Анжела Варданян - Этюды по детскому психоанализу Страница 3

Иногда это даже не беседа, а просто вопрос или предложение – толчок, метко нацеленный в ядро проблемы. Например, папа, демонстрирующий присутствующим мощь своего авторитета, с видимым удовольствием хлещет сына запретами: «Нельзя!», «Отойди!», «Не трогай!» Этот папа делает «важное дело» – воспитывает чадо! Ответственность этого «дела» так его увлекает, что он не замечает страданий стоящего у его ног и угасающего от этой подавляющей силы мальчика, источающего беззвучный стон и мольбу в застывших слезах. Папу возвращают к реальности слова, обращенные к сыну:

– Тебе очень хочется? Так скажи об этом своему папе, скажи, что тебе очень хочется поиграть самому с водой... Он тебе объяснит, что именно нельзя, что можно, и тебе не придется плакать...

Их взгляды встречаются, тревожный у сына, удивленный у отца. Возможно, это начало пути навстречу друг к другу...

Или растерявшиеся родители тех же детей, у которых вдруг неожиданно «испортились язычки» (заикание) или начались «конфузы» ночные или дневные...

Энурезы, заикания, фобии и прочие нарушения, характерные для эдипального возраста, тяжело переживаются родителями, приводят их в замешательство, к ощущению собственной беспомощности и чувству вины, перемежающимися иногда гневом, бессознательной агрессией.

Но все они прекрасны – и эти малыши, и их родители в своем желании быть хорошими, и этот нарциссический порыв часто бывает необходимо поддержать.

Как трудно выдержать папе (маме), когда их ребенок устраивает прилюдно сцену – вопит, бьется в истерике на полу, не желая, например, уходить домой. Дома он справился бы с ним, но здесь, на людях, родитель часто теряется. Здесь привычный протест ребенка приобретает иное значение, больно ударяя по нарциссизму родителей. Это родитель превращается на глазах в беспомощного ребенка перед своим, в данном случае всесильным в своем гневе малышом.[18] Он начинает уговаривать или умоляющим шепотом просить его стать послушным или, наоборот, проявляет свою родительскую власть, иногда агрессивно. Молча или с гневными восклицаниями пытается силой «взять» и унести с собой орущего и сопротивляющегося ребенка.

Тяжелая сцена! Оба – родитель и ребенок – ушли от реальности в свои фантазии. Только третий – воспитатель или психолог – может помочь им вернуться в реальность, привести словом, речью – к взаимопониманию. Обратившись к малышу, собщить ему, что он может не кричать, а сказать о том, что хотел бы побыть здесь еще немного, и к родителю – что если он имеет такую возможность, то может и уступить, а если спешит, то может объяснить ребенку, что они всегда могут прийти сюда еще. Главное – найти нужные слова, чтобы показать родителю, что ему нечего стесняться, что это не он кричит и ведет себя плохо, а его ребенок, который «забылся» и забыл от огорчения, что может говорить, слушать и понимать, что такое случается со всеми и не только в детстве. А сейчас им просто надо понять желания друг друга, а затем – принять совместное решение.

В «Саду радуги» спонтанно представляется уникальная возможность разглядеть тончайшие нюансы бессознательного родителей, проявляющегося в их поведении, реакции или действиях, стимулирующие или тормозящие развитие их детей.

Например, мама прерывает решительный марш своего малыша к бассейну. Она молча хватает его в охапку и только потом произносит «Нельзя!», но уже поздно. Малыш, еще не умеющий говорить, ором выражает свое возмущение, пытаясь вырваться из ее цепких рук. Он возмущен, он уже ничего не слышит, кроме своей обиды. Это достаточно крепкий и сильный ребенок, а главное: он полон решимости достичь своей цели. Он кричит и вырывается. Начинается спектакль двух тел, движимых противоположными желаниями, в сопровождении мощных криков малыша. На предложение «Вы скажите ему, объясните...» мама победно отрывает ребенка, все еще орущего и вырывающегося, от бордюра бассейна и наконец устало отвечает:

– Он еще не говорит и не понимает.

– Не понимает, потому что не говорит. Мы ведем разговор втроем.

– Послушай, малыш, ты очень рассердился на свою маму, но твоя мама боится, что ты простудишься.

Ребенок вдруг неожиданно замолкает, а мама, воспользовавшись паузой, предлагает ему: – Посмотри, какая тут лесенка.

