Наталья Цветкова - Раскрытие безграничных возможностей, или Сюрприз от предков. Уникальная технология Страница 39

И он ей доверился ради того, чтобы она, как игрок-новичок, не спугнув его удачу, поставила в итоге на беспроигрышную фишку. Ту самую, что он безнадежно пытался найти, чтобы взять свой джекпот. Более скромные выигрыши приравнивались им к проигрышам. Разумеется, вслух он не озвучивал своих глобальных ожиданий. Его имидж спокойного и внешне равнодушного человека позволял ему при внешней немногословности быть убедительным без многосложных фраз.

Он не раз замечал, что лишние телодвижения только мешают людям понимать друг друга. И это, кстати, тоже его разочаровывало: зачем говорить в таком случае, что движение – это жизнь, если срабатывают одни стереотипы. Однажды он просто предложил ей переехать к нему. Просто сказал, что время – самая дорогая на свете вещь и ей надо его экономить: во-первых, от него ближе до работы, а во-вторых, он уже освободил несколько шкафов для ее вещей. Все. Никакой трескотни, которую женщины называют с придыханием романтикой. Но Аля без лишних переговоров и условий как-то быстро согласилась. Образ благонадежного и грустного мачо сработал на все сто.

Сердце этого девяностокилограммового Кая Алина решила растопить очень простыми вещами. По тому житейскому принципу, что все гениальное – просто. Она быстро уловила, что он привык проводить вечера после безумной круговерти офиса и переговоров без лишних фантазий: почти всегда дома, у большого плазменного телевизора во всю стену, который, в отличие от партнеров по бизнесу, не задавал вопросов, а услужливо снабжал его порциями криминальных сводок, триллеров и прочей реальной жизни без «ну, и что скажешь?» в конце.

Она же, напротив, не привыкла сидеть на месте. Она не устраивала ему монологов по поводу обломовщины и прочей диванной лени. Однако как-то быстро ей удалось поднять его с насиженного места. Она же не знала, что он сделал на нее ставку, как на удачного дельфина-поводыря.

Поначалу они совершали ежевечерние прогулки вдоль Москвы-реки. Потом каждые выходные открывали заново наивные и неторопливые города Золотого кольца. Каждый раз она сама прокладывала для них обоих новые маршруты, не похожие на предыдущие.

Он объездил полмира по командировкам, бывал на экскурсиях куда более экзотичных, чем эти, но никто и никогда не открывал ему так азартно, просто, без доли пафоса и самолюбования мир – обычный, повседневный мир рядом с ним с какой-то другой, обаятельной стороны. Причем не где-то вдали, а на территории его жизни. Любопытство и нестандартность происходящего с ним боролись с внутренним голосом, который как будто уменьшал, как убавляют громкость, этот нарастающий уровень удивления. Голос спрашивал его обреченно: «Ну, и что дальше? К чему все это?»

А дальше любопытство… проиграло разочарованию: он скатился в привычную безрадостность, происходившую от подлой мысли, что «ничего кардинально нового в моей жизни не произошло, несмотря на кучу безусловно милых, почти детских фейерверков впечатлений».

Новизна ощущений от покорения городков и живописных местечек прошла. Равно как и поблекла иллюзия, что Алина не делает ошибок и не разменивается по мелочам. Никита, сам того не сознавая, по-своему мстил ей за то, что она оказалась плохим поводырем: он стал обидно колоть ее замечаниями – то относительно того, что она могла бы рациональнее использовать свое время, то относительно ее не слишком быстрого продвижения по карьерной лестнице.

Зная, что она не лишена честолюбия, он говорил ей: «Хочешь получить повышение? Так не надо все выходные проводить в этих пустых разъездах». Чуть позднее он находил любой предлог, чтобы не идти с ней, как раньше, на прогулки вдоль набережной: он решил, что и так заигрался в мечту «почувствовать новый вкус жизни».

«Все лозунги от рекламщиков на самом деле – пустой миф. Все идет по кругу, я закружился и могу честно признаться, что одни обманываются сами, другие обманывают других».

От путешествий по городам и весям он вернулся к телевизору, который не разочаровал, потому что ничего не обещал. «О морях уж не мечтаю, телевизор мне природу заменил», – грустно шутил он фразами из мультика про Простоквашино, который так любила Аля.

Пока он плотно ужинал перед телевизором, она в гордом одиночестве гуляла по набережным, фотографировала уличные пейзажи и думала, думала, думала. Отчего Никита разговаривает с ней вежливо, но отстраненно. Как с предателем или с прислугой. «А может, все дело в его разводе, может, он все еще мысленно там, с ней?» – пугалась она собственных страшилок. «Хотя странно, – рассуждала Аля, – он развелся уже три года назад и ни разу не делал даже попыток вернуться к бывшей».

