Евгений Попов - Социализм и судьба России Страница 39

Отказ от монополии коммунистов на власть также естественен: как же можно создать союз, если ты сразу заявляешь, что будешь главным. О том, что это именно стремление к компромиссу, а не изменение мировоззрения Зюганова, говорит выдержка из его интервью радио «Свобода» в июле 1993 г. (т. е. примерно в то же время, что и приведённые выше высказывания о недопустимости монопольного положения партии): «А с другой стороны, людей задурили настолько, что они до конца не сознают, что КПСС не была, собственно, в прямом смысле просто партией. Это был государственно образующий стержень. И сломав его, потеряли Союз» [35, 11]. Т. е. Зюганов прекрасно понимает, что КПСС была не партией, а руководящей силой общества (государственно-образующим стержнем в его формулировке).

Зюганов последовательно боролся за воплощение своих идей, но жизнь расставила всё по своим местам. Все широкие объединения одно за другим разваливались. В том числе и последнее, наиболее широкое – НПСР. Основных причин можно назвать две.

1) Не все хотели объединяться. Церковь за исключением отдельных священников ни в каких объединениях не участвовала. Это и понятно: религия почти всегда за власть: «Всякая власть от бога». Что касается патриотов, то оказалось, что их мало. Они не смогли создать сколько-нибудь значительных политических партий. В объединениях они пытались навязывать свои взгляды, использовать КПРФ как силу для вхождения в выборные органы власти и при любом удобном случае предавали коммунистов.

2) Союзники оставались на своих идеологических позициях и продолжали в основном оголтелую критику коммунистической идеологии и Советской власти.

В итоге КПРФ пришлось действовать самостоятельно вместе с неорганизованными беспартийными сторонниками.

Т.е. Зюганов как будто бы потерпел полное поражение. Не нужно было ни с кем объединяться, как сразу советовали оппоненты? Нет, нужно было. Нужно было это пройти на практике. Во-первых, чтобы не считать, что мы потеряли очень важный шанс. А, во-вторых, неудавшиеся союзники сами себя разоблачили, от них откололась часть рядовых членов, из которых некоторые вступили в КПРФ.

Широкого блока народно-патриотических сил, как мечтал Зюганов, не получилось. В результате КПРФ осталась единственной реальной оппозиционной силой. Но в этом нет вины КПРФ. Хотя, конечно, критики Зюганова и КПРФ, такую вину находят. Эту критику мы рассмотрим ниже.

9.2. Во главе КПРФ – основной силы левой оппозиции

Взгляды этого периода приведём по книге «Идти вперёд». Ниже для примера изложены три наиболее важных вопроса: оценка причин контрреволюции, классовая структура общества, условия победы мирной революции.

9.2.1. Оценка причин контрреволюции

Основной причиной признаётся уже не внешняя, а внутренняя причина:

«… вся история коммунистического движения в России и СССР стала во многом историей борьбы двух партий – партии патриотов и партии национальной измены. Партия национальной измены временно победила в 1991 году… в руководстве страны и партии взяли верх процессы распада, которые переросли в прямое предательство клики Горбачёва и позволили произойти тому, о чём мечтали недруги нашего Отечества от Мамая до Гитлера…» [37, 177–178].

Т.е. признаётся, что контрреволюция была организована предательской Горбачёвской верхушкой партии. Зюганов приводит также способствовавшие победе контрреволюции причины экономического и политического характера.

Во-первых, он считает, что одной причин являлось бюрократическое управление экономикой.

«В конечном итоге все это привело ко все большему блокированию главной материальной и моральной основы социализма – общественной энергии и инициативы трудящихся, свободной самодеятельной организации народа, к нарастанию элементов экономического и политического отчуждения».

Здесь явное преувеличение стремления народа к «свободной самодеятельной организации». Выражение уверенности в этом стремлении свойственно марксистам. Но материальное – первично, поэтому люди хотят прежде всего обустроить свою личную жизнь, опираясь только на свои силы, поскольку возможность сделать это через коллективную организацию является делом гораздо более трудным.

