Карл Юнг - Человек и его символы Страница 29

Например, у молодых людей наиболее распространенной из них, скорее всего, будет модель сурового испытания на силу и выносливость. Оно может выглядеть аналогично рассмотренным нами сюжетам из сновидений современников, иллюстрирующих героический миф, как в истории с моряком, которого подвергли испытанию непогодой и битьем, или как в пешем путешествии по Индии без шляпы от дождя. Ту же тему физических страданий, доведенную до логического конца, мы встречаем в первом из упомянутых снов, где симпатичный молодой человек был заклан на алтаре. Это жертвоприношение напоминало приближение к посвящению, но концовка была смазана. Похоже, она завершала героический цикл, чтобы подготовить переход к новой теме.

Между героическим мифом и обрядом инициации есть одно бросающееся в глаза отличие. Типичный героический персонаж из сил выбивается, чтобы достичь своей амбициозной цели и в конце концов приходит к ней, пусть ценой немедленного наказания или смерти за свою hybris. В противоположность этому в обряде посвящения новообращаемого призывают отказаться от амбиций и всех желаний и покориться суровому испытанию. Он должен желать участвовать в испытании, не надеясь на успех — фактически быть готовым к смерти. И хотя видимая сторона испытания может быть мягкой (длительный пост, лишение зуба, нанесение татуировки) или мучительной (боль от обрезания, надрезания и других увечий), цель всегда одна: вызвать символическое переживание смерти, из которого может возникнуть символическое переживание нового рождения.

Одному двадцатипятилетнему юноше приснилось, что, используя альпинистское снаряжение, он забрался на вершину горы, где находится что-то вроде алтаря. Рядом с алтарем он видит саркофаг с его собственной статуей на нем. Затем приближается священник, в руке у него посох, на котором сверкает живой солнечный диск. (Обсуждая этот сон, молодой человек сказал впоследствии, что подъем на гору напомнил ему о прилагаемых в ходе сеансов психоанализа усилиях для овладения самим собой). К своему удивлению, он обнаруживает себя умершим и испытывает угнетенность и страх, а не чувство радости от достигнутого. После этого тепло от солнца приносит чувство силы и молодости.

Этот сон вполне отчетливо показывает различие между посвящением и героическим мифом, которое следует всегда иметь в виду. Альпинизм подразумевает испытание силы — это твердое желание достичь самосознания на героической стадии юношеского развития. Пациент, очевидно, полагал, что к лечению надо будет относиться так же, как и к другим испытаниям, требующим мужества: то есть в соревновательной манере, свойственной молодым людям в нашем обществе. Но сцена у алтаря исправила это ошибочное представление, показав, что его задача скорее заключается в подчинении силе большей, чем он сам. Ему приходится видеть себя умершим и символически погребенным таким образом (в саркофаге), который напоминает архетипическую мать — изначальное вместилище всей жизни. Только смирившись с этим, он может испытать новое рождение. Ритуал, дающий вдохновение, вновь оживляет его в качестве символического сына Отца-Солнца.

Мы могли бы допустить ошибку, отнеся эту сцену к героическому циклу о Близнецах — «детях Солнца». Но тогда нам пришлось бы считать, что посвящаемый обманывается, а для этого нет никаких оснований. Напротив, он постиг урок смирения, пройдя через обряд смерти и возрождения, знаменующий переход от молодости к зрелости.

По своему возрасту он уже должен был осуществить этот переход, но затянувшаяся задержка в развитии тянула его назад. Эта задержка привела его к неврозу, который он и пришел лечить. Сон предлагает ему грамотный совет—такой же, какой бы дал любой хороший шаман: надо отказаться от скалолазания для доказательства своей силы и подчиниться сполна ритуалу инициации, который подготовит его к новым моральным обязательствам — обязательствам мужчины.

Тема повиновения как существенного условия успешного проведения обряда посвящения легко прослеживается, когда он связан с девушками и женщинами. Их обряд изначально нацелен на пассивность, как их сущностную черту, которая усиливается присущим им физиологическим ограничением их автономности — менструальным циклом. Высказывалось предположение, что с точки зрения женщин менструальный цикл может фактически играть основную роль в инициации, поскольку пробуждает у них глубочайшее ощущение покорности перед действием животворящей природной силы. Поэтому женщина охотно отдается целиком своей женской функции, подобно тому как мужчина включается в отведенную ему роль в жизни общины.

