Андрей Курпатов - 5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города Страница 20

По факту ведь сейчас каждый сам по себе: ты или самостоятельно добиваешься чего-то, или, второй вариант, – находишься на иждивении у государства. Других вариантов нет. И если государство не может содержать на своем иждивении бесконечное количество людей, если ему важно, чтобы люди начали заниматься каким-то делом и сами себя кормили, да еще накормили тех, кто у них находится на иждивении, – ну так как-то сообщите уже об этом. Громче, честнее. Скажите о том, что это хорошо, когда человек сам добивается успеха, что флаг ему в руки плюс контроль и поддержка. Но у нас до сих пор большие проблемы с «успехом» – то, как мы его оцениваем, как понимаем, как к нему относимся. Абсолютное безобразие. Обширная тема. Видимо, для нашего дальнейшего разговора…

Во второй раз мне хочется написать письмо президенту и правительству или послать им эту книгу: «Опять у вас, господа-товарищи, ошибочка в формулировках вышла». Но вопрос о «величии» продолжает меня мучить. И я продолжаю мучить по этому поводу Андрея.

Тоска по величию

– Меня не удовлетворяет объяснение причин всех наших страстей одним только комплексом неполноценности, комплексом нации-подростка в историческом контексте. Все равно очень хочется чувствовать, что живешь в великой стране, великой державе. Вот давайте сейчас на улицу выйдем и спросим десять прохожих, есть у них такое желание?

– Это в нас просто говорит иерархический инстинкт. Есть собаки, а есть кошки. У собак есть иерархический инстинкт, у кошек он практически отсутствует, не явлен. Что такое иерархический инстинкт? Это когда нужно, чтобы и «сверху», и «снизу» у тебя кто-то был. «Внизу» – тот, на кого ты можешь рявкнуть, кто тебя слушается, а «наверху» – тот, кто на тебя может рявкнуть и кого ты слушаешься. Поэтому собаки стаями бегают, а кошки – сами по себе. И в зависимости от того, насколько силен в представителях той или иной культуры этот – иерархический – инстинкт, они – эти культуры – так себя и ведут. Та культура, в которой у ее представителей потребность в «верхе» больше, разумеется, изобилует мечтами о «великом».

Если мы возьмем исламский мир, где иерархический инстинкт развит до предела, то мы увидим, что… там Бог даже никогда не являлся! Им и в голову такое не могло прийти, что Бог снизошел на Землю. Он же – Бог! Только Пророк Его приходил. И то – это счастье огромное! Эта культура нуждается в том, чтобы Высшее начало было таким высоким, что как рявкнет – ух, мало никому не покажется. Если Пророк рявкнет, то все умрут сразу от ужаса, а что же тут говорить про самого Господа Бога?.. А у нас другая история: у нас Бог пришел, объяснил, что к чему, а Его взяли и распяли. Совершенно так легко все это случилось… А вот в исламе и не могут понять, как такое может быть. Поэтому говорят: «Да, был такой божий человек – Иисус. Добрый человек, не спорим. Но не Бог!» – и считают христианство ересью. Прямо так и говорят: христианство – ересь чистой воды.

В общем, чем сильнее развит иерархический инстинкт у представителей той или иной культуры, тем больше в ней потребность в некой довлеющей сверху силе, в некой жесткой идеологии, неких принципах и установлениях. В исламском мире все «сверху» довлеет, все предписано. Если возьмем нашу культуру, то у нас, конечно, что-то сверху предписано, но при этом иерархический инстинкт менее развит. Впрочем, менее – это только в сравнении. А так он хорошо на самом деле развит. Крепенько. В наших жилах и монгольская кровь течет, и южной крови намешалось значительное количество, так что мы значительно больше европейцев нуждаемся, чтобы нас объединили под каким-нибудь знаменем, определили нам место в некой общей пирамиде, а мы уж встанем в ряды, встроимся, можете не сомневаться. И будет нам хорошо, это по нашему типу.

В этом смысле европейцы – они значительно более «кошки», чем россияне. Нет у них нашей страстной тяги встать в какие-нибудь ряды и восторженно смотреть на трибуну Мавзолея. Не увлекает их подобная перспектива – шагать колоннами да с песнями. Ни трепета они не испытывают от этого дела, ни восторга. С недоумением смотрят. Для них это в каком-то смысле даже дико. Но мне кажется, что это в большей степени связано не с уровнем развития культуры, а с присущими нам национальными особенностями. Что, у китайцев или корейцев недоразвитая культура, что ли? Нет, намного старше нашей. Но как они зато маршируют! Загляденье! А какие у них там празднества устраиваются в честь разных Мао и Кимов? Закачаешься! Даже нам такое не снилось.

