Карен Хорни - Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление Страница 21

Ее последствия – это зависть и безразличие к людям. Зависть носит характер, названный Ницше Lebensneid (зависть к жизни), которая относится не к той или иной детали, а к жизни вообще. Она идет об руку с чувством, что ты единственный отовсюду изгнан, приговорен к мучениям, одиночеству, панике, тоске. Безразличие не обязательно предполагает полное бессердечие. Оно вытекает из всеобъемлющих требований и затем приобретает собственную функцию оправдание эгоцентризма личности. Почему другие, которым лучше, чем ему, должны чего-то ждать от него? Почему он, находящийся в худшем положении, чем кто-либо вокруг, он, на которого не обращают внимания или плюют, не имеет права ни на что лично для себя? Так требования укореняются еще прочнее.

Другое следствие – чувство общей неуверенности относительно своих прав. Это сложное явление, и всеобъемлющие требования – лишь один из определяющих его факторов. Внутренний мир, где невротик чувствует право на что угодно, настолько нереалистичен, что в реальном мире он приходит в замешательство относительно своих прав. С одной стороны, он исполнен нахальных требований, а с другой стороны, не решается постоять за свои права, когда это действительно можно и нужно сделать. Например, пациент, который считал, что весь мир должен быть к его услугам, стеснялся попросить у меня изменить время встреч или карандаш, чтобы записать кое-что. Другой господин, сверхчувствительный к невыполнению невротического требования почтения, мирился с тем, что явно навязывали ему некоторые друзья. Чувство, что у него нет никаких прав, может быть в таком случае внешним выражением страданий пациента и может стать сосредоточием его жалоб, в то время как он не уверен в своих иррациональных требованиях. Это они служат источником расстройства, или, по крайней мере, вносят в него немалый вклад.*

* См. главу 8 «Решение смириться».

И наконец, тайные обширные требования – один из важных факторов, отвечающих за инертность, которая (в открытой или скрытой форме) является, возможно, наиболее распространенным невротическим нарушением. В противоположность праздности, в которой можно пребывать по своей воле и получать от нее удовольствие, инерция – это паралич психической энергии. Она распространяется не только на действия, но и на мысли и чувства. Все требования, по определению, заменяют невротику активную работу над своими проблемами и, следовательно, парализуют его рост. Во многих случаях они ответственны за глубочайшее отвращение к любым усилиям. Бессознательное требование тогда таково, что одного только намерения должно быть достаточно для достижения, для устройства на работу, для того, чтобы стать счастливым или преодолеть трудности. Он имеет право получить все это без всяких затрат энергии. Иногда это означает, что реальную работу должны выполнить другие (пусть Джордж это сделает). Если этого не происходит, у него есть причина быть недовольным. Таким образом, часто случается, что он устает от одной перспективы «лишней» работы, когда надо сходить куда то, что-то купить. Иногда в процессе анализа усталость пациента удается снять очень быстро. Например, одному пациенту предстояло сделать много дел перед поездкой, и он чувствовал усталость, еще не принявшись за них. Я предложила, чтобы он принял проблему устройства своих дел, как вызов своей изобретательности. Это ему понравилось, усталость исчезла, и он смог завершить дела, не почувствовав себя разбитым или измученным. Но хотя он при этом испытал свою способность быть активным и радоваться этому, его порыв делать усилия по собственной воле скоро иссяк, поскольку бессознательные требования все еще оставались слишком глубоко укорененными.

Чем мстительнее обсуждаемые требования, тем более сильной представляется инерция личности. Бессознательные аргументы при этом звучат так: «Это другие виноваты в моих бедах – они и должны все исправить. А то что же это будет за исправление, если я сам буду все делать?» Естественно, так говорить может только тот, кто утратил конструктивный интерес к своей жизни. Это не его дело – менять что-то в своей жизни; это дело «их» или судьбы.

