Димитрий Чураков - Становление советской политической системы. 1917–1941 годы Страница 3

Не менее показательным оказался и финал обращений по телефону самого Никитина к руководству столичных городских самоуправлений в лице Г. И. Шнейдера и В. В. Руднева. На призыв организовать помощь осаждённым в Зимнем дворце членам правительства петроградский городской голова от имени городской управы заявил, что «у них нет сил и что они не считают возможным поддержать Временное правительство, а лишь порядок в городе, для чего и был образован комитет безопасности». А в итоге разговора с городским головой Москвы – В. В. Рудневым выяснилось, что тот тоже считает невозможным организовать что-либо на основании лозунга «защиты Временного правительства», ибо «за этим лозунгом никто не пойдёт и что необходимо выдвинуть лозунг охраны порядка и безопасности против большевиков».

Явное фиаско, если верить Никитину, потерпел и морской министр Д. Н. Вердеревский, который попытался взывать о помощи к Центрофло ту. Хотя этот верхушечный орган военных моряков и был на стороне правительства, он, по выражению очеркиста, «оказался в таком же блестящем одиночестве, как и мы, так как часть матросов оказалась нейтральной, часть активно выступала против нас, осаждая дворец».

Но даже после таких неудач состояние пустоты вокруг Временного правительства, а, следовательно, и обреченность последнего, не сразу были осознаны как самим Никитиным, так и многими его коллегами по кабинету министров. Вот почему в их среде не случайно возникает предложение о нанесении по осаждающим дворец матросско-солдатским и красногвардейским отрядам внезапного удара с тыла силами боевиков эсеровской и других социалистических партий умеренной ориентации. Сам Никитин, являясь ярым сторонником этого предложения, обосновывал необходимость нанесения деблокирующего удара следующими обстоятельствами: «Мы знали силы осаждающих, – с уверенностью в успехе подобной акции утверждал он. – Если у нас было около 800 штыков, то у нападающих – не более 1000, причём они состояли из сброда красногвардейцев, солдат различных полков и матросов. Они разбегались от каждой опасности, и достаточно было одной – двух сотен, чтобы они разбежались совсем».

Шапкозакидательское отношение к силам и возможностям противника, лежавшее в основе этого суждения, плюс излишняя самоуверенность, которой в данной обстановке вместе с Керенским грешил сей государственный муж, сослужили ему и Временному правительству в целом скверную службу. Но, в то же время, сведения Никитина о численном соотношении сил как осаждающих Зимний дворец, так и осаждённых, заставляют исследователей задуматься над вопросом: а был ли столь значительным перевес сил участников большевистского выступления над защитниками Временного правительства, и были ли, следовательно, предопределены победа первых и поражение вторых, как это выдавалось за аксиому во всей отечественной историографии советского времени?

Проблемой осуществления внезапного удара в тыл большевистских отрядов, оцепивших Зимний, занимался более других членов правительства сам Никитин вместе с другим министром, возглавлявшим ведомство земледелия, эсером С. Л. Масловым – инициатором разработки законопроекта о передаче земли до решения этого вопроса Учредительным собранием в ведение земельных комитетов. «Я и С. Л. Маслов, – читаем в эссе Никитина, – все время по телефону говорили нашим социалистическим организациям, чтобы они собрали одну – две сотни своих приверженцев и пошли в тыл нападающим, которые немедленно разбежались бы». Но и эти увещевания оказались безрезультатными, поскольку, по словам автора цитируемых записок, руководители умеренно-социалистических партий «боялись вызвать своих членов из полков и организовать отряды…, боялись защищать правительство, ими самими же созданное, боялись потерять свою популярность».

