Теренс Т. Горски - Остаться трезвым – Руководство по профилактике срыва Страница 2

Я верю в принципы, описываемые в этом пособии. Моя убежденность в их эффективности настолько сильна, что мы основали центр комплексной профилактики срыва в Эшли. Здесь обеспечивается оптимальная интеграция профессионального консультирования, медицинского лечения и мудрости «Анонимных алкоголиков».

Я убежден в том, что эта книга и сопровождающая ее рабочая тетрадь по профилактике срыва дадут вам ценную информацию, способную спасти вашу жизнь. Если пытаясь понять и применить эту информацию вы обнаружите, что не можете сделать это в одиночку, не отчаивайтесь. Существует множество прекрасных терапевтических центров, в которых вам помогут в планировании профилактики срыва.

Но несмотря на все, некоторые все-таки умрут от этой неизлечимой болезни. При этом многие будут продолжать умирать из-за того, что мы не знаем, что делать с феноменом срыва. Планирование профилактики срыва – мощный новый подход, который помогает тысячам людей избежать того, что раньше было смертным приговором. Нам важно донести до склонных к срывам алкоголиков ту мысль, что надежда реально существует. Пора донести до терапевтических центров понимание того, что у нас есть моральное обязательство сделать все, что в наших силах, для излечения самых больных среди больных в массах алкоголиков. Я верю, что эта книга открывает отличные возможности для того, чтобы начать помогать людям, которые раньше считались безнадежными.

Отец Джозеф Мартин,

Один из основателей

Центра отца Мартина в Эшли,

Гавр-де-Грейс, Мэриленд

Вступление

В начале 1970 гг. я работал консультантом по проблемам алкоголизма в чикагской больнице «Грант». В июне 1971 г. я был переведен на штатную должность в поликлиническом отделении. Поскольку у меня был совсем небольшой стаж работы в этом учреждении, я не имел достаточного влияния и ко мне не направляли пациентов «с высокими шансами излечения». Ко мне попадали самые трудные больные, многие из которых лечились неоднократно и так и не смогли оставаться трезвыми. В то время меня это не волновало. Я считал, что могу работать с кем угодно. Никто не говорил мне, что такие пациенты, подверженные хроническому срыву, безнадежны. И я ждал, что они выздоровеют.

Когда все принимаемые тобой пациенты – это исключительно люди, которые постоянно срываются, задача может показаться непреодолимой. Зато я почти сразу начал учиться.

Первое, к чему я пришел – это то, что большинство постоянно срывающихся пациентов прошли через все, что предлагается консультантами по алкоголизму и традиционной психотерапией. Кроме того, я узнал, что многие из них больше знакомы с шагами и традициями АА, чем я сам. Они знали «Большую книгу» и «Двенадцать на двенадцать». Многим удавалось достичь длительных периодов трезвости благодаря применению принципов АА. Но почему-то они не могли заставить эти принципы действовать в своей жизни. Многие считали, что они «по природе своей неспособны к выздоровлению», и ссылались на ту часть главы 5 «Большой Книги», в которой говорится о тех несчастных, которые никогда не выздоравливают.

Я обучался в значительной степени конфронтационному типу терапии. Вскоре я понял, что с больными, склонными к срыву, конфронтация неэффективна, потому что конфронтации со стороны других людей они, пожалуй, хлебнули больше всего на свете. День за днем им противостояли почти все: начальство, жены, дети, врачи, консультанты, полицейские и т.д. Если они чему-нибудь и научились, так это иметь дело с конфронтацией.

Скоро мне стало ясно, что пациенты этой группы относятся к самим себе жестче, чем любой врач. Как правило, они во всём винили себя. Их самооценка была на самом низком уровне.

В течение первых нескольких месяцев попыток работать с этими больными, я почти не добился никакого успеха. Я решил забыть о традиционном консультировании алкоголиков и начать учиться у лучших специалистов, т.е. у самих пациентов.

Вместо составления сложнейших планов терапии, применения терапевтических стратегий, основанных на высокой степени конфронтации, и жестко структурированных терапевтических программ, я выбрал гораздо более простой подход. Во-первых, я попросил каждого пациента посещать не менее трех собраний АА в неделю.

