего бесстыжие уши навострил?! Не одна девочка, а две старушки, вот.

Итак, решили вчера две старушки… Мдя, что же они там решили-то, а? Решили попариться в баньке (ну ты ж понимаешь, это было в России, дикий народ, у них сауна „баней“ зовется). И вот нашла каждая из них себе пару, да и послала эту пару в баню, ибо нечего тут мозги парить пожилым женщинам.

А сами наворовали на колхозном поле по стакану семечек, да уселись на завалинке за жизнь пощелкать. Вот сидят они себе, значит, щелкают, вдруг видят: павлин летит! Удивились тогда старушки: как это так, в нашей деревне, да павлин… Да чем он тут питается, ему ж, поди, каждый день нужны свежие фрукты, а у нас тут одна картошка, и ту еще копать и копать…

А павлин покружил-покружил над старушками, да и уселся на завалинке рядом. Хвост свой распушил, так что в глазах защипало, и говорит:

— Случилось у меня, старушки, большое горе: сегодня я узнал, что моя мама-курица из соседней деревни мне вовсе не родная. Подкидыш я, вот кто. И мне срочно нужно найти свой настоящий дом, потому что курицыных сыновей отправляют в суп. Помогите мне, старушки, отыскать дорогу домой, я еще молодой, из родной деревни никогда не вылетал, боюсь заблудиться.

Подумали старушки, пощелкали клювами и решили: птичку жалко. Дали они павлину компас-точилку и отрубей на дорогу, объяснили, как долететь до Жарких стран, где и есть настоящая родина павлина (одна из старушек по молодости служила стюардессой).

Павлин поблагодарил их, обещал письма писать, и уже лететь собрался, как вдруг услышали все стук да гром: это старушечьи пары возвращались из бани. Злые пары, рассерженные, кому понравится, когда его в баню посылают. Идут, потрясают кулаками, песни срамные орут… Посмотрели старушки на свои пары, посмотрели на павлина, да и вспрыгнули обе к нему на спину.

— Возьми, — говорят, — нас с собой в Жаркие страны, все веселее втроем-то!

А павлин и рад компании. Взлетел он тогда высоко-высоко, над лесами, над полями, за несколько часов долетел до Жарких стран, увидел сверху своих маму и папу, да приземлился вместе со старушками.