Аманда Палмер - Хватит ныть. Начни просить Страница 19

– Моя мечта, – сказала я, глядя прямо ему в глаза, – создавать такую же искреннюю музыку, как у вас.

Эдвард улыбнулся и взял мою руку. Он был настолько добрым и теплым, будто я была его давно потерянным другом. Мы поболтали минуту, о чем я уже и не вспомню. Я была охвачена благоговением.

Я никогда не забуду эту короткую встречу. Я не чувствовала себя фанаткой, которая встретила рок-звезду. Я не чувствовала себя поклонницей. Я чувствовала себя другом.

Через два года, когда мне было восемнадцать, The Legendary Pink Dots вновь приехали в Бостон на гастроли, и мне посчастливилось побывать на афтепати в доме моего друга Алана, где они остановились. Алан хорошо разбирался в компьютерах и отвечал за электронную доску объявлений фанатов. Поздно ночью мы сидели в комнате, пили пиво и рассказывали всякие истории. И вдруг из ниоткуда другой член семьи Pink Dots Джон, который занимался официальным сайтом группы, выпалил:

– Эдвард, а ты знал, что Аманда тоже пишет песни? Она играет на пианино. У нее хорошо получается.

Я замерла: «Нет-нет-нет-нет-нет-нет», – подумала я.

Эдвард выглядел заинтересованным.

– Правда? – сказал он. – Может, мы можем что-нибудь послушать?

– Алан, может, у тебя есть завалявшаяся демо-запись Аманды? – спросил Джон.

Я записывала на кассету несколько своих песен на пианино с дешевыми микрофонами в спальне своих родителей. У Алана была одна из двенадцати существующих копий.

– Думаю, да, – сказал Алан, роясь в коробках. – Да! Вот она…

«Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет».

Он вставил кассету в магнитофон, я пыталась сдержать свои рвотные позывы, пока Эдвард и остальные слушали мои песни, доносящиеся из колонок.

Мое пение парализовало меня, и в моей голове возник другой знакомый мне голос:

«Я не умею писать песни. Я не умею петь. У меня такой фальшивый английский акцент, а эти люди англичане. Это так унизительно. И, о боже, слова песен такие вычурные и глупые. Кем, черт возьми, я себя возомнила?»

Я хотела бежать. Я не была готова, чтобы обо мне составляли мнение, точно не здесь, в этой комнате, и точно не мои кумиры. После второй песни (первая – быстрая панк-тирада о моей привычке грызть ногти, вторая – панихида по потере моей девственности в метафорической обстановке) Алан остановил проигрыватель.

– Вот! Здорово, правда? – Эдвард и его группа любезно кивнули и разговор вернулся к выступлениям, политике и другим богемским темам.

Меня трясло. Я вышла покурить сигарету и села на ступеньки, стояла холодная осенняя темнота, я быстро вдыхала воздух, пытаясь успокоить себя, вдруг сзади закрылась дверь. Это был Эдвард. Он сел рядом со мной и закурил самокрутку. Я никогда раньше не оставалась с ним наедине.

– Я хочу кое-что тебе сказать, Аманда.

Я понятия не имела, чего ожидать, но я знала о его доброте. Боже, я доверяла ему больше чем кому– или чему-либо на тот момент. Но я так боялась.

– Да? – ответила я беспечно.

– Мне понравились твои песни, Аманда. И я говорю это не просто так.

Я уставилась на него в недоумении.

– Мне дают послушать много музыки, – продолжил он. – Так как мы постоянно в пути, знаешь, нам каждую ночь дают тонны демо-записей. И знаешь, они не всегда хорошие. Твои песни хорошие. Я не знаю, что ты планируешь в дальнейшем. Но я надеюсь, что ты продолжишь этим заниматься. Я просто хотел тебе это сказать.

Он потушил свою сигарету и зашел обратно в дом. Я осталась на крыльце с чувством, которое я могу описать только как экстаз. Я витала в облаках еще несколько дней, ходила как в тумане, я думала, что моя судьба была предрешена.

Никто мне никогда не говорил подобного. По крайней мере, никто не был настолько компетентен, никто, к чьему мнению я бы прислушалась. Я пытаюсь вспомнить то чувство каждый раз, когда разговариваю с молодым музыкантом, который набирается смелости сыграть для меня. Я держу в голове мысль, что я могу быть единственным музыкантом, которого он встречал и который может сказать ему:

– Да. Ты можешь делать это. Продолжай.

