Андрей Курпатов - 11 самых актуальных вопросов. Страхи большого города Страница 38

Но не все такие образцово-показательные личности, как я. Совсем недавно одна моя коллега пришла на работу с распухшей коленкой. Случай банальный: поскользнулась, упала. Почему Вика сразу не обратилась к врачу? Потому что знала, что «при ушибе надо то ли погреть, то ли похолодить».

– Согласна. Мы ведем себя неправильно, избегая визитов к специалистам. Но вот что я тебе скажу. И меня, представь, поддержат миллионы: народ боится врачей. Да, наверное, это глупо, но совершенно объяснимо. Во-первых, никому не нравится идея про хронические болезни, все хотят чуда, которое, кстати, обещают экстрасенсы. А во-вторых, отношение, с которым человек сталкивается в поликлинике или в больнице, только усугубляет его и без того печальное положение. Извини меня, конечно, за занудство, но позволь процитировать тебя же из предыдущей главы: «Почему экстрасенсы пользуются огромной популярностью у населения? Потому что эти люди продают не колдовство, а надежду. Потребность в надежде – велика и огромна, а сама надежда действительно обладает огромной ценностью». Отказывая пациенту в праве на надежду, врачи сами гонят его к колдунам.

Полагаю, Курпатов понимает, что его соавтор не обращается за рекомендациями к «волшебникам»?

– Мне не надо, чтобы доктор рыдал у моей постели, но я хочу, чтобы мы были единомышленниками в борьбе с болезнью.

Этот ужас я до сих пор вспоминаю с содроганием. Я попала с больницу с непонятным для меня диагнозом: четыре слова, звучавшие загадочно и довольно изящно. Видя, что название болезни не производит на меня никакого впечатления, врачи, собравшиеся в палате, сочли своим долгом торжественно объявить: «Это очень тяжелая болезнь». Наверное, им показалось, что я недостаточно сникла. Подумав, заведующая отделением добавила: «Вы даже не представляете, насколько тяжелая».

Так началась моя борьба за выживание. Я боролась с болезнью, и мне очень хотелось, чтобы доктора были в моей команде. Но они оставались в роли строгих судей, выписывающих мне штрафные очки за неудачи.

Я все время пыталась перевести наш разговор в конструктивное русло: что нужно делать, чтобы выздороветь? Диета? Гимнастика? Режим? «Учитесь вязать – вы теперь обречены месяцами лежать в больницах», – сказала лечащий врач. «Только мочу не пейте», – выступила заведующая отделением, заметив на тумбочке гомеопатические горошки.

Я видела, как раздражаю врачей дурацкими вопросами: что лучше есть и пить, какие физические упражнения выполнять. На лицах всех медиков, прочитавших в истории болезни диагноз, тут же появлялось общее выражение: да какая уж теперь разница… Врач не скрывала ироничной улыбки, застав меня делающей зарядку под веселую музыку. Кажется, она искренне не понимала, почему двадцатилетняя девочка столь упорно сопротивляется приговору, вынесенному докторами.

– Шекия, я все понимаю, что ты говоришь, и, конечно, я такое отношение врачей, которое, к сожалению, встречается, совсем не оправдываю. Но я хочу, чтобы ты поняла, о чем я толкую. Проблема в том, что, когда пациенты, в целом, не доверяют врачам, врачи перестают доверять пациентам. Это кризис доверия такой, понимаешь? А если врач не доверяет пациенту в элементарных вещах, в том, что, например, тот будет принимать предписанные ему препараты, а не мочу пить, – будет ли он сам совершенствовать свои знания в области реабилитации, неспецифической терапии и так далее? Если даже таблетки не пьют, буду я узнавать, как еще можно лечить это заболевание?.. Вряд ли.

Если водители отказываются лечить поломавшиеся моторы, придет ли мне в голову совершенствовать себя в сфере автомобильного тюнинга? Да ни в жизнь! И в результате мы имеем врачей, которые тупо и по минимуму делают свою работу. Причем, в целом, этого даже достаточно – того, что они делают. Всегда можно больше и лучше, но есть порог, за которым выигрыш от вложений становится несоразмерен самим этим вложениям, то есть – усилий может затрачиваться масса, а здоровья от этого намного больше не станет. В конце концов, ты же вылечилась, «несмотря» на все старания медиков, профессию, к счастью, менять не пришлось.

