Ирвин Ялом - Дар психотерапии Страница 27

Иногда я предлагаю совет или рекомендую определенную манеру поведения не как средство присвоения решения пациента, но с тем, чтобы встряхнуть укоренившееся мнение или паттерн поведения. Например, Майк, тридцатичетырехлетний ученый, мучился над тем, следует ли ему посетить своих родителей в ходе близящейся профессиональной поездки. Каждый раз, когда он решался на это в течение нескольких последних лет, у него непременно происходила ссора с грубым отцом, обыкновенным рабочим, который негодовал, что ему приходится встречать его в аэропорту, и ругал за то, что тот не мог арендовать машину.

Его последняя поездка вызвала столь безобразную сцену в аэропорту, что он сократил свое посещение и отбыл, даже не поговорив снова с отцом. Однако он хотел увидеться с матерью, с которой был близок и которая соглашалась с ним в оценке отца как грубого и бестактного скряги.

Я посоветовал Майку посетить родителей, но сказать отцу, что он настаивает на том, чтобы арендовать машину. Майк был шокирован моим предложением. Его отец всегда встречал его в аэропорту — такова была его роль. Наверное, его отец может обидеться, если почувствует себя ненужным. Кроме того, зачем выбрасывать деньги не ветер? У него не было никакой надобности в машине, когда он приезжал в дом родителей. Зачем же платить за машину, которая будет стоять там в течение нескольких дней?

Я напомнил ему, что его зарплата как исследователя была в два раза больше, чем у его отца. И если он так волновался о том, что его отец будет обижен, почему бы не попытаться осторожно поговорить с ним по телефону, объяснив причины, по которым он хочет взять машину в аренду.

«Телефонный разговор с моим отцом? — сказал Майк. — Это невозможно. Мы никогда не говорим по телефону. Когда я звоню, я разговариваю только с матерью».

«Так много правил. Так много установленных семейных правил, — удивился я. — Вы говорите, что хотите изменить свои отношения с отцом? Чтобы это произошло, необходимо, чтобы изменились некоторые семейные правила. Чем вы рискуете, раскрыв все в беседе — по телефону ли, лично или в письме?»

Наконец пациент поддался моим уговорам и уже в своем стиле и собственным голосом приступил к изменению взаимоотношений со своим отцом. Изменение одной части семейной системы всегда отражается на других частях, и в этом примере на несколько недель его мать сменила отца в качестве главной семейной проблемы. В конце концов, это также было разрешено; семья постепенно сблизилась, и Майк остро осознал ту роль, которую он играл в создании дистанции, существующей между ним и его отцом.

Другой пациент, Джеред, не мог предпринять необходимые шаги, чтобы обновить свою грин-кард. Хотя я знал, что существовали потенциально насыщенные динамические проблемы, лежащие в основе его промедления, их изучение могло и подождать. Ведь если бы он продолжал бездействовать, ему бы пришлось оставить страну, бросив не только многообещающее исследовательское предприятие и цветущие романтические отношения, но также и терапию. Я спросил его, нужна ли моя помощь с подачей заявления на грин-кард.

Он сказал, что помощь действительно нужна. После чего мы составили точный порядок и схему действий. Он пообещал, что в течение двадцати четырех часов пошлет мне по электронной почте копии своих просьб к бывшим профессорам и работодателям для написания характеристик и в свое следующее посещение, через семь дней, занесет законченное заявление в мой офис.

Эта интервенция оказалась действенной, чтобы разрешить кризис с грин-карт, и позволила нам переключить наше внимание на значение его промедления, его чувств по поводу моего вмешательства, его желания, чтобы я принял решение за него, и необходимость, чтобы за ним наблюдали и поддерживали.

В другом примере фигурирует Джей, жаждущий разорвать отношения с Мэг, женщиной, с которой он был очень близок в течение нескольких лет. Она была близкой подругой его жены и помогала ухаживать за ней в течение ее терминальной болезни, а затем поддерживала его во время страшного трехлетнего отчаяния из-за тяжелой утраты. Он держался Мэг и жил с ней в этот период, но как только он переборол свое горе, то осознал, что они были абсолютно несовместимы, и после еще одного болезненного года нерешительности он попросил ее съехать.

