Александр Асмолов - По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии Страница 24

Было установлено, что фиксация какой-либо функции за объектом впоследствии приводит к тому, что у испытуемого возникает ригидная установка на применение объекта в той функции, в которой он использовался ранее. О наличии этой установки судят по тому, что она препятствует, мешает употребить объект в новой непривычной функции. Далее мы остановимся на той интерпретации этого факта, которую предлагает К. Дункер, и ее месте в развитии представлений о природе установки. Здесь же нам важен сам полученный К. Дункером факт фиксированности «значения» за тем или иным объектом и решающей роли этого «значения» по отношению к конкретному выражению способа осуществления действия. Факт «функциональной фиксированности» показывает, что «значение», фиксированное в объектах, в том, на что направлена установка, полностью определяет выражаемое этой установкой в деятельности содержание и в то же время отражает стабилизирующую функцию установки. И опять мы видим, что для того, чтобы проявился сам факт существования установки, нужно создать ситуацию, нарушающую обычное протекание деятельности. И только тогда установка феноменологически проявит себя, в данном случае в виде «барьера», препятствующего решению задачи.

В отечественной психологии мысль о необходимости учета того содержания, которое различные установки выражают в деятельности человека, особенно рельефно выделена в исследованиях А. В. Запорожца. В зависимости от содержания, лежащего в основе установок, А. В. Запорожец вычленяет два вида установок: ситуационно-действенные и предметные (Запорожец, 1960). Ситуационно-действенные установки отражают физические отношения между субъектом и объектом, складывающиеся в данной конкретной ситуации действия. Например, в ситуации с иллюзией величины — это отражение связи определенной руки с признаком величины шара. В предметных установках отражены более устойчивые и независимые от преходящих особенностей действия отношения между признаками самого предмета. В качестве примера проявления предметных установок А. В. Запорожец приводит иллюзию Шарпантье, в основе которой лежит связь, соответствующая устойчивым отношениям признаков предмета — отношениям между объемом и весом. Можно предположить, что взаимоотношения между двумя моментами механизма операциональной установки — вероятностностным прогнозом и «содержанием связи» — в ситуационно-дейстненных и предметных операциональных установках различны. В ситуационно-действенных установках именно частота появления определенной связи на относительно небольшом временном интервале является основным признаком, на который опирается испытуемый и который приводит к возникновению установки. За рамками экспериментальной ситуации частота появления данной связи резко падает, и фиксированная установка, обусловливающая иллюзию величины, через некоторое время разрушается. В предметных установках типа установки, обнаруживающейся в иллюзии Шарпантье, на первых порах ее возникновения человек вновь ориентируется на признак частоты — предметы большего объема чаще всего оказываются большими по весу. Но так как в этом случае частота выступает как один из признаков, свидетельствующих о существовании устойчивого реального отношения между объемом и весом, то она возрастает при каждом новом столкновении субъекта с этим отношением. Как только у субъекта сформируется определенное «знание» о содержании связи между объемом и весом, частота встречаемости этой связи, сыграв роль указывающего на ее существование признака, уходит на задний план. Субъект начинает ориентироваться на «знание» закономерности связи между объемом и весом. По-видимому, в своем формировании предметные установки минуют этап ситуационно-действенных установок.

Итак, мы видим, что в исследованиях А. В. Запорожца, как и в работах К. Дункера, выступил факт зависимости установки от предметного содержания, от «значений», кристаллизованных на объектах установки. Этот факт доказывает, что действие механизма операциональной установки не сводится к вероятностному прогнозированию и что необходимо учитывать то «значение» предмета, на который возникла установка и от которого зависит конкретное выражение способа осуществления действия.