Дело не в том, что управление экономикой было бюрократическое (другим оно просто не может быть), а в том, что оно было неэффективное. И, кстати, признаком эффективного управление является, в том числе, и умение руководства (бюрократии) способствовать пробуждению «общественной энергии и инициативы трудящихся, свободной самодеятельной организации народа».

Во-вторых, он критикует Хрущёвскую программу построения коммунизма.

«В дальнейшем, когда задачи непосредственного выживания страны были успешно разрешены и встала задача развития социализма на его собственной основе, было допущено еще одно грубое упрощение социалистической идеи.

Принципиально верный лозунг «максимального удовлетворения возрастающих потребностей трудящихся» остался на уровне абстрактного, внеисторического представления о человеческих потребностях, их связи со способом производства. Из поля зрения выпало то обстоятельство, что большинство потребностей не даны человеку «от природы», а носят общественный характер, определяются уровнем развития его способностей и служат ему для реализации их в окружающем мире. Вне такого понимания коммунистический принцип «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям» совпадает с буржуазным идеалом «сверхпотребления» и целиком обессмысливается.

Общественное богатство и прогресс были отождествлены с буржуазной формой «огромного скопления товаров» и их беспредельного умножения. Поэтому на практике весь пафос принятой в 1961 году III Программы КПСС оказался сведенным к задаче, по существу, некритического копирования западного общества потребления на том же самом производственно-технологическом базисе. Это, с одной стороны, обрекало социалистическую экономику на заведомо проигрышную роль ведомого. А с другой – лишило адекватной экономической основы две другие провозглашенные Программой задачи: формирование новых общественных отношений и воспитание нового человека, – превратило их в задачи сугубо «идеологические», а потому нерешаемые» [38, 258–259].

В вышеприведённых отрывках Зюганов останавливается на двух идеях, которые выдвигают многие другие критики советского социализма: 1) идею «реального обобществления», т. е. к участию трудящихся в реальном управлении производством; 2) к отходу от буржуазной «модели потребительского общества», к выработке социалистической системы ценностей. Эти вопросы уже рассматривались выше (глава 6) и будут подробно рассматриваться ниже, а здесь заметим лишь о трудностях внедрения социалистической системы ценностей в условиях мирного сосуществования с капитализмом.

Как и ранее Зюганов выступает против руководящей роли коммунистической партии в социалистическом обществе, с чем, конечно, трудно согласиться.

«Советский Союз не удалось сохранить, прежде всего, потому, что партию развратили монополия на власть, стремление присвоить себе абсолютное право на истину, уверенность в незыблемости одной формы собственности. Мы из этого сделали серьезные выводы. Теперь в программе КПРФ прямо записано, что нельзя какую-либо форму собственности отвергать декретом, пока она не выработала полностью свой ресурс, нельзя навязывать обществу однопартийную систему правления, нельзя превращать свою идеологию в единственную» [38, 58–59].

Единственной, конечно, коммунистическая идеология в социалистическом обществе не должна быть, но она должна быть господствующей, поскольку таковой должна быть идеология правящего класса в любом обществе. Без этого правящий класс рискует потерять власть.

9.2.2. Классовая структура российского общества

Зюганов даёт подробный и ясный анализ классовой структуры российского общества. Классовая борьба рассматривается с марксистских позиций, как реально существующее явление (а не как «экстремистские тезисы»).

Буржуазия.

«Очевидно, что на сегодняшний день в России более или менее сложился только высший слой буржуазного общества – слой крупных собственников, верхушка нового класса буржуазии. Он вбирает в себя примерно 3–5 процентов населения, однако уже пользуется преимуществами своего классового положения. Причем не только финансовыми и материальными…

В общем, свой участок российские верхи уже успели обустроить. Все это они активнейшим образом используют для защиты своих классовых интересов. Современная российская буржуазия смогла осознать себя самостоятельным классом, понять свои эгоистические цели и задачи. А потому она наступательна и крайне жестка в поведении.