StEll Ir - Сонадариум. Полёт Ли Страница 4

Скоб много… и чем выше, тем холоднее рукам… не прогрелась что ли ещё труба… или стены у неё толстые… чтоб души не вздумали выломать… а прямо в небо… ха-ха… ещё далеко вверх… а, нет, вот уже и край трубы… дым чёрный, густой, клубами… вот и она… цель… твоего путешествия… Белый Брат ждёт меня… Ждёт ли?… Не покидай меня мой Белый Брат… Жерло огнедышащей печи ждёт меня, но ждёшь ли меня ты?… Не покидай меня… возьми меня с собой… возьми меня к себе мой Белый Брат… Я иду к тебе Белый Брат… Не покидай меня… возьми меня к себе… не… покидай… меня… Не… покидай… меня…

Дети подземелья

Где вход в подземелье, там жила ночь. Темно кругом, везде и всегда… Нет входа, нет выхода… темно и не страшно никогда… темно и ласково… темно и всегда тепло… вечная ночь… не бывает не ночи… там хорошо, так, что не скажешь… скажешь не услышишь… услышишь не поймёшь… вечная ночь окрашена мягким розовым и там всегда хочется жить… очнёшься да не опамятуешься…

…Расступилась ночь коридором розового света… расступился коридор миром ночи и розового света тёплого снега… тёплый снег падал снежинками розового света и покрывал всё вокруг… маленькие дома с тёплым дымом из труб в снегу… лес, деревья в тёплом снегу розового света… мир в розовом снегу тёплого света… ночь и очень тепло там

…Что же постоянно сводит с ума в моём тёплом мире розовой ночи… почему боль всегда мягко вкрадывается в горло… что ложится в душу вместе с мягким тёплым снегом… сейчас… я протяну ещё немного… сейчас… я выживу ещё один раз…

…Зачем ты выжил в той долгой и безумной войне… я ведь говорил тебе, что ты останешься один… и будешь долго брести по обломкам людей и по осколкам их разбитых душ… пробираясь сквозь кровью окрашенные дни к чёрно-багровым вечерам… выжил… спотыкаясь и больше уже не видя окружающего… к чёрным развалинам города на горизонте… выжил… а город не выжил… походи, попробуй, по руинам… трудно… и безразлично уже всё…

…Но подземелье ждало чёрной пропастью провала… и ступеньками вело в непроглядную темь, видимую лишь ощупью… и что вело не скажешь, когда свет неяркий недалеко уже заметил… что ж выжил, сходи теперь в гости…

…В гости к хранителю детей…

…Они видно давно уже там жили… он и двое детей с ним… если бы не он, детей забрал бы голод… Дети были маленькие совсем, мальчик и девочка… а он был сгоревший наполовину, лицо его в огне совсем пропало… а дети говорили потом, что он был красивый…

…Выживем… приветствием… и в ответ… выживем…

…Недолго осталось… всё хорошо будет… раз они у нас есть… сохрани их и совсем уже скоро прийдёт хорошо… говорил умирая страшным лицом нянь… вовремя пришёл ты… наверное тебя только и ждал я… сохрани… сохрани их… бережно сохрани… он умирал аккуратно… глубокой ночью, когда очень крепко спали дети… схоронил я его до утра уже… в далёкий город ушёл он… детям говорил делая для них утро из факелов… в далёкий город, маленькие мои, ушёл он… он вернётся нескоро и принесёт вам пригоршни тёплого розового снега…

…А за едой нужно ходить каждый день, потому что не много найти можно еды… три кусочка бы… уже хорошо… два маленьким и один машине ищущей еду… вина машины, если не найдёт за день трёх и хорошо, если в день другой только ей прийдётся жить на холостом топливе… но бывает праздник…

…В тот день… даже не к вечеру ещё… на столе у маленьких существ лежало четыре кусочка… это было очень хорошо… так было очень редко… я тогда съел уже свой завтрашний запас сил и было хорошо сидя в тёмном углу смотреть на свет тихих детей…

…Откуда взялся он в городе… тот пришедший тогда… в наш покой… может быть … наверное… он учуял еду как-то…

