Джеймс Холлис - Душевные омуты Страница 32

Мы никогда не сможем до конца узнать, какие исторически обусловленные силы формируют нашу личность и направляют нашу деятельность. Даже комплексы, которые мы пытаемся осознать, часто сопротивляются нашим усилиям их превозмочь. Эта невидимая цепь ушла настолько глубоко, что фактически она стала частью нашей «материнской платы» и даже смена «жесткого диска» не поможет избежать заранее запрограммированной реакции. Работа с комплексом в чем-то напоминает попытку освободить старую лошадь, вращающую мельничное колесо. Всю свою жизнь, круг за крутом и день за днем, она изо всех сил вращала тяжелый мельничный жернов. Мы ее распрягли, прочли ей декларацию о правах трудящихся, а проснувшись на следующее утро, увидели, как эта старая кляча снова ковыляет по той же колее.

Мне вспоминается мой пациент Патрик, который вырос под влиянием матери, постоянно вторгавшейся в его эмоциональную жизнь. Она руководила им постоянно, подавляла его эмоционально и мешала его естественному развитию. Патрику удалось «ускользнуть» из-под ее власти, когда он женился на женщине, очень похожей на его мать. Прошло десять лет, жизнь Патрика совсем не отличалась от прежней — жена пресекала каждый его самостоятельный поступок. Он не отваживался иметь свое мнение, не делал ни одного шага, предварительно не получив разрешения жены. Разговаривал он только о кастрюлях и сковородках.

В течение всей своей жизни Патрик страдал депрессией, от которой на протяжении ряда лет пытался избавиться, употребляя алкоголь. К тому же, как это ни парадоксально, в течение многих лет у Патрика была любовница в другом городе, в трех часах езды от его дома. Время от времени он садился в машину и навещал ее, но вряд ли получал удовольствие от свиданий с ней, так как его преследовало страшное чувство вины и жуткий страх, что жена обо всем узнает. Подобно кляче, работающей на мельнице, он уныло ковылял по замкнутому кругу своей депрессии. У Патрика был сильно заряженный материнский комплекс, «величиной с дом». Он мог либо полностью подчиняться этому комплексу, либо, дрожа от страха, тайно действовать ему вопреки. Он не смог приложить усилия, которые требовались для преодоления комплекса, героические усилия, чтобы, пройдя через мучительные страдания, начать жить своей собственной жизнью.

Как нам выйти за пределы своей индивидуальной истории и преодолеть запрограммированные модели поведения, чтобы стать такими, какие мы есть, а не быть интериоризацией того, что с нами происходит? Мы никогда не сможем выйти за границы прошлого, пока не сможем выдержать страдания и сказать: «Я — не то, что со мной случилось, а тот, кем я стал по своему выбору». Как нам миновать водовороты, ни разу не погрузившись в глубины омута, не воспроизводя свое прошлое и не причиняя себе травм даже в будущем, — обо всем этом пойдет речь в следующей главе.

Глава 9. ЧТО ТАКОЕ «ПРЕОДОЛЕТЬ» И «ПЕРЕЖИТЬ»

Вникни в свои мысли и чувства… там живет всемогущий властелин, неизвестный мудрец, имя которому — самость.

Фридрих Ницше

Истина всегда там, где труднее.

Фридрих Ницше. «Преображение» человека

Если пересечь границу между Северной Каролиной и Вирджинией, можно попасть на трассу, проходящую вдоль большой болотистой низины, которая носит довольно звучное название: «Великая Непроходимая Топь»; местные жители называют ее короче — просто «Большая Топь». Довольно интересно ехать на машине по скоростной трассе, проложенной через трясину, источающую миазмы, но ни один человек, по крайне мере, из моих знакомых, не захотел остановиться на обочине. Некоторые читатели этой книги, наверное, подумают: «Да, но как же нам избежать этой трясины?» Прекрасно понимая суть этого вопроса, я призываю читателей вернуться к началу книги и прочитать ее заново.

