Виктор Кротов - В каждом светит лучик. Занятия словесным творчеством с особыми детьми и не только с ними Страница 2

– Ничего страшного, – женщина грустно посмотрела мальчику вслед. – Просто нелегко жить с шизофренией. А вообще-то он очень талантлив. И сам стихи сочиняет. Попросите его прочитать…

– Попрошу. У вас, видно, уже решено меня до завтра оставить.

– Почему до завтра? Я вам утром в столовой на любой день выдам талоны.

– Ах, да! За талоны спасибо.

– Почему спасибо? – удивилась женщина. – Сорок рублей за обед и двадцать за ужин. Мы благотворительная организация, но только для тех, кому это действительно нужно.

– Ой, извините, – я с облегчением полез за кошельком.

Приятно знать, что ты ничем никому не обязан. А то будут ждать от меня ответных любезностей, журналистских. Очерк там, или ещё что. Но я же во всех этих аутизмах и шизофрениях тёмный лес.

Ещё тут было много «дэцепэшников» – детей с церебральным параличом2. Так мне сказал Александр Иванович, главный в лагере врач, который подсел ко мне на скамейку. Это было перед плацем – утрамбованной площадкой, где с детьми занимались ездой на лошадях.

– Лечебной верховой ездой, – уточнил доктор. – Или, по-другому, иппотерапией.

– О, новое веяние? – усмехнулся я.

– Какое там новое! Ещё Гиппократ советовал верховую езду для больных и раненых, а особенно для душевнобольных. Так и говорил, что она освобождает от тёмных мыслей, приносит весёлые и ясные. Да и не только мысли. Тело, психика – всё на лошади оживает. Мы только подбираем для каждого нужные ему упражнения. Вон, глядите, Дима на Руула садится.

Диме на вид было лет семь (десять, поправил доктор). Он упорно смотрел в землю – наверное, потому, что двигаться по ней ему было очень трудно. Двое взрослых помогли ему вскарабкаться на деревянные ступени помоста, возле которого стоял широкобокий конь Руул цвета крем-брюле и с ещё более светлой гривой. Проверили, хорошо ли застёгнут шлем на голове у мальчика, неторопливо, движение за движением, усадили его в седло, вставили ноги в стремена. Парень-коновод какого-то очень странного, наивно-важного вида, взял под уздцы коня, и они отошли от помоста.

И вдруг мне показалось, что в седле сидит совсем другой мальчик! Плечи у него развернулись, голова была поднята, он смотрел вперёд радостно и уверенно. С двух сторон от Руула шли сопровождающие и откровенно Димой любовались, как залюбовался и я.

А через пару минут начались упражнения. Дима наклонялся к шее лошади, откидывался назад, почти ложась на круп, делал повороты телом с расставленными в стороны (насколько получалось) руками.

– Да, – смущённо признался я, – на лошади я пару раз сидел. Удержаться получалось. Но чтобы ещё так крутиться… Цирк какой-то.

– Для вас цирк, – кивнул доктор. – Для Димы удовольствие. А для меня – снижение амплитуды гиперкинеза3, увеличение объёма движений в суставах, уменьшение реактивности ну и всякая прочая рутина… Полгода назад он был безнадёжным колясочником. А коновод у него с диагнозом олигофрения4. Но с двумя золотыми медалями чемпионата по верховой езде среди инвалидов.

– Ладно, а вон та девочка, на чёрном коне? Она-то совсем нормальная. И ездит сама. чуть ли не галопом!

– Ксюша-то? Конечно, нормальная! И талантливая: в какую мастерскую ни зайдёте, всюду её работы заметны. А вот на медосмотр в назначенное время не пришла. Встала возле медпункта и стоит. Отец её уговаривает, а она молчит и в сторону смотрит. На следующий день пришла, а почему накануне идти не хотела – объяснить не может. С незнакомыми людьми общаться – проблема… Глядите, вон у неё занятие закончилось, отошла Сюзанну пасти. Подойдите, поговорите с ней. Для контакта советую начать с лошадей. Тут она специалист. Только Сюзанну конём не называйте. И не чёрная она лошадь, а вороная.

Я подошёл к девочке с серьёзным лицом – тонкой, изящной, высокой для своих одиннадцати лет. Она задумчиво сгоняла слепней с шеи Сюзанны, которая с аппетитом щипала траву.

– Привет, Ксюша, – сказал я бодро и услышал в ответ тихое эхо: «Привет». – Александр Иванович говорит, ты в лошадях хорошо разбираешься. Сюзанна твоя любимица, наверно?

– Сюзанна замечательная, – Ксюша оживилась, улыбнулась и похлопала лошадь по шее. – У неё и рысь отличная, и галоп. Вот только одна на плацу работать не любит, если других лошадей нет. Но больше всего я люблю Тимура, Тимошу. Я его каждый вечер два часа пасу. А чищу и его, и любого, кого позволят. И корм помогаю для всех них готовить.