…Он вошёл не зная ничего о приветствии… у него глаза были безумны от жадности… чуть со стола не схватил… да как-то быстрее его оказался я… от руки с едой взгляд его не оторвать было… поманил его сначала потихоньку в сторону… дальше его от детей отвести к выходу пятился, как на поводу его уводя… уже в коридорах побежал, слушая позади обязательный топот его ног… подальше… подальше… увести… и самому уйти… потому что в руках у тебя праздник детский…

…В город вывел третьими ходами… заплёл ему в голове память о входе ведущем к жизни детей… и сам уже ушёл… да назад что-то толкнуло… глянул из окна безопасного дома на него… он еле шёл уже от прошедшего напряжения и от голода… спустился к нему… у нас четыре говорю… у маленьких праздник был… возьми два… я им расскажу, они подарят тебе… бери, это еда…

…Он не верил и не понимал сначала… а потом он один кусочек съел и придумал, что от голода не смог рассмотреть детей, пусть останется маленький праздник из трёх кусочков… тогда я сказал выживем и нас стало двое серьёзных охранников детства.

Ночной полёт

дождались они твари меня счастливого

я теперь не люблю их

пусть себе теперь не пеняются

когда взошло солнце я смеялся и копошился маленьким свёртком навстречу ветру забытой форточки оставленной могучим порывам всё растерзавшей весны ветром набивались и простывали лёгкие готовя почву нездешнему туберкулёзу души ветром наполнялись как солнечным криком глаза как никогда не остывающим солнечным криком зайчиком по стенкам зрачков скачущим недогонимым неухватным прячущимся когда взошло солнце то был первый то был солнечный полёт глазами в солнце торопившимися ручонками из пелёночных настежей если с земли подниматься к солнцу можно оглянуться и земли уже нет и солнце а вокруг ночь всё чёрное и ночь ночь ночь кругом земли нет ни капельки и не совсем ясно солнышко а чёрная ночь пустота душит сразу и со всех сторон ночь ночь ночь пока не пришёл кто-то ночь продолжалась и беспомощный маленький рот хватал воздух и рвал его рвал рвал а полёт был уже неостановим в туда в чёрное вперёд почти беззвёздный чёрный полёт в состоянии непрерывной неразрываемой боли вокруг и где-то внутри

