Клаудио НАРАНХО - ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ Страница 28

Таким образом, он надеется не на то, чтобы получить любовь (поскольку он не может доверять чувствам людей), но приобрести способность любить и устанавливать отношения с людьми.

Как погруженность в себя поддерживается жаждой обогащения и ведет к оскудению, точно так же неверно направленный поиск бытия ведет к жизненной обскурации (умопомрачению). Погруженный в себя шизоид готов устраниться из пытающегося вмешаться в его жизнь мира, но, делая это, он устраняет себя от самого себя.

Энеатип V обладает скрытым убеждением, что бытие можно найти только вне области становления личности: вне тела, вне чувства, вне самого мышления. (И на самом деле, так оно и есть, однако с некоторым «но», ибо его можно достичь только тем, кто не избегает ни своего тела, ни чувств, ни ума.)

Хотя стремление удержать легко понять как осложнение онтической жажды бытия, неплохо было бы задуматься над тем, что стремление удержать неотделимо от стремления избежать (avoidance), составляя единый источник психической динамики. Этот процесс хорошо изображен в истории о Мидасе, который, стремясь разбогатеть, пожелал, чтобы все, к чему бы он ни прикоснулся, превращалось в золото. Непредвиденное трагическое последствие его пожелания - превращение в золото его собственной дочери. Эта история - гораздо более наглядный символ, чем концептуальные объяснения, - процесс, с помощью которого достижение самой желанной цели может повлечь за собой дегуманиацию, а стремление к экстраординарному - утрату способности оценивать обычные вещи.

Глава 3

Зависть и депрессивно-мазохистский характер

Энеатип IV

Эмоциональное состояние зависти подразумевает болезненное ощущение лишенности чего-то, что страстно хотелось бы иметь, при этом добродетель воспринимается как качество, которое не присуще личности, но которое необходимо приобрести.

Хотя зависть и является естественной реакций на ранние фрустрации и осознание лишенности чего-либо, она представляет собой фактор саморазрушения в психике, ибо чрезмерная потребность в любви, которую она порождает, не соответствует хроническому ощущению ущербности и собственного несовершенства, но, напротив, порождает последующие разочарование и боль.

Чувство фрустрации является неизбежным следствием зависти. Кроме того, чрезмерные желания могут привести к болезненным ситуациям, подобным той, которую изобразил Кеведо-и-Вильегас в своем видении ада. Он рассказывает о том, как завистливые прибывают в ад и наблюдают, какие мучения испытывают души других людей, при этом они страдают от того, что для них не уготовано никакого места в аду [81].

Зависть на энеаграмме является спутником тщеславия и занимает место по соседству с точкой 5, обозначающей алчность, которая порождает сравнимое с завистью чувство лишенности чего-либо, хотя при наличии чувства ущербности отношение к этой лишенности является иным. В то время как точка 6 означает мощную устремленность, настоятельную потребность в том, в чем ощущается недостаток, точка 5 характеризуется позицией отказа от каких-либо ожиданий получить что-то из окружающего мира и в значительной степени - стремлением сохранить собственную энергию, склонности и привязанности.

Связь зависти с тщеславием еще более важна, чем ее связь с алчностью, поскольку точка 4 входит в состав триады в правом углу энеаграммы, которая в целом тяготеет к чрезмерной заботе об образе самости. В то время как личность энеатипа III идентифицирует себя с той частью личности, которая совпадает с идеализированным образом, представитель энеатипа IV идентифицирует себя с той частью личности, которая не совпадает с идеализированным образом и всегда стремится достичь невозможного. Здесь мы имеем дело с личностью, движимой тщеславием, которая неспособна достичь своей цели вследствие ощущения собственной ущербности и бесполезности (точка 5).