Хотя негодование Никитина и других министров-социалистов на своих однопартийцев за то, что последние оставили правительство на произвол судьбы, достигло к исходу дня своего апогея, показателем чему является убийственная тирада Никитина в беседе с одним из своих друзей по телефону и конечная фраза переговоров Маслова с официальным представителем партии эсеров в Петроградской городской думе, выражающая «презрение и проклятие той демократии, которая сумела нас послать (в правительство – Э. Щ.), но которая не сумела нас защитить». Обречённые властители, как утопающие, продолжали цепляться за соломинку и не отказывались от своего замысла добиться нанесения большевикам решающего удара с тыла. Буквально за час с минутами до захвата дворца большевиками, Ливеровский зафиксировал в своем дневнике факт еще одного разговора (упомянув, что вел его, кажется, Никитин), теперь уже с дежурным генералом Верховного главнокомандующего Левицким «о сформировании каких-либо частей для ударов в тыл осаждающим». Судя по всему, и эту последнюю просьбу постигла участь «гласа, вопиющего в пустыне».

Столь подробный пересказ содержания переговоров, которые вели члены Временного правительства со всеми, на чью поддержку они рассчитывали, показывает, что последняя команда Керенского, будучи в последний день своего существования брошенной своим министром-председателем и осаждённой в Зимнем дворце, лишенной реальной помощи извне, отнюдь не являла собой состояние полнейшей прострации, как это чаще всего изображалось в исторической литературе советского времени. Эссе Никитина воспроизводит пусть не беспристрастную, но в целом достоверную зарисовку действий Временного правительства и его отдельных представителей в критические дни 24–25 октября 1917 г., действий, хотя и малоэффективных, но все же имеющих мало общего с состоянием полной растерянности, в чем упрекал команду Керенского И. И. Минц, весьма тенденциозно прокомментировавший дневник Ливеровского, а также американский современный исследователь А. Рабинович.

Еще одно обстоятельство, помешавшее Временному правительству одолеть большевиков в схватке за власть, А. М. Никитин усматривал в бездеятельности командующего войсками Петроградского военного округа полковника Полковникова и в его едва ли не преступной самоуверенности в способности подчинённых ему частей дать достойный отпор выступлению «политических авантюристов» большевиков, если последние рискнут начать его.

Каждая из названных Никитиным причин в той или иной мере способствовала большевистским руководителям в реализации своих планов. Не хватало верному стороннику Керенского разве что должной объективности и тем более самокритичности признать ошибки, допущенные Временным правительством и особенно Керенским, с одной стороны, и свои собственные – с другой. Если верить Никитину, не столько виной, сколько бедой правительства являлась наивная вера большинства его членов в то, что сторонники Ленина не рискнут дать бой, который, по словам Никитина, был явным безумием. Подготовка Учредительного собрания, считал он, шла полным ходом и «была уверенность в его своевременном созыве: с 25-го октября до дня выборов оставалось только три недели – и безумием казалось, чтобы большевики решились на свою преступную авантюру, ибо она была бы нападением не на правительство, а на народ, готовившийся в это время свободно выявить свою верховную, обязательную для всех волю», – говорилось в цитируемом очерке.

Кстати, в такой своей убежденности Никитин был не одинок. «Надежда, что безумный шаг не будет сделан. Незнание, что делать, если он все же будет. Оглядка на Зимний дворец и Керенского и ожидание директив» – вот что ощутил и записал в своих заметках, рассказывая о настроениях, царивших и в командных верхах штаба Петроградского военного округа 24–25 октября, П. И. Пальчинский, которому довелось фактически возглавить оборону Зимнего дворца.

Помимо отмеченных обстоятельств успеху большевиков со взятием власти в свои руки «помогли» как Временное правительство, так и глава последнего – Керенский. В благостной надежде, подпитываемой уверениями командования Главного штаба и штаба округа, что сил для подавления большевистского мятежа в городе вполне достаточно, они слишком поздно осознали необходимость вызвать с фронта подкрепление, к тому же, по оценке Никитина, весьма незначительное.

Только далеко за полночь с 24 по 25 октября, когда силы восставших методично овладевали опорными пунктами столицы, генерал Левицкий передал Ставке приказы Главкому Северного фронта генералу Черемисову направить полки двух казачьих дивизий с артиллерией, а также Донской казачий полк в распоряжение командующим Петроградским округом полковника Полковникова. Кроме явного запоздания с отдачей этого приказа, срыву его выполнения способствовала загадочная история с его временной отменой в решающий момент открытого противоборства, когда чаша весов окончательно склонилась в сторону большевиков, по одной версии Главковерхом Керенским, по другой – генералом Черемисовым.