после таких чудес не опомнишься случилась радуга а это ещё не расстрел и не так больно тогда каждое утро каждый восход солнца когда стал звать за собой вверх в небо вперёд в это вот то непередаваемое туда но топливо в баках взрывала только чёрная ночь и ощущение полёта приносила только чёрная пустота вокруг но это всё были шуточки прибауточки то што куда звало то што нигде не было нацепив шапку набекрень с ума не спрыгнешь в счастливое безотради существование научившись шагать прямо и держать лапки перед собой я стал человеком среди них я стал человеком среди человеков которые говорят не летают я наложил на себя спасательную амнезию но амнезия каждым днём вычёркивала из меня солнце и давно уже не было земли и душила душила душила чёрная чёрная пустота это приходило первое понимание чёрного полёта летать можно будет только ночью это на солнце ложился с неизведанного откуда-то могучий запрет ну и ничего ну и пусть себе ночью так ночью оно ничего темно и тихо себе хоть и беспокойно было как-то не по себе поперва ага ну ничего покрепче зажмурься побыстрей окажешься крепли по ночным лесам уже одной тьме ведомые чёрные опёнки и я их искал я их искал я их искал уже и не помню для чего и надобились они а я по ночному лесу за ними грибник грибником и озабочен был озабочен очень так вот замечал звери по ночам меня сторонятся и не замечают что я добрый а я просто был озабоченный уж и не помню нашёл ли грибочки а неба ночного край-лоскут себе отыскал небо выхватилось звёздное и глазами сразу вдруг выхватилось и занялось ветром в порыве ветра мерцали звёздочки зелёные спи спокойно мы тебя не выдадим звёздочки зелёные колючие разные и глубинная радость вырвала словно сталью меня из лесу ночного кромешного я стал необычайно зорок и мне хорошо было видно небо всё всё всё насквозь ночное чёрное и кромешно тёмное как был я засветился изнутри хоть и была ночь и кругом темно ветер рвал и хватал уже за плечи но пришла по небу тучка тучка-летучка и заслонила собой ветер руки плетьми сердце за пазуху глаза в дол земли побрёл я обратно грибник грибником хорошо что далёк был рассвет меня в том тогда нельзя было видеть пришёл разулся и ушёл из дому босиком чтоб неповадно было чтобы знал чтобы знал чтобы знал люди смотрели и думали сначала идёт человек а потом смотрели что босиком и думали себе что-то и оборачивались в своей оси я шёл днём и ночью по запылённым тропинкам людей и не искал чёрных опёнков зато я смотрел прямо и видел много-много решёточки глаз как в тюрьме на окнах только поменьше поменьше да попрочнее чтобы взгляд не ушёл люди не боялись своих глаз они боялись чужих глаз и пулемёты и дребедень хлам там всякий встречался в глазах с прикованными запястьями к затворам узниками не промахнись при выстреле не то настигнешься страшно страшно страшно было им ходить и носить такие глаза иногда я бился среди н ихи пытался взлететь руками о воздух плечами о воздух даже не помня о солнечных запретах это от безысходности и страха ихнего что ли они переставали тогда шагать кругом и удивлённо видели как я жил но они только боялись только боялись и не думали сами жить и из глаз их внимательно наблюдала пулемётная приготовленность плевать я хотел на их пулемёты только становилось тоскливо глубоко и невыражаемо тихо в глубине меня а мы не такое осилим думал я не такое вытащим и шёл босый и становилось уже тяжело потому что ноги они не железные снашивались о камни дорог и ещё впереди лежал север а там говорят снег и по снегу бывает мороз думал я и правильно думал правильно потому что нашёл нашёл зачем босиком не жаль ходить хоть даже дорогу всё не взлетать это плечи верные примкнут не отодвинешь это спина надёжная прикроет не усомнишься нашёл по босоногой тропинке ага кошеньку вот и нашёл волшебное что придумалось небо цвета ночи глаза ночного света и открытой распахнутой настежь тишины а это было не просто так это наставало то самое великое от которого один шаг за горизонт как успокоился я тогда как успокоился с одной с правильной стороны успокоился и с другой с правильной тронулся как тихо тихо так незаметно не мешая и не тревожа больше почём зря несчастных людей вот сначала пусть оно тихо-тихо получится пусть сначала незаметно случится а уж потом великое рождённое в подарок самому слабому в великую весть человечеству упрятал кошеньку за пазуху как бы и нашёл город нашёл дом сделал по правилам всё всё как у людей тихо-мирно так нам спешить некуда наше родильное отделение вне времени и кошенька кошенька родила всё чин по чину мир по миру а кто ночью ходил по крышам так это ж аккуратно и незаметно а кто нырял по ночам с моста так это ж нечасто и с тщательнейшей осмотрительностью оно и ничего ничего оно не боись никого он и не страшно тогда и не каждый раз я особенно поперва много-много времени уходило на мысль и на поиск и обработку источников по теории возможности полёта источников как и полагалось почти не было но великим источником как всегда была мысль на мысль уходило вначале особенно много времени и я никому не мешал но всё ж таки не без того и для того оно всё-таки как раз на крыши и на мост было надо и выходил ну выходил да но осторожно очень и ещё я никогда не шумел не будил никого и не встревоживал но