Несмотря на то что энеатипы, обозначаемые на энеаграмме точками 4 и 5 (зависть и алчность), имеют общей чертой ощущение собственной бесполезности, вины и ущербности и оба могут быть охарактеризованы как подверженные депрессии, они во многих отношениях отличаются друг от друга. В то время как чувство вины в типе зависть является осознанной пыткой, у представителей типа алчность оно часто завуалировано кажущимся моральным безразличием (которое характерно и для энеатипа VIII и представляет собой болезненную реакцию (бунт) на чрезмерность своих собственных требований и обвинений). Если депрессия у представителей типа зависть проявляется как несдерживаемое горе, то алчные люди часто лишены способности плакать или выражать свою боль другими способами, так что у них депрессия часто проявляется в виде апатии и чувства опустошенности. Можно сказать, что у энеатипа V «сухая» депрессия, в противоположность «мокрой» депрессии энеатипа IV; иначе говоря, алчность характеризуется сдержанностью, а зависть - страстностью. В этом проявляется их четкая дифференциация: «сухая» алчность апатична, «мокрая» зависть страстна; если первую можно сравнить с пустыней, то вторая напоминает трясину. (Использование во французском языке слова envie для обозначения страстного желания подчеркивает очевидный вывод о том, что зависть является наиболее страстной из всех страстей.) В то время как энеатип V характеризуется атмосферой внутренней сдержанности, для энеатипа IV характерна атмосфера смятения и беспокойства. Наиболее характерной чертой энеатипа IV, помимо определяющей его поведение зависти, может считаться наклонность к самопреследованию и фрустрация.

Кернберг с соавторами справедливо подвергли критике «Диагностико-статистический справочник по психическим заболеваниям» (DSM-III) за то, что в нем не уделялось внимания депрессивному, саморазрушающему мазохистскому типу личности. Я с радостью обнаружил, что в новом издании DSM сделаны, хотя и робко, попытки осветить этот тип личности, ибо он, несомненно, является одним из наиболее распространенных источников межличностных конфликтов. Со времен античности известны такие проявления психического поведения, как жалобы и стенания, так же как и тенденция к недовольству, в то время как мазохистский характер, который был описан уже Куртом Шнайдером, был заново открыт Абрахамом при наблюдении за словесно-агрессивным характером и затем подробно описан Хорни.

Хотя синдром мазохистской и самопораженческой личности не нашел отражения в DSM-III, это было следствием того, что тенденцию к депрессивности, столь характерную для такого типа характера, относили раньше к расстройствам настроения. Однако точка зрения относительно того, что с депрессивностью связан определенный тип личности, существует очень давно, и Шнайдер цитирует Крепелина [82], который пишет о типе, характеризующемся «постоянным эмоциональным тяготением к мрачным чувствам, связанным со всеми проявлениями жизни». Шнайдер описывает тип людей, которые «пессимистичны и скептичны и в глубине души отрицают жизнь», но «все же окружают ее чем-то вроде невостребованной любви». «Это тип людей сверхсерьезных, которые чем-то озлоблены и в глазах которых все выглядит низким и отвратительным… Все это, однако, не обязательно лежит на поверхности, ибо эта меланхоличность характера может быть скрыта… такие люди могут проявлять внешнюю радость и развивать необычайную активность как средство спастись от своей меланхолии». В связи с этим Шнайдер приводит цитату из поэмы Гёльдерлина о шутах: «Вы всегда играете и шутите, вы ведь не можете иначе, и я глубоко тронут, друзья, поскольку лишь отчаявшиеся вынуждены так поступать».

Шнайдер отмечает также у меланхоликов тенденцию к тщеславию.

«Сравнивая себя с людьми, которые живут счастливо, и зная простоту, характерную для таких людей, они начинают считать свои страдания чем-то благородным, а себя - обладающими аристократизмом. Другие полагают свои страдания достоинством, что, наряду со склонностью размышлять о горестях жизни и острой потребностью в помощи, заставляет их искать утешения в философии или в религии». Он отмечает также среди меланхоликов склонность к эстетству, которая может проявляться в их манере одеваться и в образе жизни, а также в высокомерном отношении к окружающим.

И наконец, он отмечает различие между теми депрессивными индивидами, которые являются собственно меланхоликами (такими, которых Кречмер ставит в один ряд с циклотимическими и называет их индивидами с «тяжелой кровью»), и теми, которых можно определить как людей, постоянно находящихся в дурном настроении: «они холодны и эгоистичны, вечно ворчат и всех ненавидят, раздражительны и ко всему критичны, подлы и коварны. В их пессимистичности по отношению ко всему, а также и по отношению к своей собственной судьбе есть нечто фанатичное. Они испытывают чувство, близкое к радости, по поводу своих новых неудач и не способны желать добра никому».