Нам представляется, что помимо двух типов операциональной установки (ситуационно-действенной и предметной) необходимо выделить еще один третий тип — импульсивные установки. По своему механизму импульсивные установки резко отличны от предметных и ситуационно-действенных установок, но тем не менее они соотносимы с побочными условиями ситуации, в которой человеку приходится решать самые различные типы задач. Примеры действия импульсивных установок встречаются буквально на каждом шагу. Вы пишете статью, а рядом стоит тарелка с яблоками или лежит пачка сигарет. Время от времени вы, не отрываясь от работы, машинально протягиваете руку и берете яблоко или закуриваете сигарету. Прогуливаясь по улице и оживленно беседуя со своим знакомым, вы проходите мимо автомата с газированной водой. Продолжая о чем-то спорить, вы, почувствовав жажду, бросаете в автомат три копейки и выпиваете стакан воды. В том случае, если условие, способное удовлетворить потребность, находится перед нами в стандартной ситуации, мы почти никогда специально не задумываемся, что предпринять: «Сами условия ситуации диктуют нам, что надо делать» (Узнадзе, 1966, с.373). Факторы, приводящие к возникновению импульсивных установок, внешне те же, что и у смысловых установок: потребность и побуждающий предмет. Однако легкодоступный побуждающий предмет, вызывающий импульсивную установку в стандартной обстановке, не относится к числу мотивов деятельности и имеет ситуационное значение. Это предмет — побудитель в «ситуации потребности момента». Только в ней он обладает побудительной силой. В другой ситуации тот же самый предмет, например вода для путника, заблудившегося в пустыне, может возвыситься до уровня смыслообразующего мотива деятельности, ради достижения которого отчаявшийся человек готов пойти на что угодно. Но в обычной стандартной обстановке предмет-побудитель типа воды занимает структурное место побочного условия деятельности. По мере развития общества целый ряд мотивов неизбежно переходит в ранг предметов-побудителей, и для их достижения оказывается достаточно срабатывания операциональных установок. «Предметно-вещественные "потребности для себя" насыщаемы, и их удовлетворение ведет к тому, что они низводятся до уровня условий жизни, — замечает А. Н. Леонтьев, — которые тем меньше замечаются человеком, чем привычнее они становятся» (1975, с.226). Изменение места побуждающего предмета в структуре деятельности и соответственно изменение уровня установки — это лишь одно из проявлений возможности взаимопереходов установки одного уровня на другой, в данном случае с ведущего уровня на «черновой» операциональный уровень установочной регуляции деятельности.

Итак, нами были рассмотрены установки, лежащие в основе «привычного» поведения — операциональные установки. Было показано, что фиксированные установки, вырабатываемые посредством классического метода «фиксации установки» Д. Н. Узнадзе, относятся к уровню операциональных установок, так как они соотносятся с условиями протекания действия. Эти установки проявляют себя в хорошо известных феноменах иллюзий типа иллюзии веса, иллюзии Шарпантье и т. д. В качестве механизма для объяснения действия такого рода установок некоторыми исследователями привлекаются представления о вероятностном прогнозировании. Однако механизм действия операциональных установок не сводится к вероятностному прогнозированию. Необходимым и определяющим содержание операциональной установки моментом является «значение» предмета, на который возникла установка и от которого всецело зависит конкретное выражение способа осуществления действия. По характеру предметного содержания следует различать такие виды операциональных установок, как ситуационно-действенные и предметные (А. В. Запорожец). Особое место в ряду операциональных установок занимают операциональные импульсивные установки, которые актуализируются на условия ситуации, отвечающие той или иной «потребности момента».

Физиологическое объяснение явления установки, или, точнее, сведение явления установки к определенным физиологическим процессам, появилось задолго до того, как встал вопрос о собственно психологической природе установки и ее роли в регуляции деятельности. Это объяснение родилось в рамках физиологической психологии в школе В. Вундта. Факты проявления установки в экспериментах на ВР (время реакции) были обнаружены психологами Лейпцигской лаборатории. Вначале С. Экснер, а затем Л. Ланге (1886) обращают внимание на влияние предварительной подготовки испытуемого на ВР. Л. Ланге приходит к выводу, что в зависимости от того, на что направлено внимание реагента, необходимо различать две формы реакции: моторную и сенсорную. Если испытуемый предварительно настраивается на двигательный ответ, то проявляется более короткая моторная реакция; если же он предварительно настроен на стимул, то обнаруживается сенсорная реакция. Таким образом, в исследованиях Лейпцигской лаборатории происходят два немаловажных для истории проблемы установки события. Первое событие — это возникновение представлений о сенсорной установке (настройке на ожидаемый раздражитель) и моторной установке (настройке на ответное движение). Второе событие — попытка интерпретации установки. Так, Л. Ланге видит в моторной установке предварительное иннервационное напряжение, связанное с «молниеносностью» мускульной реакции (см. об этом Ланге Н. Н., 1893; Корнилов, 1922; Woodworth, Schlosberg, 1958). Говоря о моторной установке как о предварительном мышечном напряжении, Л. Ланге тем самым подчеркивал, что установка представляет собой явление периферической природы. В работах Л. Ланге был верно подчеркнут факт участия тонуса, тонической настройки в реализации установки. Однако сведение установки к чисто периферическим процессам еще в XIX веке встретило серьезные возражения.