Малыш сползает с рук матери и, стоя у подножия двухэтажного деревянного замка, начинает раскачиваться всем телом и гулить. В веренице интонаций его гуления слышатся призывы к действию, перемежаемые оттенками ворчливого примирения. Мама, стоящая рядом, подбадривает: «Ну давай, поднимайся по лесенке». Сын, раскачиваясь телом, продолжает гулить, он размышляет вслух.

Слова, слова! Начало очеловечивания, человеческого общения, к которому ребенок готов задолго до своего рождения.[19] Эта мама, как и многие другие, посещающие наш «Сад радуги», поняв это, очень скоро начнет развивать такую уникальную способность своего ребенка к общению, к межличностному взаимодействию.

Дети уже говорящие также часто не используют язык, вернее, не прибегают к возможности речевого общения со своими родителями, другими детьми и взрослыми. Такие дети, например, привычным жестом молча выхватывают из рук другого ребенка понравившуюся игрушку. И неожиданно слышат спокойный вопрос: «Это твои руки хотят игрушку? Они поспешили. Ты не успел ее захотеть и поэтому ничего не сказал? Посмотри на него (нее). Он (она) не знает о твоем желании и очень огорчен(а)». Ребенок переводит взгляд от рук, держащих игрушку, на того, у кого он отнял ее, затем тихое: «Дай мне...»

Так, не оценивая поведение по меркам «хорошо-плохо», «хороший-плохой», совсем не педагогическими методами решаются воспитательные задачи и проблемы развития личности, усваиваются законы межличностного общения и взаимодействия, открываются возможности встречи с другим, с желанием другого.

Слова... Как часто за ними прячутся вытесненные страхи, стыд, чувство вины. Беременная мама рассказывает своему первенцу «сказку» о том, что скоро ему купят братика или сестренку. И ребенок вынужден играть с мамой в «дурачка», ибо чувствует, что есть нечто иное, что от него скрывают. Это иное – истину своего происхождения – он ищет давно, но «сказка» ему в очередной раз показывает, что ему об этом не хотят сказать, что ему нельзя знать. И он замолкает, не задает вопросов, которые тем не менее не исчезают. Иногда родители вообще ничего не говорят, для того чтобы «не взволновать» первенца раньше времени – еще успеется.

Увы, роковое заблуждение! Клинический психоанализ доказывает, что дети всегда многое знают бессознательно, а порою раньше родителей «узнают»[20] о готовящихся переменах в их жизни. Сокрытие факта приводит их в замешательство, о чем часто свидетельствуют неожиданные симптомы – энурез, энкопрез, фобии, навязчивости или резко изменившиеся формы поведения и характера. Порою бывает достаточно направить маму на поиск корней этой «маленькой лжи», различение своих и его (ребенка) переживаний, и она сама находит язык и форму для честного и простого, но очень важного для обоих разговора.

Папы! Степенные и сдержанные, активные и осторожные в этом детско-материнском пространстве, они в нем сначала как будто «теряются», но потом все же находят свое место. Молчаливо следуя за своим отпрыском или наблюдая издали, а порой углубившись в чтение газет, они придают «Саду радуги» стабильность и устойчивость, а иногда предлагают особое, неожиданное видение проблемы, определяют важнейшие элементы ситуации или те детали событий, которые мгновенно выстраивают логику причинно-следственных связей, породивших данную проблему ребенка или семьи.

«Сад радуги» – место встреч, коротких и долгих, место прояснения отдельных событий, происшествий и историй длиною в жизнь. Здесь, в «Саду радуги», каждый находит себе место. Кто-то устраивается сразу, кто-то поначалу ведет себя несмело и осторожно, кто-то шумно привлекает к себе внимание, пряча за этим свой страх и тревогу, а кто-то робко замыкается на маленьком пятачке. Но каждый посетитель по-своему улавливает атмосферу защищенности, интимности, доверия и желанности, которая позволяет всем и каждому в своем времени установить свой трансфер на место и говорить о себе, своих радостях и сложностях, удачах и проблемах языком жестов, тела, действий, речи и интонации.

Истории наших посетителей – это и история нашего становления. Это одновременно большой материал для размышлений и анализа, и, конечно, история пройденного нами пути к познанию детства ребенка. К цели, которую так ясно указала Ф. Дольто – посредничать легко, корректно и точно. Она опасалась, что кто-то может «сойти с дороги» и начнет слепо подражать ей и поэтому настаивала на необходимости индивидуальных вложений в работу, где каждый должен «познать себя» в психоаналитическом поле желаний и отношений с «субъектом слова и языка» и в межличностном взаимодействии.