С другой стороны, женщина в не меньшей степени, чем мужчина, проходит через изначальное испытание на выносливость, заканчивающееся принесением жертвы, чтобы испытать рождение новой жизни. Эта жертва дает возможность женщине освободиться от запутанных личных отношений и приводит ее к более сознательной роли независимой личности. Напротив, жертва мужчины является отказом от его священной независимости: он становится осознанно более привязанным по отношению к женщине.

Здесь мы подходим к той стороне посвящения, которая знакомит мужчину с женщиной, а женщину с мужчиной с тем, чтобы исправить некоторое первоначальное противостояние мужского и женского начал. Мужское знание (Логос) затем встречается с женской привязанностью (Эрос), их союз представляет символический обряд священного брака, составлявший сокровеннейшую основу инициации со времени ее зарождения в мистериальных культах древности. Но современному человеку необычайно трудно понять это, пока он не окажется в кризисной ситуации. Несколько пациентов рассказывали мне о снах, в которых тема жертвы сочетается с темой священного брака. Один из них приснился молодому человеку, который полюбил, но не хотел жениться, боясь, что семья станет эдакой тюрьмой, возглавляемой могущественной фигурой матери. Его собственная мать была сильной женщиной, оказавшей на него значительное влияние в детстве, и его будущая теща представляла для него такую же угрозу. Не станет ли и его будущая жена подавлять его точно так же, как эти матери подавляли своих детей?

В своем сне он танцевал ритуальный танец вместе с еще одним мужчиной и двумя женщинами, одна из которых была его невестой. Мужчина постарше и вторая женщина были супружеской парой, производящей благоприятное впечатление, потому чтоих брак похоже, не подавлял их индивидуальности. Эта пара, таким образом, представляла для молодого человека такое состояние супружества, которое не накладывает чрезмерных ограничений на развитие индивидуальности мужа и жены. Если бы он мог добиться такого состояния, тогда брак стал бы для него вполне приемлемым.

Перед началом ритуала каждый мужчина встал напротив женщины-партнера таким образом, что все четверо оказались в углах квадратной танцевальной площадки. С первых движений танца стало очевидно, что это своего рода танец с саблями. У каждого танцора в руке была короткая сабля, с помощью которой нужно было изобразить в воздухе затейливый узор. При этом движения рук и ног подчинялись чередующимся импульсам то агрессии, то покорности по отношению друг к другу. В заключительной сцене все четверо танцоров должны были вонзить саблю себе в грудь и погибнуть. Только сновидящий отказался выполнить финальное самоубийство и остался стоять в одиночестве после того, как все вокруг рухнули на пол. Он чувствовал глубокий стыд за свою трусость, не давшую ему пожертвовать собой вместе со всеми.

Этот сон заставил моего пациента осознать, что он более чем готов изменить свое отношение к жизни. Пытаясь достичь иллюзорной безопасности для своей личной независимости, он стал эгоцентричен, а внутренне находился во власти страхов, вызванных детской зависимостью от матери. Потребовалось бросить вызов его мужественности, чтобы он понял, что, не пожертвовав своим детским состоянием ума, он так и останется в изоляции, постоянно стыдящимся своих поступков. Этот сон и последующее его осмысление рассеяли все сомнения. Он прошел через символический обряд, посредством которого молодой человек отказывается от своей исключительности и самостоятельности, и принимает совместную жизнь с ее привязанностями, а не только героикой. Вскоре он женился, и отношения с супругой оправдали его ожидания. Брак вовсе не ослабил его отношения с внешним миром, а реально обогатил их.

Оставив в стороне невротическую боязнь обнаружить притаившихся за пологом брака мать или отца-невидимок, можно утверждать, что даже нормальный молодой человек имеет все основания чувствовать тревогу перед ритуалом бракосочетания, который в сущности является женским обрядом посвящения, где мужчина обречен ощущать себя кем угодно, но не героем-победителем. Не удивительно поэтому, что в племенных обществах мы встречаем ритуалы, предназначенные для преодоления этого страха—такие, как похищение или насилование невесты. Это дает возможность мужчине доиграть до конца свою героическую роль перед тем, как окончательно покориться невесте и возложить на себя супружеские обязательства.