Упрямство, с которым пациент держится за свои требования и защищает их при анализе, указывает на значительную субъективную ценность их для него. У него не один, а несколько рубежей защиты, и он раз за разом возвращается на них. Во-первых, у него нет никаких требований, и непонятно, о чем это толкует аналитик; во-вторых, они все рациональные. Далее продолжается защита субъективных оснований требований, служащих для их оправдания. Когда, наконец, он понимает, что у него на самом деле есть требования, и что они не вписываются в реальность, он теряет к ним видимый интерес: они неважны или, во всяком случае, безвредны. Однако он не может временами не замечать, что их последствия для него многочисленны и серьезны. Например, они делают его раздражительным и недовольным, было бы гораздо лучше для него, если бы он сам был поактивнее, а не ждал, что все придет к нему само. Эти требования парализуют его душевные силы. Он не может закрыть глаза и на тот факт, что практический выигрыш от его требований минимальный. Действительно, постоянно давя на других, можно иногда заставить их уступить своим высказанным или невысказанным требованиям. Но даже если так, кто от этого становится счастливее? А что касается его требований к жизни вообще, то они все равно тщетны. Считает он, или нет, себя исключением, на него распространяются законы психологии и биологии. Его требование быть совершенством во всех отношениях не меняет его ни на йоту.

Понимание – как вредных последствий требований, так и их внутренней тщетности – само по себе еще не оставляет реального следа; оно не убеждает. Надежды аналитика, что такой уровень понимания поможет искоренить требования, часто не сбываются. Обычно аналитическая работа ослабляет их. Но вместо искоренения они уходят вглубь. Работая далее, мы добиваемся глубинного озарения – в недрах бессознательных иррациональных фантазий пациента. Дело в том, что понимая на уровне интеллекта тщетность своих требований, бессознательно он упорно верит, что для волшебной силы его желании невозможного нет. Если он будет хотеть достаточно сильно, его желания сбудутся. Если он будет достаточно твердо настаивать, чтобы все шло, как он хочет, все так и пойдет. Если он еще не оказался прав, то это не потому, что он хочет невозможного – как аналитик заставляет его поверить, – а потому, что он хочет недостаточно сильно.

Эта вера вносит еще одно осложнение в явление в целом. Мы уже видели, что требования пациента нереалистичны в том смысле, что он присваивает себе несуществующее право на все виды привилегий. Мы видели также, что некоторые его требования откровенно фантастичны. Теперь нам стало ясно, что все они пропитаны ожиданием чуда. И только здесь мы по-настоящему можем понять, до какой степени требования являются необходимым и неизбежным средством воплощения идеального я пациента в действительность. Они служат этому не в том смысле, что доказывают его превосходство достижениями или успехом: они обеспечивают ему необходимые доказательства и алиби. А доказать он должен, что стоит выше законов психики и природы. И пусть даже он опять и опять видит, что другие не принимают его требований, что закон писан и для него, что он не стоит выше обычных неприятностей и неудач – все это не доказывает отсутствия у него неограниченных возможностей. Это доказывает лишь то, что с ним все еще творится несправедливость. Но если только он будет защищать свои требования, в один прекрасный день они будут выполнены. Эти требования – гарантия его грядущей славы.

Теперь мы понимаем, почему пациент с таким вялым интересом смотрит на вред, который эти требования причиняют ему в жизни. Он не отрицает этого вреда, но он для него пренебрежимо мал по сравнению с грядущей славой. Он похож на человека, который верит, что с полным основанием претендует на богатое наследство; вместо конструктивных усилий по устройству своей жизни он вкладывает всю энергию в то, чтобы отстаивать свои права. Между тем реальная жизнь теряет для него интерес; он впадает в нищету, он пренебрегает всем, что могло бы сделать его жизнь стоящей. Надежда на будущие возможности все более и более становится единственным светом в окошке, которым он живет.

Невротик находится в худшем положении, чем подобный наследник. У него есть тайное чувство, что проявив интерес к себе и своему развитию, он лишится прав на будущие достижения. Это логично, если исходить из его предпосылок, ибо в таком случае воплощение идеального я действительно утратило бы смысл. Пока он одержим своей целью, альтернативный путь его просто страшит. Он означает, что ему предстоит увидеть себя простым смертным, которого извели вконец его проблемы, что ему предстоит взять на себя ответственность за них и признать, что только он сам и никто другой может перерасти их и развить именно свои способности и таланты. Этот путь страшит его, ибо ему начинает казаться, что так он лишится всего. Рассматривать возможность этого пути, пути к здоровью, он может только в той степени, в какой он уже достаточно силен, чтобы расстаться с решением, легшим в основу самоидеализации.