Но от этого ей было не легче: она шла к надежному уравновешенному мужчине, которому, как ей казалось, было просто грустно от одиночества, а в итоге он ее избегает. «Может, я как женщина больше его не устраиваю, но тогда почему он дома, а не где-то в командировке? Ерунда какая-то, – останавливала себя от горячки новых предположений Аля, – не могу понять одного: чего ему не хватает? Сколько же он будет вздыхать, спрашивать, как дела, и снова вздыхать? Есть же этому какое-то разумное объяснение, в конце концов? Так грустно, как он, смотрят либо тяжело больные, либо глубоко обиженные люди. А он, молодой, здоровый, богатый мужик, сидит на диване, молчит, как главарь мафии, и щелкает пультом, как старик».

Ей никогда не приходилось жить с человеком, вздыхающим просто так, привыкшим к мысли, что жизнь – это большое грустное шоу, где люди – клоуны на чужом празднике. Он раньше даже произносил такие мысли вслух, но вскоре пришел к выводу, что людям эта правда не нравится.

«Пусть живут дураками», – решил Никита. Он им сочувствует, но дураком быть не желает и в пиаре большого человеческого счастья участие принимать отказывается.

Если Алина понимала, что допускала промах, то не останавливалась, просто пожимала плечами: «Бывает, не проконтролировала ситуацию». Но ситуация с Никитой вообще превращала ее жизнь в хаос. Она не могла жить в атмосфере вздохов и вялотекучести, царствовавшей у Никиты в доме, который она больше не могла называть своим.

Через неделю Аля не выдержала и вынырнула из их молчаливого противостояния, такого естественного для Никиты и выматывающего для нее, жизнерадостного человека, который не коллекционировал свои и чужие ошибки и заблуждения. За несколько лет их знакомства она привыкла к его неизменной молчаливости. Но теперь уже не связывала эту особенность со спокойной уверенностью. Для нее в этом отчетливо слышалось напряжение. Будто сжатая пружина в любой момент готова щелкнуть ее по носу. И однажды она щелкнула: обычно приветливая Алина, вернувшись с работы, вместо «Как дела?» выдала с порога: «Опять смотришь по телевизору всякую муть?» Он среагировал мгновенно и холодно: «Ах, так вот что во мне тебя не устраивает. Буду знать».

Алина не ждала такого снежка в ответ. Она почему-то решила, что он заметит по ее тону, что им надо поговорить и все выяснить. Но он сделал вид, что снова ушел в экран с головой. Алине показалось, будто кто-то невидимый отключил звук и Никита ее просто не слышит. Она не могла сдержаться: «Что ты вообще хочешь? Ты вообще хоть что-нибудь хочешь?»

Хлопнула дверью, боясь услышать мрачный ответ в его духе. Зря боялась: он испугался этого вопроса. Он его оглушил. Оставшись наедине с телевизором в своей аскетичной квартире синего цвета надежды, он подумал: а ведь я всегда хотел быть… большим. Даже странно, если подумать, почему хотел-то и хочу до сих пор?

От этих мыслей он весь сгруппировался на диване, как перед прыжком с вертолета. Тут же перед глазами понеслись какие-то полустертые картинки, будто из диафильмов его детства. В общем-то вполне благополучного. Сколько он себя помнил, в нем постоянно пестовали ответственность и волю. «Нельзя расслабляться, – говорил отец, – счастье, если оно настоящее, очень относительно, поэтому не продешеви, надо ставить на правильную лошадь». Отец бодро шел по карьерной лестнице, даже не шел, а скакал галопом. «Видимо, он выбрал правильную лошадь», – думал Никита.

Отец менял города после каждого повышения. Никита учился хорошо, чтобы заслужить успех высшей пробы, ради которого и стоило жить. Так он понял суть отцовской морали. Решил, что если будет хорошо учиться, то быстрее станет большим. А когда станет большим, то точно поймет, что такое главное, а что – второстепенное, нестоящее. И конечно, возьмет это заветное «главное» в свои руки. Ведь так и в сказках: добивались же долго и упорно какой-нибудь королевны, а дальше жили-были.

Но это главное в руки никак не давалось, а вот «жили-были» – хоть отбавляй: бесчисленные подруги, каждая вроде ничего, но на главную не тянули. Женился от усталости, думая, что, может, в таких отношениях и рождается истина. Но родилась только дочь Даша, классная девчушка, он даже надеялся, что вот оно – главное. Наконец-то.