Не желая, чтобы она стала его женой, он все же был безмерно благодарен ей и предложил бесплатную квартиру в принадлежавшем ему здании. Впоследствии у него был ряд непродолжительных отношений с женщинами. Всякий раз, когда один из этих романов заканчивался, он так мучился из-за изоляции, что снова возвращался к Мэг, пока ему не подворачивался кто-либо более подходящий. Одновременно он продолжал делать Мэг тонкие намеки, что, наверное, в конце концов, они снова могут стать парой. Мэг реагировала на это, отложив свою жизнь и пребывая в состоянии постоянной готовности для него.

Я предположил, что его нечестные действия по отношению к Мэг повинны не только в том, что она застряла в жизни, но также и в его собственном подавленном настроении и чувстве вины. Он, однако, отрицал, что действовал нечестно, и в качестве доказательства приводил свою щедрость в отношении Мэг, когда он предложил ей освобожденную от арендной платы квартиру. Я указал на то, что, если бы он действительно хотел проявить щедрость по отношению к ней, почему бы не сделать это так, чтобы не привязывать ее к нему — например, компенсировать это полностью наличными или выписать дарственную на квартиру. Несколько последующих конфронтационнных сеансов привели к тому, что он признался самому себе и мне, что эгоистично препятствовал ее уходу — он хотел держать ее поблизости, как поддержку, в качестве средства от одиночества.

В каждом из этих примеров совет, который я предлагал, сам по себе не подразумевал последнего решающего шага, но был лишь средством, побуждающим к исследованию: правил семейных систем, значения и выгоды промедления и зависимых желаний, природы и последствий нечестности.

Очень часто именно сам способ предложения совета, помогает больше, нежели конкретное содержание самого совета. Например, один врач консультировался со мной из-за болезненного промедления. У него были серьезные проблемы с его больницей из-за того, что он не мог заполнять медицинские карты, что привело к тому, что горы из нескольких сотен карточек пылились в его кабинете.

Я использовал все, чтобы мобилизовать его. Я посещал его кабинет, чтобы оценить размеры задания. Я просил его приносить карты и диктофон в мой кабинет, так что я мог делать предложения по поводу его техники диктовки. Мы смоделировали еженедельную схему диктовки, и я звонил ему, дабы выяснить, придерживается ли он ее.

Ни один из этих особых приемов ни принес никаких результатов, но, тем не менее, его тронул сам процесс — иными словами, то, что моя забота о нем была столь велика, что вышла за пределы моего кабинета. Последующее улучшение наших взаимоотношений, в конце концов, способствовало хорошей терапевтической работе, которая закончилась тем, что он открыл собственные методы, чтобы справиться со своими задолженностями.

Глава 51. Облегчение решений — другие приемы

Как и у любого терапевта, у меня есть любимые мобилизующие приемы, выработанные за годы практики. Иногда я нахожу полезным подчеркнуть нелепость сопротивления, основанного на прошедших и уже необратимых событиях. Однажды я встречался с сопротивляющимся пациентом, застрявшим в жизни. Он упорно обвинял свою мать в событиях, которые произошли за десятилетия до этого. Я помог ему постигнуть всю нелепость его позиции, попросив его повторить несколько раз такое заявление: «Мама, я не собираюсь меняться до тех пор, пока ты не будешь обращаться со мной иначе, чем тогда, когда мне было восемь лет». Время от времени я использовал этот прием весьма эффективно (с вариациями в формулировках, само собой, дабы соотноситься с исключительной ситуацией пациента). Иногда я просто напоминаю пациентам, что рано или поздно они должны будут избавиться от жажды обладать лучшим прошлым.

Другие пациенты говорят, что не могут действовать потому, что не знают, чего именно они хотят. В таких случаях я пытаюсь помочь им выявить и проанализировать свои желания. Это может быть утомительным, и, в конце концов, многие терапевты просто устанут и захотят крикнуть: «Неужели вы никогда ничего не хотели?» Карен Хорни порой говорила, наверное, испытывая сильное раздражение: «Вам когда-нибудь приходила мысль спросить себя, что вы хотите?» Некоторые пациенты не чувствуют, что у них есть право желать чего-либо. Другие пытаются избежать боли утраты, избавившись от желаний. («Если я никогда не буду желать, я никогда больше не буду разочарован».) Третьи скрывают свои желания в надежде, что взрослые вокруг них смогут сами догадаться, чего им хочется.