Сергей Юрченко - Я. Философия и психология свободы Страница 19

Солипсизм, Психе и Бог

Все готов я признать; не признаю

лишь того, что Божество жестокосердо.

Св.Ириней, «Против ересей».

Известное выражение «Человек есть существо общественное», наверное, могло бы послужить преамбулой ко всей социальной психологии, но при этом оно не отражает ничего кроме очевидного факта человеческого бытия. Лишь уточнив его до формулировки «Человек есть существо, вынужденное жить в обществе», мы получим высказывание, которое подразумевает ту изначальную коллизию, в которой индивидуальное эго от самого своего рождения и на протяжении всей жизни сталкивается с окружающим его социумом. Предметом психологии собственно и является эта коллизия, в которой, по нашему мнению, общественное всегда оказывается по своему воздействию психогенным фактором для индивидуального.

Начнем с повторения базовых тезисов. То, что человек называем своим «я» есть самосознание. Самосознание – это Оно. Чистое Сознание (нуминозное Я) в принципе неуловимо. Индивид с первого же акта своего рождения живет в самоотчуждении. Его мышление и бытие уже есть диалог, в котором один мыслит, а другой слушает, один воспринимает, а другой запоминает. Чистое мышление или чистое чувство, не «услышанное» носителем этого процесса, есть фикция. Мышление и восприятие – это не акт, а реакция, порождающая самосознание. Именно поэтому личность – это индивидуальная память, тем или иным образом сохраняющая информацию о процессе мышления отдельно взятого самосознания.

Будем считать исходным понятием психики «Синдром брамы» (или «комплекс бога»). Я специально использую такое искажение, чтобы свести к минимуму случайные ассоциации между мифологическим божеством «Брахма» и философской сущностью «Брахман» (кстати сказать, в христианской культуре подобное искажение уже существует между языческим Зевсом и однокоренным ему теологическим Деусом). Определим этот Синдром брамы через высказывание Декарта: «Я мыслю и, следовательно, существую». При этом необходимо внести уточнение: «Я мыслю, слышу свои мысли и поэтому являюсь первым и уникальным свидетелем своего существования». Но именно поэтому человеческое «я» - это Оно.

Тут уместно повторить замечание Д. Деннета: «Возможно, вы обладаете единственным сознанием (т.е. самосознанием) во Вселенной; возможно, все остальные всего лишь машины. Эта странная идея впервые пришла мне в голову, когда я был ребенком, и, возможно, она посещала также и вас. Примерно каждый третий из моих студентов утверждает, что он пришел к этой мысли самостоятельно и размышлял над нею еще в детстве. Часто с удивлением они узнают, что это является общеизвестной философской гипотезой и у нее есть название – солипсизм. Насколько нам известно, никто долго не придерживается солипсизма всерьез, но он ставит важную проблему: если мы знаем, что солипсизм – это глупость, если мы знаем, что и у других есть сознание, то откуда мы это знаем?»

«Cogito ergo sum» есть, по мнению Декарта, одна из тех абсолютных истин, которые в логике называются тавтологиями. Их невозможно опровергнуть, ибо такое отрицание приводит к противоречию. Со времен стоиков и Аристотеля этот метод доказательств получил широкое распространение в математике как «reductio ad absurdum». Ссылаясь именно на эту редукцию, Декарт утверждал, что его высказывание невозможно опровергнуть: ведь отрицатель отрицает собственное существование, а значит, и собственные права на опровержение. По сути, речь здесь идет все о том же антропном принципе, согласно которому существованию Вселенной и вообще чего-либо необходим наблюдатель. Можно, конечно, предположить и, вероятно, даже доказать радиоуглеродным анализом, что камень Кааба существовал еще во времена, когда человека и вообще ничего живого на Земле не было. Но в каком бесчеловечном смысле существовал этот камень? Кем этот сгусток физического вакуума мыслился как камень? В конце концов, наша логическая экстраполяция из результатов радиоуглеродного анализа – это наш акт веры в то, что вакуум может быть камнем.

Из солипсического высказывания «Я мыслю и, следовательно, существую» автоматически вытекает:

1. Следовательно, мир существует ровно постольку, поскольку он мыслится.

2. Следовательно, мыслимый мною мир является моей собственностью.