Во-вторых, я организовал специальную терапевтическую группу, которая работала по три часа, для того, чтобы люди могли учиться общению друг с другом, проживать свои чувства и эмоции и говорить о них, а также определять общие схемы поведения в группе и затем применять эти схемы к проблемам, возникающим в других сферах их жизни.

Третий раздел терапии состоял из индивидуальных терапевтических сессий, которые были посвящены почти исключительно построению подробной истории срывов. Им предлагалось начать с их последней попытки вести трезвую жизнь. К своему удивлению, я обнаружил, что большинство из них до последнего срыва уже были убеждены в том, что они алкоголики и что им нужна постоянная программа выздоровления. Удивило меня и то, что, как оказалось, большинство из этих людей имели высокую мотивацию к тому, чтобы оставаться трезвыми. Они не хотели срываться. Они хотели пользоваться программой «Анонимных алкоголиков» (АА), услугами профессиональных консультантов и почти всем, что только могла предложить какая-либо программа терапии. Некоторые прошли через электрошоковую терапию и методы, создающие отвращение к алкоголю (когда, например, при употреблении алкоголя вызывается рвота). Других, по их желанию, на несколько месяцев изолировали. Несмотря на все эти усилия, большинство из них возвращалось к употреблению.

Моей целью при сборе этих историй срывов было шаг за шагом подробно сформулировать понимание того, каким образом человек, осознающий важность трезвости для себя и много знающий об алкоголизме, может снова начать пить. Каким образом алкоголик убеждает себя все-таки выпить ту рюмку, которая, как это ему известно, в конце концов, убьет его?

Собирая истории срывов, я выяснил, что у пациентов было много общих особенностей. Очевидно, у большинства из этих людей присутствовали одни и те же способы мышления, эмоциональные реакции, поведение и жизненные ситуации, которые вели к срыву.

Уже после пяти или шести историй я понял, насколько трудно этим выздоравливающим алкоголикам разобраться со своими мыслями и чувствами. Выяснилось, что они не способны ясно мыслить, отдавать себе отчет в своих эмоциях или просто запоминать факты. Их способность работать с абстракциями и реконструировать свою биографию была крайне ограниченной. На создание первых нескольких историй уходило от шести до десяти часов. У людей были большие провалы в памяти, они не помнили продолжительных периодов времени. Им также было очень трудно располагать события прошлого в последовательном логическом порядке. Когда я просил их рассказать, что означали те или иные действия в прошлом, они были неспособны найти в них какой-либо смысл. Они вспоминали конкретные вещи, но с большим трудом могли абстрагироваться от них и обобщить значение этого опыта для других жизненных ситуаций.

Записав приблизительно десять историй, я сравнил результаты. Опираясь на сходные черты, я начал составлять общий список того, что я назвал признаками (предупреждающими знаками) срыва. И теперь, вместо того, чтобы начинать выяснение истории нового пациента с самого нуля, я показывал ему этот список признаков срыва. Тогда эти признаки были записаны в виде простого перечисления слов и коротких фраз, таких как «отрицание», «оборонительное поведение», «нарастание кризиса» и т.д. Я объяснял их смысл на индивидуальной терапевтической сессии и пользовался ими для стимулирования памяти пациента и выяснения, происходили ли такие вещи с ним.

Я обнаружил, что этот список намного ускорял процесс выяснения истории больного. Кроме того, обнаружилось, что все большее число пациентов в терапевтической группе вызывались рассказывать о своих признаках срыва. Многие также начинали видеть закономерности, которые вели к срыву в прошлом. Люди стали распознавать те же самые признаки по мере их появления в нынешней трезвой жизни.

Акцент работы группы быстро сместился, и она превратилась из группы психологического роста в терапевтическую группу с очень конкретной ориентацией на профилактику срыва. Основное внимание обращалось на определение конкретных признаков срыва, распознавание их в ситуациях реальной жизни и обучение тому, какие конкретные шаги нужно предпринять для снятия признаков срыва.

Хотя на тот момент я об этом не думал, эта трехчасовая групповая терапия, вместе с процессом воссоздания индивидуальной истории срыва и продолжающимся участием в АА, стали основой создания комплексной теории срыва и практики, которая впоследствии стала известна как Планирование профилактики срыва.