Xoce Антонио Марина - Поверженный разум. Теория и практика глупости Страница 28

Ошибки общества, как и ошибки личности, могут быть когнитивными, аффективными и операционными. Эта глава, таким образом, служит напоминанием о том, что я уже разъяснял.

Когнитивные ошибки. Разум терпит когнитивные неудачи тогда, когда хранит верность защищенным крепкой броней убеждениям. Предрассудки, суеверия, догматизм и фанантизм — прежде всего социальные, а потом уже личностные явления. Существуют культуры, которые питают и оберегают их. Религиозная нетерпимость раз за разом воспроизводит одни и те же модели поведения. Слабак требует свободу, которая защищает его от тирана, но если он приходит к власти, то быстро забывает о том, чего требовал раньше. Христиане, гонимые Синедрионом и Империей, требовали равенства. В начале III века Тертуллиан писал: „Как по закону человеческому, так и по законам природы каждый свободен молиться кому хочет. Религиозные убеждения личности не принесут вреда или пользы никому более, чем прежде всего тому, кто их исповедует. Навязывание религии силой противно ее природе“. Но в 313 году Константин легализует исповедание христианства, и сто лет спустя Церковь, обретшая определенную власть, начала преследование иноверцев. Римские императоры запретили язычество. И тогда стороны поменялись местами: в конце IV века уже выдающиеся язычники защищали свободу исповедания от тех, кто защищал ее веком назад. Uno itinere non protest perveniri ad tam grande secretum. „Не может существовать лишь один-единственный путь, — воскликнул Симмах[69] в римском сенате в 384 году, — к постижению сути этой великой тайны!“ Но они уже проиграли.

Протестантизм воспроизводит ту же модель. Лютер выступает за свободу совести, свободу обсуждения, видя в них грозное оружие, направленное против Церкви. Под угрозой неминуемого отлучения он упорно защищает религиозную свободу: „Не должно подчиняться князьям, когда они требуют покориться глупым суевериям, и точно так же не должно просить их помощи в защите Слова Божия“. Но через несколько лет, когда он уже чувствует за собой силу, Лютер забывает о сказанном, и просит помощи у князей, и призывает их безжалостно отомстить врагам. Лютеране беспощадно преследуют анабаптистов, а те по мере изменения обстоятельств с тем же пылом преследуют лютеран, захватив власть в Мюнстере.

То же самое произошло в исламском мире. И сегодня мы наблюдаем неприкрытую вражду между суннитами и шиитами, а в некоторых странах, таких как, например, Судан, мусульманское правительство ведет войну на истребление против христиан. Все эти случаи являются примерами жестоких ошибок разума, ставшего заложником фанатизма, и тот, будучи не способным по природе своей усваивать опыт, раз за разом повторяет все те же самые жестокости.

Можно было бы написать историю „отравленных“ культур и собрать там примеры ложных убеждений, послуживших легитимации несправедливостей. Например, радикального неравенства человеческих существ, радикальной кастовой сегрегации, которая все еще имеет место в различных районах Индии, дискриминации по признакам пола или расы. Даже Аристотель, великий этик и воспитатель Европы, был не свободен от этого вида убеждений, поскольку утверждал, что рабство — элемент естественного порядка вещей:

Природа стремится различить плоть рабов и свободных людей; одни, сильные, предназначены для необходимых работ; другие — стройные и изящные, не предназначены для подобных занятий, их удел — политическая жизнь („Политика“, 1254b).

Представления о гомосексуальности являют собой драматический и весьма актуальный предмет для исследования. В 1936 году Гиммлер издал декрет, который гласил: „Наше отношение к гомосексуальности (симптом дегенерации, который может разрушить нашу расу) должно определяться основополагающим принципом: уничтожение вырожденцев“. Впоследствии он отдал приказ отправлять гомосексуалистов в лагеря третьей категории, то есть в лагеря уничтожения. По данным австрийской лютеранской церкви, были уничтожены более двухсот тысяч человек. Но с несправедливостью не было покончено и после падения нацистского режима. После войны были произведены щедрые выплаты компенсаций выжившим узникам нацистских лагерей — всем, за исключением гомосексуалистов, потому что с точки зрения немецкого законодательства они оставались „преступниками“. Как минимум до 2000 года смертная казнь за гомосексуализм применялась в Афганистане, Пакистане, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах, Иране, Йемене, Мавритании и Судане. Нетерпимость всегда была признаком помраченного разума, что, впрочем, не означает, что терпимость всегда является триумфом разума.