– Покажешь Тимура?

– Я после ужина пасу его на поле у конюшни. Тимура сразу узнаете: гнедой, а на шее повязка с кисточками. Я специально для него в ткацкой мастерской сплела. Сюзанна, кончай питаться. Нам машут, следующий заниматься пришёл. Пошли, пошли!..

С трудом оторвав вороную целительницу от угощения, Ксюша повела её к плацу.

Теперь мне навстречу по дороге вышагивала огромная марионетка. Улыбающийся человечек в шикарном наряде так радушно размахивал руками и приплясывал при ходьбе, что мне самому захотелось пуститься в пляс. Вёл марионетку красивый подросток лет пятнадцати в чёрном картонном цилиндре. Лицо у него было ясное, открытое и слегка отрешённое.

С крыльца мастерской, из которой он вышел (в окне торчала табличка «Швейная мастерская»), полноватая молодая женщина весело кричала:

– Посмотрите, какую отличную куклу Коля сделал. И как она у него расхаживает!..

– Здравствуй, Коля, – сказал я. – Кукла у тебя и в самом деле великолепная.

– Я не Коля, – торопливо отозвался мальчик. – Я Сюзанна. Вот, глядите.

Он сорвал пучок травы, сунул в рот и стал задумчиво жевать. Так он и прошёл мимо с торчащими изо рта травинками, не забывая, впрочем, двигать своего человечка.

– Прикол у него к Сюзанне, – прокомментировала швейная руководительница. – И занимается только на ней, и себя ею воображает. Впрочем, иногда Пушкиным становится. Потому и цилиндр… А руки у него золотые.

– Здравствуйте! – громко окликнула меня старая знакомая Тая, снова широко улыбаясь. – Вы меня помните? Я Тая. Не Таня, а Тая. Иду на литературную студию. Она вон там, в столовой происходит. Хотите зайти? Её ведёт настоящий писатель.

Неужели я мог отказаться?

В углу обеденного зала вокруг трёх сдвинутых вместе столиков, на которых были разложены книги, листы бумаги и ручки, собралась небольшая пёстрая компания. Писатель был, похоже, действительно настоящий: лохматый, бородатый, полуседой, в очках и в алой футболке. Он приветливо кивнул нам, приглашающим жестом указав на свободные стулья. Мы сели (впрочем, Тая через несколько минут куда-то заторопилась и тихонько ушла). А писатель продолжал свою речь:

– Вы уже знаете, что стихи отличаются от прозы только одним особым знаком препинания: разделением на строки. А если фраза занимает только одну строку, это проза или стихи? Что скажете, Илья?

Илье было за тридцать. У него было умное лицо, глубокие глаза и нескладное худое тело, с трудом поддающееся управлению. Начиная говорить, он некоторое время не мог овладеть звуком. Да и то, что ему удавалось сказать, с усилием проталкивая слова через непослушные речевые мышцы, понять было нелегко. Поэтому писатель подхватывал его слова и повторял для всех:

– Тогда это просто-напросто одностишие… Отличное замечание! А ты, Костя, как думаешь?

Костя (тот самый, критик Чуковского) тем временем молча тянул вверх руку. Теперь он выпалил:

– Вы же сами говорили, что можно написать эссе из одной фразы. Значит, это может быть и проза.

– Тоже верно. А ещё есть такой литературный жанр – афоризм. По-гречески «афоризм» значит «определение». Мы сейчас попробуем придумывать как раз такие афоризмы. Возьмём слово и подумаем, что оно значит. Не как в словаре, а по-своему. Пусть будет или смешно, или задумчиво, или вообще как-нибудь необычно. Ну вот, например, что такое лошадь? Таня, ты как думаешь?

Маленькая девочка с напряжённым лицом, тихо-тихо сказала, подумав:

– Это такие высокие качели.

– Здорово! – улыбнулся писатель и зааплодировал. К нему присоединились и другие. – А ты, Лёша?

Мальчик лет четырнадцати мечтательно смотрел в пространство. Все ждали. Наконец он произнёс:

– Это живое движение.

Аплодисменты. Костя молча тянул руку. Дали слово и ему.

– Лошадь – это животное, рядом с которым человек чувствует себя человеком.

– Вот это да! – восхищённо сказала молодая женщина, рядом с которой в коляске сидел мальчик лет пяти-шести, отстранённым взглядом глядя вверх. Он молчал и почти не шевелился.

– А вы, Ирина, как определите?

– Я бы так сказала. Лошадь – животное, благодаря которому человек научился летать… по земле, ну и… на землю.

Все засмеялись. Виктор Гаврилович торопливо записывал определения на листке бумаги. Заметив мой взгляд, пояснил:

– Вечером в компьютер введём, завтра в стенной газете опубликуем. А в конце смены книжку выпустим… Катя, я вижу, ты тоже придумала. Давай!