Логика этого рассуждения так же безупречна, как и логика, лежащая в основании математических теорем. «Глупость» такого солипсизма устанавливается вовсе не логикой, а жизненным опытом. Но если бы человек существовал лишь в единственном экземпляре, такое рассуждение было бы абсолютной истиной, у которой нет практических опровержений. Поэтому Синдром брамы можно также назвать «парадигмой первочеловека Адама». Солипсизм – это вовсе не экзотическая философская теория, а скрытая психологическая суть всякого самосознания (включая животное).

Не мать родила младенца. Младенец родил мать, себя и весь мир.

Именно с этими убеждениями рождается и живет младенец, воспринимающий мир как продолжение самого себя. Как пишет по этому поводу Э. Фромм: «Проходит несколько месяцев, прежде чем младенец вообще начинает воспринимать других людей как других и становится способен реагировать на них улыбкой, но лишь через годы он перестанет смешивать себя с миром. До тех пор ребенок проявляет специфический, свойственный детям эгоцентризм». Иначе говоря, новорожденное самосознание воспринимает весь мир как колыбель собственного «я». Бесстрашие любого детеныша (не только человеческого, но и того, что рожден в дикой природе) объясняется именно этим. Ему незачем бояться самого себя. Этот безмятежный эгоцентризм может разрушить только боль. Именно страх, а не логика, доказывает младенцу глупость солипсизма

Этот младенец подобен мифологическому Браме («Brahma»), творцу Вселенной. Однако, как сообщается в ведической космогонии, возникший из Золотого Яйца Брама осматривается вокруг и видит, что он один во Вселенной. Тогда ему становится страшно, и с тех пор, заключают «Брихадараньяка-упанишады», страх приходит ко всякому, кто остается в одиночестве. «Но Брама помыслил: «Ведь здесь нет никого, кроме меня. Кого же мне бояться?» И страх его прошел, ибо страх может быть перед кем-то другим. Но и радости не ведал Брама, и с тех пор ни для кого в одиночестве нет радости».

Младенец живет в мире, где ему нечего бояться, кроме одиночества. Инфантильное самосознание рождается в убеждении, что мир как его собственное творение необходим лишь для того, чтобы избавить его от одиночества и приносить ему радость. Единственным законом этой Вселенной должна быть воля младенца, ведь единственное его предназначение – обеспечивать самосознанию комфорт. Только в депрессивном опыте можно согласиться с тем, что эта колыбель «я» есть зло. И все запреты, которые узнает ребенок впоследствии, оказываются для него нарушением этого первозданного солипсического закона.

Лишь по мере взросления этот ребенок начинает понимать, что он не является единственным хозяином этого мира, а его «я» есть лишь одна из многочисленных и далеких от совершенства копий одной и той же сущности, которая в историко-культурном развитии человечества принимает традиционную для всех индивидов и народов концепцию «божества». Без всяких преувеличений можно утверждать, что самосознание (Оно) есть носитель Сознания (Я), т.е. бога, которого Юнг относит к нуминозному архетипу, возникающему в терминах психоанализа между «сознательным» и «бессознательным», т.е. самосознанием и Сознанием.

Внутри себя самосознание не может найти какие-либо нравственные нормы и социальные запреты. Там нет ничего кроме собственной божественности. В антропологическом смысле это значит, что сакральное предшествует светскому. Иначе говоря, религия возникает как общественный институт, как феномен первобытной культуры, но сам бог как нуминозное чувство не является продуктом коллективного сговора. Первочеловек, рожденный с Синдромом брамы, познает бога в себе, еще находясь во младенческом Эдеме. С утратой парадигмы первочеловека ребенок покидает колыбель Эдема и вступает уже на всю оставшуюся жизнь в фазу «тревожной динамики», которую Г. Салливан ставил в основу всех переживаний индивида. Мир к величайшему разочарованию индивида оказывается враждебным ему. И тогда тоска по утраченному совершенному миру становится его тайной мечтой. Но каков он, этот совершенный мир?

В сущности, А. Адлер ссылается на ту же солипсическую утрату, когда заявляет: «Не испытывая ни малейшего колебания, мы говорим о том, что метод индивидуальной психологии начинается и заканчивается комплексом неполноценности. Как мы убедились, неполноценность лежит в основе человеческих стремлений и успехов. С другой стороны, ощущение неполноценности – причина многих проблем и плохой адаптации в обществе. В результате отсутствия у человека надлежащей и конкретной цели превосходства появляется комплекс неполноценности. Он приводит к желанию бегства от жизни, который выражается в комплексе превосходства, являющимся ни чем иным, как бесполезной и бессмысленной жизнедеятельностью, предлагающей удовлетворение ложными и иллюзорными успехами».