чаще и чаще вот только выходил оно ведь полагается так и я знал непременное знал знал что рано или поздно встревожу людей и даже не рано или поздно а вот-вот но хотелось искренне хотелось чтобы попозже и я думал что может быть я успею успею и вот так бывает иногда думаешь что успеешь думаешь бывает такое оно бывает конечно бывает но очень редко и уж совсем не тогда я стал замечать что замечен и где-то внутри кольнуло беспокойство о них обеспокоенных вот только беда был я на том пороге уже когда не возвращаются не возвращаются ни в рай ни в ад и возможное только вперёд с горячей головы да неостановимых ног и только рванулись помню впопыхах руки найти сердце а сердце пошукал пошукал да не нашёл надёжно значит сховал прыгнуло глазами в потолок а уткнулось в притолоку не виноват не виноват не виноват догорала заря вымирало самым родным в себе земное пространство и звала звала звала в себя ночь чёрное представление о началах полёта уходил крышами уходил от неразумных них страшный над бездонными жилищами прыг-скок зачем-то они вызверились и мой след от них не остыл а вначале они смотрели снизу и щёлкали на меня и на мою тень языками и веками глаз я был не такой как ночью просто надо быть они смотрели и цокотом языков следили за мной как я шёл по крышам шёл себе и шёл оно может мне так сподручнее ага а они не согласные чтобы я так шёл они вызвали вертолёт и дежурный наряд чего-то там они искали искали искали меня а я спрятался за железной трубой и не боялся их я на пальцах своих играл в ромашку поймают не поймают вот и не хватило пальца одного аномалия прямо какая-то вышло что поймают я и стал их ждать так вот пригорюнился и стал ждать тихо-тихо по-хорошему чтоб так меня пригорюнившегося и взяли взяли прямо комком в вертолёт и вниз а доктор потом спрашивал да спрашивал откуда синяки и когда я родился а мне было уже всё равно грустно всё и как-то не так чем я им помешал я ж ведь не днём и не заметно даже почти и старался так чтобы тихо-тихо у меня дело серьёзное и важное для всех всех всех хоть и в одних штанах хоть и на крыше хоть и ночью я же чтобы тише чтоб а доктор картинки показывал и ласково требовал чтоб я умер какой же ты после этого доктор доктор он же ведь добрый он айболит он под деревом а ты говоришь спокойно мне умереть так нельзя доктор на тебе халат цвета снега в крови пойди и подумай как могу я с тобою быть не согласный отослал я его отослал и хотел уже в клубочек комком чтобы ночь же поспать а они не могли успокоиться право как котята в коробке всё бы им шебуршиться они привели серьёзного человека с больными разлучёнными глазами это не доктор был я сразу понял сразу но не боялся его я забился в уголок и тихо дышал чтобы не мешать им разговаривать но они решили уважать меня и поставили мне стул прямо в средине комнаты той странной и поставили так будто бы я был у них главный я не мог привыкнуть и было неудобно ещё от того что человек тот стал выворачивать мне руки локтями и лопатки пошли из спины как молния рвалось забытое позади отдавалось резко и знакомо а вспомнить не мог а они что-то разговаривали спрашивали кажется что-то и даже по-моему как-то нервно но мне как-то тогда сложилось совсем не до них просто получилось вот так они давно уже плечи мои в покое оставили и человек мучился с костями моих рук какими-то блестящими инструментами но он не был доктор а я всё не мог понять вспомнить никак не мог что это и как оно рвалось из-за плеч и как оно было тогда и как на самом деле я увидел их когда они уже устали очень и совсем не могли и из моих ногтей почему-то текла кровь они были измученны и один из них сказал кончай с ним тогда человек тот поднял большой не как у доктора молот и стало темно сразу как будто не стало ничего ничего ничего совсем я очнулся когда они несли меня бережно завернув на мост была ночь всё та же ночь и совсем уже было темно и до рассвета далеко как никогда и было очень очень очень тяжело тоже как никогда приходить в себя больно было словно сразу во всём и огромной тяжестью поднималась как на огромных волнах всё одна и та же мысль за что это когда я понял что они хотели меня убить я мучился как малыш в неразворачиваемых пелёнках одной этой мыслью за что эта мысль грозила превратиться в манию и я отбросил её было ещё что-то важное очень что случилось тогда и я мучительно вспоминал вспоминал пока не вспомнил – плечи вывернутые назад из суставов лопатки вне себя опрокинутые и тот безумный болевой чем-то страшно знакомый порыв возможно это где-то далеко всходило солнце или просто в глазах моих взорвалось озарение что-то рвалось и било изнутри и совсем хоть и ночь и совсем хоть и боль совсем во всём и совсем не страшно уже что несли убивать аккуратно завёрнутого на мост но всё-таки это было грустно я вспомнил о них и моё озарение украсилось как будто чёрной траурной рамкой чёрных век вокруг глаз а они думали я мёртвый совсем или хотя бы потерял сознание а я тихий просто был и не шевелился из сознательности чтобы выжить и из онемения восторга меня охватившего они размотали меня и я улыбался им как мог а они не поняли и даже испугались немного кажется тоже вот улыбается проворчал из них кто и они побыстрее суетно как-то подняли и бросили вниз меня вниз с моста