Дело в том, что когда нас затягивает в эту трясину, а время от времени это происходит, мы фактически лишены выбора. Нам хотелось бы верить, что при нравственной и честной жизни нас обязательно ждет спасение. Но вспомним Иова и послание Екклезиаста. Нет морального договора, который мы могли бы заключить с Вселенной. Мы, «исполнители»[68], можем вписать в этот договор все свои тайные надежды и чаяния, но «заказчик» отказывается подписываться под этими тайными помыслами. Мы можем также думать о том, что, честно и тщательно проанализировав нашу жизнь, мы покорим высокую вершину и построим на ней замок. Однако мы убеждаемся в тщетности наших героических усилий и, несмотря на них, скатываемся вниз, в хорошо знакомую нам трясину. Великие ритмы природы, смена времен года, приливы и отливы, судьба и рок, а также ритмичные изменения, происходящие в нашей психике, — все это влияет на нас гораздо больше, чем усилия воли.

Психологическое развитие действительно может дать определенный инсайт, некую коррекцию поведения, а иногда — и мудрость. Но осознание происходит гораздо скорее при периодическом погружении в трясину, а затем — в процессе работы над собой, когда мы увидим, что лишь выстрадав испытания, посланные нам жизнью, мы можем обнаружить смысл, скрытый в глубине трясины. Но, конечно же, самый серьезный ущерб, который мы можем себе причинить, — это приговорить себя остаться в глубине омута, будто пребывание там имеет для нас первостепенное значение, словно мы знаем, что нам с ним делать.

Пребывая в состоянии тревоги, я могу еще больше ее усилить, если стану строго себя осуждать или, что еще хуже, заражать своей тревогой окружающих, делясь с ними мрачными предчувствиями и обвиняя себя во всех грехах. Человек, идентифицирующийся со своей травмой, продолжает пребывать в состоянии тупика: «Я человек неполноценный, так как испытываю приступы тревоги. Так всегда было и будет. Я ни на что не годен, и у меня нет никакой надежды на исцеление».

Подобные мысли очень характерны для детства, — настолько легко нас может уязвить мнение окружающих, а потому в любом из нас глубоко сидит эта заноза — «мысль о зависимости». Став взрослыми, мы вынуждены осознать, что такие состояния наступают независимо от нашей воли или сознательных намерений, что они преходящи и совершенно неизбежны. А главное, что их можно «держать при себе» и вместе с тем преуспевать в жизни. Если я испытываю тревогу, значит, я испытываю тревогу. Я по-прежнему живу своей жизнью, решаю свои задачи. Уолт Уитмен сказал: «Разве я себе противоречу? Хорошо, я себе противоречу. Значит, я такой сложный и разносторонний»[69]. И так считаем мы все.

Чем скорее у меня сформируется такое убеждение, тем меньше я причиню ущерба своему ощущению Я. Многие люди чувствуют свою «особость» из-за того, что они пережили в глубине омута, не подозревая о том, что их соседи пережили нечто подобное. Некоторое время спустя, внутренне смирившись со своим периодическим погружением в «глубоководный мир», мы сможем расширить мир своей души и охватить полярности жизни; это и называется мудростью. Мудрость приходит через ассимиляцию страданий, которая развивает личность и создает простор для человеческой души.

В описании комплексов, которое приведено выше, отмечалось, что их можно сравнить с поведением людей с расщепленной психикой, а также с психосоматическими состояниями, обусловленными расщеплением индивидуальной истории человека и содержащими аффективную энергию, которая в любой момент может вылиться в бессознательное, рефлекторное поведение. Можно немало огорчиться, увидев, как много наших мыслей и поступков обусловлено нашим ранним развитием и не подконтрольно нашему сознанию. Осознавая такие внутренние проблемы, жить непросто. Как старая кляча на мельнице, освобожденная от хомута, мы по-прежнему будем тоскливо и безостановочно брести по кругу. Различие между нами и ломовой лошадью заключается в нашей способности к воображению. Как мы уже видели, каждому комплексу свойственно расщепленное мировоззрение (Weltanschauung). Мы обретаем его, находясь во власти комплекса, т. е. под воздействием активизированного энергетического кластера. Это мировоззрение определяется нашим прошлым; оно всегда ограничено первичными травматическими отношениями и побуждает нас видеть мир в искаженном виде. Рабочая кляча продолжает брести по кругу, ибо не может избежать ограничений, порожденных ее прошлым, не в состоянии порвать эту связь. Ее воображаемые ограничения — это ее рок, а ее рок ограничивает ее призвание. Так же и мы, ограниченные своими комплексами, постоянно воспроизводим свои прошлые модели поведения, пока максимально не расширим свой кругозор и не «преобразим» себя.

Вот что пишет Ницше в книге «Так говорил Заратустра»: Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель[70].