–  Может, ты прав: большинство людей, заболев, не собираются лечиться. Любые ограничения для них – как личное оскорбление. Когда моей соседке по палате сказали, что теперь ей придется сесть на жесткую диету, она прямо-таки обиделась на доктора. И потом прятала от врачей баночку с солью. Кстати, почти все отделение дружно обманывало медперсонал, поглощая по вечерам запрещенные вкусности. Но я-то вела себя совсем не так! Я очень, понимаешь, очень хотела выздороветь. Сколько раз потом я представляла, как сама говорила бы с пациентами: «Болезнь неприятная, ничего не скажешь, так что давайте бороться. Нам придется много потрудиться. Будем делать то-то и то-то, и забудьте пока про…» Мне не нужно было их сочувствие, но хоронить-то меня зачем?

На днях по телевизору увидела сюжет про молодого человека, несколько лет назад упавшего с пятого этажа. Врачи сказали: «Вы никогда не сможете ходить». А он ходит, помогая себе двумя палочками. Катается на лыжах. Открыл спортивный зал и сам работает тренером.

Я смотрела репортаж и думала: сколько же людей остались в инвалидных креслах потому, что поверили врачам? Нет, я понимаю, что не все стали бы так бороться за жизнь: что ни говори, а каждый шаг дается этому парню непросто. Каждый шаг – в прямом и переносном смысле. Но почему он сам поднимал себя на ноги, изобретая свою систему тренировок? Почему врачи не подсказали, не помогли – уж, наверное, о проблеме, с которой он столкнулся, они знают больше. Потому что они уже вынесли свой приговор: ходить не сможет. Интересно, что ему посоветовали вместо вязания? Выпиливание лобзиком?

И еще: сколько врачей, увидевших сюжет по телевизору, разыскали телегероя и спросили: как ему это удалось? Ведь, если они не знают, каким образом после такой травмы встают на ноги, пусть спросят у тех, кто сумел это сделать! Спросят и подскажут своим пациентам.

– «Не надо рыпаться» – это, Шекия, не узковрачебный лозунг, мы так всей страной живем, это у нас «национальная традиция» и «черта национального характера». С этим нам в самих себе надо бороться. И было бы странно ожидать от медицины, что она, вдруг, с какого-то перепугу, окажется локомотивом подобных «ментальных» преобразований, необходимых всему обществу. Она слишком сложна, дорога, неповоротлива и консервативна, чтобы быть в авангарде. Впрочем, я уверен, она последует за прогрессивными изменениями в нашей общественной «ментальности», если они себя обнаружат. Так что, в конечном итоге, если мы хотим, чтобы изменилась система оказания медицинской помощи, начать надо с того, чтобы на любой должности и в любой сфере деятельности мы начали предъявлять к своему труду такие же требования, какие сейчас предъявляем врачам.

Когда ты приходишь в ЖЭК, чтобы вызвать сантехника, а тебе говорят: «Лучше на кладбище очередь займите!», тебе неприятно, но ты это проглатываешь, потому что – «А чего от них еще ждать?!» А когда ты приходишь к врачу и с тобой недостаточно любезны, ты в гневе: «А где же клятва Гиппократа?!» Значит, ЖЭК может как угодно упражняться, ссылаясь на отсутствие финансирования, а врач – он клятву дал и «будь добёр». В связи с чем такая дискриминация? Я, конечно, понимаю, что в данном случае на кону более серьезные вещи, чем протекший кран, – здоровье человека, как-никак. Но я не понимаю, почему представителю ГИБДД мы готовы простить халатность и взяточничество, а врачу нет. От халатности этих людей в погонах гибнет намного больше людей, чем от халатности людей в белых халатах. Это двойные стандарты…

Вот ты посуди сама – просто попытайся встать на место врача. Я обычный врач. У меня течет кран, а ЖЭК ведет себя так, словно он на другой планете располагается и у него трудности с доставкой запчастей. Меня оштрафовал гаишник из-за какой-нибудь ерунды для своей отчетности и при мне же отпустил пьяного водителя за взятку. В магазине мне продали просроченный продукт, а потом обложили трехэтажным. Автобус закрыл двери перед самым моим носом, хотя я бежал к нему из последних сил и водитель это видел. Затем проехавший рядом «Мерседес» облил с ног до головы. Напоследок в газете какие-то журналисты написали, что я продажный, потому что «все врачи такие». И вот я сижу на приеме…