Этери Чаландзия - Стадия зеркала. Когда женщина знает, чего хочет Страница 34

И все же дорога к успеху и признанию хороша, только если коротка и заканчивается, едва начавшись. В противном случае бесконечная череда плохих сценариев, дешевых гостиниц, жалких гонораров, жидких аплодисментов, невнимания, неузнавания, год за годом разъедает уязвимую душу актера. Неуспех может быть так же губителен, как и шумное признание. Кто-то скажет, что успех – понятие внутреннее. Ну это как посмотреть. Вот, к примеру, если вы счетовод или бухгалтер, оформили все бумажки как никогда красиво, точно и ровно в срок – нет границ вашему счастью и радости. И что, вам будет неприятно, если старший счетовод, проходя мимо, ненароком заглянет в документы, одобрительно покрякает и скажет что-нибудь типа «Ну вот, Иванов, можете, когда захотите»?! У вас что, не вырастут крылья и вы не полетите над своим рабочим столом? Полетите. Так почему же тогда актеру должно быть достаточно одного чувства внутренней радости, чтобы спать спокойно?! Нет ничего странного в том, что он хочет засыпать в обнимку с самой красивой женщиной планеты, на цветах, подаренных другими красивыми женщинами, и прислушиваясь к звукам неистовствующей под окнами толпы. С другой стороны, если актер не будет испытывать чувства удовлетворения от того, что сделал, вполне возможно, не видать ему ни спокойного сна, ни шикарной телки в постели. Все зыбко, двусмысленно и неоднозначно в этом мире.

Никто еще толком не разобрался в том, что такое талант, откуда он берется и куда исчезает. Поскольку меньше всего в этом понимают сами актеры, им приходится обманывать поверх обмана и, представляясь публике людьми мужественными, спокойными и уверенными в себе, содрогаться при мысли, что завтра новый съемочный день или очередной спектакль. Самые смелые признаются, что опыт и всесторонний почет не защищают от страха провалить все к чертовой матери, а только подогревают его. Но мы не верим. Ну как этот плечистый красавец с бархатным голосом может вообще чего-то бояться?

Однако и плечистые красавцы и голубоглазые красавицы так подозрительны и тревожны, что изнутри актерский мир прямо-таки оплетен паутиной примет, суеверий, предрассудков и необъяснимых традиций. Например, актеру перед премьерой или спектаклем нельзя желать удачи. Вы от всей души говорите человеку совершенно естественные, с вашей точки зрения, слова, а он, сделав страшные глаза, в слезах убегает от вас по коридору.

Уронив сценарий, надо обязательно сесть на него. Любой студент знает, что, если не сделать этого, ничего хорошего не получится. Спектакль или фильм развалятся, роль расклеится, а режиссер плюнет, все бросит и уедет в лес. С другой стороны, ни один корифей сцены и экрана не объяснит вам, что меняется от того, что вы впечатываете свой зад в стопку бумаги, но мы помним, что нам не до логики и рационального мышления. Искусство – это неподконтрольная и мистическая зона брожения человеческих страстей.

Здесь сам черт не разберет, зачем перед началом съемок принято, как перед спуском на воду корабля, разбивать – но не бутылку, а тарелку. Ее осколки разбираются на сувениры и потом долгое время валяются по ящикам письменных столов участников съемок. По завершении съемочного периода устраивается «шапка», традиционная пьянка для всей группы, и тоже пока никто не смог внятно объяснить, почему она называется «шапкой», а не «ушанкой» или «пилоткой».

Одно из самых волнующих событий в жизни актера – премьера фильма или выпуск нового спектакля. Выпуску предшествуют несколько показов, один из них – так называемый «мамы-папы». В зал на халяву набиваются друзья, родственники, скептики, сочувствующие и вездесущие бабушки-театралки. Никаких шершней-критиков и минимум расфуфыренных знаменитостей. Атмосфера – золотая. Смеются до колик, плачут взахлеб. Хлопают так, что, кажется, еще немного – и начнут самопроизвольно раздавать призы и награды. Это день всеобщей радости и цветистых комплиментов. А комплименты – не такая простая вещь, как кажется. Их надо уметь произносить и принимать.

Большинство людей делятся на краснобаев и молчальников. Первые набиваются в гримерные после премьеры и стрекочут, как сороки. Уж они и так и эдак лобызают и нахваливают. И здесь актер удивил, и там огорошил. А как тонко показали истинное лицо героини! А какое соответствие декораций основной идее спектакля! Уставшие актеры беспрестанно улыбаются и, как голуби, кивают головами. Не то молчальники. Эти типы угловато втискиваются в гримерку, со скорбным видом суют свой облезлый цветок, многозначительно жмут руку до крови, делают такое выражение на лице, что, дескать, да, брат, все хорошо, я все понял, и, уронив дверь, удаляются. Их можно понять: рассеивать в воздухе комплиментарную взвесь – дело особой профессиональной выучки и некоторой беспринципности. Надо же не просто восхищенно охать, хотя и это не возбраняется. Но охает хор, а солисты солируют.