В следующий раз, когда они приехали в Бостон на гастроли, я училась в колледже в нескольких часах езды от дома и приехала ради шоу. Я уговорила родителей, дай им Бог здоровья, поселить пять английских и одну датскую инди-рок звезду (и еще их менеджера по продажам и звукооператора) в нашем загородном доме. Кто-то из них спал на чердаке, кто-то спал в фургоне на улице, а я ночевала у Джейсона, чтобы они могли спать на моей кровати. На следующее утро я поспешила обратно, чтобы приготовить им завтрак перед тем, как они уедут в следующий город. Видеть, как моя любимая группа завтракает в столовой, где моя семья отмечала День благодарения, перевернула мой мир с ног на голову. Впервые в жизни я вложила столько любви в омлет.

Я понимала, что попытайся я сказать этим людям, что их музыка значила для меня, то ничего из этого бы не вышло, это было бесполезно. А для меня она была всем. Их песни были пейзажем моего внутреннего мира. Я подражала им в написании песен. Если бы я попыталась им это объяснить, это звучало бы слишком банально.

Но я могла сделать им омлет.

К 2002 году мы с Брайаном выбирались на гастроли все чаще и чаще и даже стали зарабатывать деньги за шоу. В конце каждого концерта фанаты просили диски, но мы долгое время продавали лишь футболки и наклейки, дизайн которых придумывали сами. Без музыки.

С развитием новых технологий у нас появилась возможность записывать CD-диски. Мы решили, что не понесем нашу дешевую запись в специализированные места, чтобы размножить ее, а сделаем это сами в целях экономии.

Свою первую запись мы сделали бесплатно, благодаря другу-звукоинженеру, который тайком провел нас в студию, когда там никого не было. Я сделала коллаж из бумажных кукол в качестве обложки альбома, а Брайан бесконечно ездил на Вульве в OfficeMax[14] за коробками с новыми дисками и пустыми обложками для дисков. Мы сидели на моей кухне и записывали наши песни на диски, которые складывали в дисковые башни. В удачные дни мы могли сделать несколько сотен дисков, а нам нужно было всего несколько десятков штук, чтобы продавать после каждого шоу: пять песен за пять долларов. Фанаты были готовы их покупать, и продавались они очень хорошо. Вскоре мои апартаменты в the Cloud Club – которые, к слову, были очень маленькими, – превратились в цех по изготовлению CD-дисков. Я подружилась с сотрудниками местной почты, где мы стояли в очереди два-три раза в неделю, чтобы отправить наши альбомы фанатам с благодарственными открытками, подписанными от руки. Фанаты использовали мой адрес для заказа всего. Они оплачивали все чеками, и мы высылали диски до того, как эти чеки могли обналичить (или не могли).

В это же время я работала в качестве Невесты на выходных, также подрабатывала стриптизершей, а Брайан работал в филиале ^scamm's в Массачусетском технологическом университете. Он спросил у Гаса и получил его благословение на установление небольшого выставочного стенда с нашими дисками на кассе. За каждую смену он продавал несколько дисков покупателям мороженого.

– Бери у них адреса электронной почты! – напоминала я ему.

Он брал. Большое количество наших первоначальных фанатов были студентами и профессорами университета, которые радостно стояли на наших выступлениях рядом с двадцатидвухлетними ребятами с проколотыми носами и бирюзовыми дредами. Мы с Брайаном получали огромное удовольствие от того, что создали самое эклектичное сообщество фанатов в Бостоне: студенты художественных колледжей, панки-вегетарианцы, трансвеститы, металлисты, преподаватели, люди, которые слушали Национальное общественное радио. Это так много для нас значило. Мы не хотели делать упор на какой-то определенной публике – мы не хотели быть только инди-группой или только готической группой. Мы хотели, чтобы люди, которые приходили на наши концерты, чувствовали себя частью нашей маленькой странной семьи, и чтобы перед ними никогда не закрывали двери из-за того, что они недостаточны круты. Брайан и я, мы оба, были неуверенными в себе чудаками в школе – мы всю жизнь провели за закрытой дверью, поэтому мы не просто хотели заслужить войти внутрь. Мы хотели уничтожить эти двери вдребезги.

Все стало принимать серьезные обороты. Мы не могли уволиться с наших работ, но мы были уже близки к этому. Мы выиграли местную бостонскую битву среди групп. Я бросила курить, потому что хотела поберечь свой голос,

который я без конца теряла. Мы ездили в фургоне, выступали, ездили, ели тонны фастфуда на заправках, ездили, проверяли звук, опять ездили, а когда нам нужен был сон, мы останавливались у старых друзей, наших семей, которые уехали из города, у местных фанатов или же ночевали с другими группами. При крайней необходимости мы снимали дешевый мотель или спали в нашем фургоне, в котором всегда был матрас.