Авторитеты. Откуда им взяться?

Что-то не замечала я за собой такой мечты – стать кирпичом в пирамиде Хеопса. И к начальникам в своей рабочей биографии относилась, мягко скажем, не очень лояльно, постоянно спорила с ними. В общем, мне всегда было неуютно под чьей-то «крышей». А вот быть частью великого народа – хочу. Просто хочу – и все, мне это важно. Может, это во мне те самые «кошка» с «собакой» сцепились? А может, просто не понимаю, что имеет в виду Андрей, когда говорит про это «сверху»? Но он, кажется, как раз и собирается это прояснить.

– Вы знаете, что в седьмом поколении все жители территории бывшего СССР, Российской империи, находятся друг с другом в родственных связях? Это, конечно, парадоксальная штука, но так и есть. Просто, как правило, мы знаем своих родных лишь до третьего колена. Но вот взять меня для примера, во мне половина русского (и то – один русский из Сибири, а другой – со Псковщины), четверть бурята и четверть белоруса. А уже в моих кузенах и троюродных братьях течет (только не пугайтесь) – помимо этого, и чеченская, и немецкая, и армянская, и азербайджанская, и еще бог знает какая кровь. А у жены моей – и корейцы в роду есть, и китайцы, и немцы с итальянцами. Что уж говорить про мою дочку… Но так у нас у всех значится в документах – «русские».

Так что не все так просто у россиян с иерархическим инстинктом, поскольку намешались в нас и западные крови, и южные, и восточные. Мы такая адская помесь – «собак» с «кошками». Может быть, поэтому мы тех, кто совсем «сверху», всегда любим немилосердно, а тех, что «сверху», но не очень высоко, мягко говоря, на дух не переносим. Поэтому вечные у нас проблемы с начальниками да с чиновниками средней руки. Но стоит в пространстве появиться губернатору или, не дай бог, самому президенту, сразу же благоговейный трепет и всяческое восхищение. Уж как Михаила Сергеевича ругали в конце 80-х – начале 90-х… Но стоило ему появиться на улице, в массе народной – и тут же восторги и тихие обмороки. Только что чепчики в воздух не летели. А если жаловаться, так мы же не кому-нибудь, мы же прямо президенту пишем – мол, рассуди, отец родной. И так всегда было. Вспомните «Капитанскую дочку» – правду только у царственной особы найти можно. Причем это ведь почти декабрист писал, надо заметить.

В общем, есть у нас свои особенности «национального характера». И есть свои проблемы. Вот раньше у нас «сверху» всегда было что-то определенное – то цари были, то генсеки. Серьезное дело! А сейчас президент. Он, во-первых, выборный, то есть получается, что не «верх», а «верх» через «низ». Во-вторых, мы выбираем его на ограниченный срок. В-третьих, сам по себе – он не олицетворяет собой какую-то масштабную идеологию. И мне кажется, что это хорошо – и первое, и второе, и даже третье. Но к этому нам надо привыкнуть. Нам надо понять, что это хорошо.

Впрочем, с идеологией, точнее, с ее отсутствием возникают сейчас серьезные проблемы. Мы ведь всегда жили в идеологическом обществе – то ли православного толка, то ли коммунистического. И образ вождя всегда у нас сопрягался с этой идеологией. Царь был богопомазан на царство, генсек – при жизни овеян вечной славой КПСС, а после смерти захоронен у Кремлевской стены рядом с главным саркофагом страны. А сейчас? Сейчас – нет. И понятно, что мы по этому поводу испытываем дискомфорт.

Сама же эта идеология – это «сверху» – ниоткуда не возьмется. Мы должны пережить психологически очень тяжелый период разочарований в авторитетах как таковых. Период, надо признать, более чем травматичный для нашей психики. И только после этого появится нечто, во что мы не то чтобы уверуем… Нечто, что станет для нас авторитетом – воплощением священной для нас идеологии. Просто же авторитетов – не в криминальном и не в идеологическом, а просто в общечеловеческом смысле – в России не было уже я даже не знаю сколько времени. Общих, национальных, народных. Вот Дмитрий Сергеевич Лихачев… И на нем у меня список как-то закончился.