Отдельным строем солируют сами артисты. Иногда из-под палки дружеских обязательств, иногда по своей доброй воле они посещают не только свои, но и чужие премьеры. И тут с них особый спрос. Потому что всем, конечно, приятно послушать, как плачет от счастья соприкосновения с высоким тетя Маша из Нижнего Тагила, но еще интереснее, что скажет коллега, уже пятнадцать лет играющий ту же роль в другом театре. Как правило, комплименты от актеров – это спектакль в спектакле. Если послушать, что поют в гримерках и за их дверями, самому себе перестанешь верить и начнешь подозревать в двуличности все человечество. Обычно одна партия исполняется на публику, в ней артист объявляется новым Лоуренсом Оливье, а режиссера предлагается короновать прямо на сцене, а потом в узком кругу выразительно крутят пальцем у виска и закатывают глаза, невербальным способом давая понять, что спектакль – ужас-ужас-ужас, и еще хуже только то, что сами создатели этого не понимают. Не знаю, каково это, стоя взмыленным в сквознячной гримерке, смотреть в глаза коллегам и слушать их сладкие речи, догадываясь, что через пять минут они будут говорить за ее пределами? Знать, потому что в роли приглашенной звезды сам делаешь все то же самое. Но не зря говорят, что человек привыкает ко всему. Возможно, и к этому он тоже рано или поздно привыкает.

Как мы уже поняли, профессиональный актер – суть явление таинственное и загадочное. Настолько загадочное, что у многих возникает вопрос: а человек ли это вообще? У некоторых вторых половин на этот счет существуют или большие сомнения, или твердая уверенность в обратном. Они тут же вспоминают о старинной традиции хоронить лицедеев за городской стеной, отдельно ото всех «честных» граждан. Сторонники идеи, что все актеры ведьмаки и знаются с нечистой силой, до сих пор видят в этом какой-то смысл. Интересно, видят ли они смысл в сжигании почем зря на кострах красивых женщин только потому, что в Центральной Европе несколько столетий всерьез увлекалась этим занятием?

И все же, как бы мы все ни ждали чего-то такого патологического и мистического от актеров, все же они, даже самые великие из них, местами – обычные люди. Они живут, едят, спят, ходят в тапочках, выходят замуж и женятся. Вот тут мы и притормозим.

Семья сама по себе омут страстей и где-то после пяти лет существования – горнило страданий. Предположим, что в него оказываются втянуты два актера, муж и жена. Такой союз может быть долгим и прочным или развалится после премьеры. В любом случае в подобной комбинации счастливых пар – единицы. Но даже если они сияют безмятежными улыбками на страницах газет и журналов, никто никаким счастьеметром не измерит истинное состояние семейной атмосферы за закрытыми дверями.

Два актера в семье – союз страстный, взрывоопасный и летучий. Чаще всего, встретившись на съемках или на репетициях, от стресса и полноты жизни герои воспламеняются, влюбляются, уходят из семей, женятся, выпускают премьеру, облетают все обложки и телеэфиры, горят ярко, но недолго, а там, глядишь, и у него новый спектакль, и у нее новая картина. Экспедиция в Гималаи или съемки в Париже. Новый партнер, новый фонтан, новый роман, новый пиар-ход. С возрастом и опытом некоторые все-таки столбят семейную территорию, и на романы отвлекаются только в целях поддержания творческого горения и вдохновения. И миру мир, если вторые половины все прекрасно понимают.

Вариант «она актриса, он режиссер» – более устойчивая классика. Как правило, взаимосообщающийся сосуд творческих и жизненных интересов при прочих равных условиях обеспечивает стабильную связь. О простом человеческом счастье опять говорить трудно, но, если объединяются Феллини и Мазина, нам и дела нет до семейных драм, мы питаемся шедеврами – результатами гениального союза. Параллельно всегда существует проблема обострения непонимания, когда муж не снимает свою музу в каждом фильме и не ставит на нее все спектакли. Если же снимает и ставит, возможны более детализированные конфликты – не то сказал, не по делу наорал, вышла на площадку неподготовленная и прочее, прочее. Кстати, жизнь показывает, что время не стоит на месте, и вариант со сменой ролей и перевоплощением жены в продюсера, а мужа в примы сегодня имеет все шансы на стабильное существование. Все-таки женщины – прекрасные руководители и наставники. И муж-актер для них – это дважды ребенок, всегда придется и деньги на проект искать, и шнурки завязывать.