Александр Лоуэн - УДОВОЛЬСТВИЕ: Творческий подход к жизни Страница 29

В конфликтных ситуациях намеренное использование обмана требует такой степени объективности, которая повышает уровень сознания. Чтобы точно оценить эффективность обмана, человек должен поставить себя на место противника. Прежде всего человек, решивший прибегнуть к обману, пытается предугадать реакцию своего оппонента. «Если я сделаю так или скажу это, что сделает или подума ет он?» И успех мероприятия зависит от того, насколько точно человек смог предсказать реакцию соперника. Человек должен выйти за границы своего «Я», чтобы суметь охватить сознанием и себя, и своего оппонента.

Я обратил внимание на роль обмана в самосознании после того как одна пациентка поделилась со мной своим наблюдением. Она рассказала мне о ситуации, в которой впервые обрела самосознание, или сознание своей индивидуальности. Однажды, когда ей было около пяти лет, родители потребовали, чтобы она объяснила какой-то свой поступок, который они не одобрили. Тогда у нее в голове промелькнула мысль, что вовсе необязательно говорить им правду. «В тот момент, — рассказывала она, — я впервые осознала себя независимой. Я поняла, что имею возможность обмануть их». Хотя я услышал этот рассказ более двадцати лет назад, я помню его до сих пор, поскольку он содержит важный для понимания человеческой личности момент.

Сознание возникает из признания различий. Эта концепция установлена и развита Эрихом Ньюманом в его книге «Происхождение и история сознания»[21]. Он утверждает, что прежде чем человек осознает свет, он должен познать темноту. Человек или животное, живущее только на свету или в темноте, не сознавало бы ни того, ни другого. Аналогично, чтобы узнать что такое «верх», человек должен узнать, что представляет собой «низ». Чтобы осознать собственное «Я», человек должен осознать другого. Самосознание, таким образом, должно зависеть от распознавания пар противоположностей или альтернативных вариантов самовыражения. Если индивид может говорить только правду, он лишен выбора. Без выбора его самовыражение ограничено, а сознание понижено. Признание того, что у него есть выбор, давать правдивый ответ или нет, укрепляет власть эго над поведением, поскольку эго, действующее через интеллект, является арбитром правды. Этот выбор в результате ставит эго на роль управляющего личностью. Благодаря своей способности отличать правду от обмана, правильное от неправильного, хорошее от плохого, эго, которое идентифицировано с интеллектом, становится центром самосознания.

Может ли человек обрести способность различать правду и ложь, не имея личного опыта использования обмана? Я полагаю, нет. Многие дети в детстве прибегают ко лжи, например, отрицая совершение того или иного поступка, который родители оценивают негативно. Ребенок может взять лежащие на виду деньги и спрятать их. Если у родителей возникнут к нему вопросы, ребенок с самым невинным видом будет отрицать свое отношение к пропаже. Спустя некоторое время он может признать свою вину или деньги случайно обнаружатся среди его вещей. Большинство родителей устроят в этом случае жуткую сцену и накажут ребенка за ложь, однако они поступят гораздо мудрее, если расценят инцидент как детское исследование возможностей и последствий обмана и доверия, которыми он будет учиться пользоваться правильно.

Подавление склонности ребенка к обману может иметь деструктивное влияние на его развивающуюся личность. Я не задумывался над этой проблемой, пока одна пациентка не завела со мной разговор на тему обмана. Пациентка страдала от серьезного дефицита чувства самости. У нее не было даже той обычной маски, которыми пользуется большинство людей, контактируя с окружающим миром. Она была очень открыта в своем выражении чувств, однако ее чувства были неискренними. Ее неоднократные заявления о намерении стать лучше, например начать заботиться о себе, никак не влияли на ее поведение. Несмотря на то, что я постоянно противопоставлял ее громкие заявления ее реальному поведению, она никак не могла понять, что ее слова были пустыми фразами, предназначенными исключительно для того, чтобы получить мое одобрение. Уникальность ее установки была в упорном сопротивлении любому указанию или намеку на то, что ее кажущееся сотрудничество служило прикрытием негативности. Мое объяснение роли обмана в мышлении затронуло чувствительную струнку в пациентке, которая высказала следующее. Я процитирую ее слова дословно:

«Я никогда не умела лгать. Мне всегда приходилось говорить правду. К любой моей мысли, чувству или желанию — ко всему моя мать относилась с большим вниманием, и ее интерес был мне очень приятен. Я не знаю, как ей удалось передать мне идею, что я не должна ничего от нее утаивать.