А сейчас я обращусь к не столь кровавым убеждениям, которые, тем не менее, оказывают определяющее влияние на общественную жизнь. Те идеи, которые вырабатываются в обществе относительно того, что, собственно, такое есть разум и свобода, обусловливают и способы решения им своих проблем. На Западе большая часть определений разума концентрируется на когнитивных навыках — чего мы не видим в других культурах. Пьер Дасен сравнил американские представления с подобными же представлениями у африканского племени бауле. Оба общества представляли себе основные качества разума в общих чертах как грамотность, память и способность быстро обрабатывать информацию, но бауле полагали, что эти навыки приобретают значение только в той ситуации, когда их применение приводит к росту благосостояния общества. Бауле превозносили социальный разум, то есть разум, ориентированный на взаимодействие и службу обществу. Я с ними согласен.

Идея свободы также определяет разумность общества. Великий Монтескье говорит в главе 2 книги XI „Духа законов“, рассматривая пример московитов эпохи Петра Великого, что „долгое время они считали, что свобода состояла в возможности носить длинную бороду“. Пожалуй, мы недалеко от них ушли. Какое место должна занимать свобода в иерархии ценностей? Прославление свободы — это выдумка Запада. Другие культуры полагают куда более значимыми иные ценности — такие как мир, согласие, законопослушность. А на Западе в последнее время воцарилось представление о свободе, которое чревато многими социальными бедами; его можно сформулировать так: только спонтанное действие свободно. Трудно отказываться от этой очевидной истины, хотя она и содержит в себе непреодолимое противоречие. Она утверждает идею свободы, опровергающей свободу. И действительно, если поведение не является спонтанным, оно — вынужденное. Супер-эго, воспитание, нормы, „что скажут люди“ или групповая мораль правят бал и в конечном счете уничтожают свободу. Человек, следовательно, не свободен. Но, оказывается, если он действует спонтанно, он также не свободен, потому что спонтанность — это просто-напросто импульс. То, что мы называем естественностью, есть не более чем природный детерминизм. Вот мы и попали в ловушку: если я хочу быть свободным, я не могу быть ни спонтанным, ни неспонтанным. Подобная ложная идея свободы приводит к заключению: свободен только тот, кто абсолютно оторван от всех и от всего. А это — отрицание коллективного разума. Его поражение.

Аффективные ошибки. Общества вырабатывают различные аффективные стили, поэтому есть миролюбивые культуры и культуры воинственные, культуры эгоистичные и культуры, основанные на принципе солидарности. В своей книге „Пол и темперамент в трех примитивных обществах“ американский антрополог Маргарет Мид показывает две модели социальной аффективности. Арапеш являются дружелюбным народом, они склонны к сотрудничеству. Работают вместе — все на всех. Личная выгода представляется им отвратительной. „Есть только одна семья в селении, — рассказывает автор, — которая проявляла привязанность к земле, и их отношение было непонятно остальным“. Арапеш охотится для того, чтобы принести еду другому. „Человек, который сам, в одиночку ест то, что он принес с охоты, — даже если это маленькая птичка, которой и одному едоку недостаточно, — это самый недостойный член сообщества, он находится за пределами общественной морали до такой степени, что никто даже не станет обсуждать с ним что-либо“.

Для племени арапеш мир — это сад, который нужно возделывать. Моя душа садовода не может остаться равнодушной к столь поэтической концепции мира. Долг детей и ямса состоит в том, чтобы расти. Долг всех остальных членов племени состоит в том, чтобы делать все необходимое для того, чтобы дети и ямс росли. Возделывание детей, воспитание ямса — или наоборот. Мужчины и женщины посвящают себя этой глубоко материнской задаче с нежным энтузиазмом. Дети — центр их внимания, воспитание вообще — воспитание чувств. Не важно, что ребенок не усвоит каких-то вещей, так как на самом деле важно привить ему чувство доверия и безопасности. Сделать ребенка добрым и безмятежным. Его учат доверять всему на свете. Дети проводят определенное время в семьях родственников, чтобы приучиться к мысли, что весь мир наполнен родными.