Я никогда не могла обманывать, но всегда восхищалась этой способностью у других, Я боялась быть не плохой девочкой, а скрытной. Я считала, что не имею права ничего скрывать от своей матери. Она всегда была права. У нее был талант определять, когда я хочу что-то утаить. Я вела дневник, который она читала. Я хотела получить одобрение, но мать никогда меня не одобряла. Я хорошо знала, что единственный способ получить ее любовь — это подыгрывать ей. Я не думала, что имею право на что-то свое, личное».

В действительности с пациенткой произошло следующее: ее потребность иметь частную жизнь, скрывать информацию личного характера, сохранить чувство самости и прибегать к обману, если необходимо защитить свою самость, обернулись самообманом в виде подавления этой естественной тенденции. Отказавшись от всего личного, она утратила чувство самости. Неспособная ко лжи, она не знала, что такое правда. Это был один из редчайших и тяжелейших случаев за всю мою практику.

В то время как моей пациентке было отказано в праве обманывать, ее мать практиковала это искусство на собственном ребенке. Ее притворный интерес служил прикрытием для желания доминировать. «Мое воспитание походило на участие в каком-то эксперименте. Я должна была быть особенной», — рассказывала пациентка. Несмотря на эти высказывания, она не могла понять, насколько деструктивными были действия ее матери. Ей не удавалось раскусить материнский обман.

Детей в нашей культуре воспитывают в том духе, что говорить неправду — значит совершать плохой, неправильный или грешный поступок. Такой взгляд базируется на том факте, что ложь оказывает деструктивное влияние на отношения, основанные на доверии и близости или в ситуациях, требующих объединенных усилий для достижения общей цели. Ложь подрывает доверие и приводит к вражде, которая разрушает удовольствие от взаимоотношений. Однако если искренность может повлечь за собой наказание и доставить человеку боль, то потребуется усилие воли, чтобы быть честным, поскольку естественной тенденцией любого организма является избегание боли. Человек сделает это усилие, если угроза боли невелика. Если угроза боли превышает допустимый уровень, принуждение человека говорить правду вопреки его собственным интересам приведет его к конфликту с самим собой и нарушению целостности личности. К сожалению, во взаимоотношениях между родителями и детьми такое случается довольно часто.

Есть афоризм, который гласит, что правила созданы для того, чтобы их нарушать, и для маленьких детей типично неподчинение правилам. Стремясь к свободе и удовольствию, дети естественным образом восстают против ограничений. Если родители используют наказания для введения правил и норм, то трудно понять, как дети могут избежать говорить неправду. Единственная альтернатива для нарушившего правило ребенка — это вообще ничего не говорить. Очень жаль, что к праву хранить молчание в большинстве семей относятся безо всякого уважения. Результат — или ребенок-лжец, или ребенок, не способный лгать, поскольку был лишен чувства самости.

Право устанавливать правила и применять наказания является прямым использованием власти. Оно основывается на допущении, что только такими средствами можно контролировать враждебные и негативные силы в обществе. Однако власть сама по себе становится источником вражды, препятствующей мирному, совместному существованию. Мы вынуждены признать факт существования враждебных и негативных сил в больших сообществах, в которых живем, и то что, рассуждая реалистично, определенные законы и власть необходимы для нормального функционирования социума Но если мы вводим эти понятия в семейную ситуацию, мы подрываем основу для удовольствия и радости внутрисемейных отношений. Когда власть входит в дом в виде наказывающих родителей, недоверие и обман прокрадываются с черного входа в образе непослушных и лживых детей.

Семья, где правит принцип удовольствия, в отличие от дома, где господствует власть, воспитывает уверенных в себе детей, знающих разницу между правдой и обманом и способных к совместным усилиям для достижения удовольствия и радости. В принципе такие дети тоже могут изредка солгать, В любой семье существуют свои правила; в той или иной степени всегда присутствует угроза наказания и проявления власти. В интересах сохранения доверия и любви, связывающих семью воедино, правила сводятся к минимуму и их основное назначение — поддерживать удовольствие для всех членов семьи. Применение наказания и власти явно указывает на то, что доверие и привязанность ослабли, а уровень кооперации и взаимного удовольствия снизился. Ложь как таковая не требует наказания, ибо она служит первейшим сигналом необходимости расширения границ доверия.