Владимир Пономаренко - Цель и смысл жизни в авиации Страница 4

Вот живой пример «выхода познающего из себя». Именно духовные силы берут начало в природосообразности предназначения человека, реализуясь при этом в смысле отбираемых ценностей. Именно эти ценности в случае опасности дают о себе знать, когда нужно проявить свою человеческую и профессиональную надежность, порядочность, совестливость.

Не в кабине сермяжная правда профессионализма, в кабине лицо специалиста, а профессионализм – это вторая ступень летчика-небожителя. Это Небо, из него приходит Дух. Прекрасно эти мысли выразил летчик А. Зизико:

«Летное дело чистит наше нутро. И это не наша заслуга, это проявление жизни Неба в тебе. Вот где зарождается готовность к наперед уже принятому решению: своей жизнью спасти людей отпадающего самолета».

Да, права Н. П. Бехтерева, утверждая, что генетическая составляющая играет меньшую роль, чем повседневный опыт.

И настало время, хотя бы тезисно, сформулировать не столько то, что дает духовность профессионалу опасной профессии, сколько в чем она проявляется, как материальная сила, преобразованная человеческим разумом в действия, деятельность, поступки.

Думается, что 50-летний опыт психологических исследований в летно-космической профессии дает мне право выстроить гипотезы о направлении психологии труда при исследовании проблемы духовности.

Прежде всего, следует утвердиться в том, что проблема духа – это проблема антропогенеза и его трансформаций в воздушном и космическом пространстве и времени. Это проблема энергетических видов полей, вещества и информации Вселенной и ее светил при взаимодействии с архетипами сознания, бессознательным, корковыми и подкорковыми структурами. Это проблема измененных психических состояний в интересах выживания и преодоления суперэкстремальных ситуаций. Это проблема экзорезервов, заложенных в нейронной памяти и просыпающихся под воздействием космических импульсов не в виде простого раздражителя, а именно в виде образов. Это проблема новых психических состояний, когда физиологически мозг не справляется со своими контрольными функциями и человек выходит на другой уровень функционирования. Это проблема «другого» сознания, введенная информационными квантами космического энергетического поля.

Конечно, все это для нас представляет архисложные методические подходы. Но вопрошающий найдет нужные пути.

Что касается гуманистической, этической, добродетельной функций духовности, то они осязаемы в практике и опыте жизни. Было бы меньше лжецов, агрессоров, некрофилов, а больше ученых. Появилась бы возможность создать теорию генераций высших целей человечества. Образ духа, его святость, способность воздействовать на материю, вещество может шире использоваться для развития жизни и ее ценностей. Стоит твердо признать, что дух – это свойство жизненной силы, ее мобилизационный резерв, нравственная ценность, мера вещей, диагностическая единица разделения добра и зла. С позиции теории личности и субъективности дух – это информационная составляющая стержня человечности, характера, протестного сознания, психологической предуготовленности к совестливости, ответственности, к самокритичности (покаянию).

Дух – это вполне реальная система организации чувственных сил человека, нацеленных на реализацию его интеллектуальных, этических, эстетических, добродетельных сил в реализации его предназначения: порождать любовь, красоту, правду, добро и мир. Но для его активности нужна вера и призвание быть человеком мира Земли и Неба.

Особая научная проблема – это развить язык сознания для общения с Космосом, т. е. с высшим разумом, который может вселяться в настолько через психическую субстанцию. И решение этого вопроса возможно усилиями многих гуманитарных, биологических и физико-химических наук, но под руководством специалистов-душеведов, т. е. психологов.

Ведь речь идет не о мифологии, а о раскодировании внешней информации в ее содержательной и понятийной ипостаси.

Заключаю постулатом К. Г. Юнга.

«Духовная нужда привела в наше время к „открытию психологии“. На сегодня нам уже не обойтись без науки о душе».

Добавлю, что в духе достоверности о нашем истинном, но скрытом внутреннем мире не меньше, чем в знаниях о его физическом аналоге. Ибо физический мир тестирует и испытывает наше человеческое вещество на прочность, а дух ограждает от агрессивных шумов и просветляет наш разумный ответ на вызовы времени.

1.3

Предназначение духа в развитии сущностных сил личности

Получив сегодня счастливую возможность приобщиться к Олимпу мыслей русских религиозных философов и западной гуманистической психологии, приходишь в состояние блаженной растерянности. Блаженность от приобщения к духовным ценностям, которые нравственно близки твоей национальной культурной среде. А растерянность от осознания факта «вколоченного» нам одномерного сознания, касающегося проблем человеческого духа и связанных с ним идеологических удавок. За этой субъективной рефлексией стоит и более существенное: зло и власть тьмы по-прежнему превращают духовные и этические императивы в недосягаемый идеал. Прав А. Шопенгауэр, высказав обыденно-житейскую посылку: отмените требования светских государств хоть на один день, и вы убедитесь, что действие всех религий на моральность ничтожно. Апостолы оказались правы: мир лежит во зле, а Господь благостен, но не всемогущ. По их мнению, он делегировал человеку лучшее, что имел: свободу, любовь, право на индивидуальность. Однако в реальной жизни индивидуальность развивается через конфликт. Всякий индивид есть существо, весьма отличное от других. Только в собственном «я» имеется свое истинное бытие. Все иное есть «не Я», и мне чуждо. Такое убеждение лежит в основе всякого зла. «Зло начинается там, – писал философ И. Ильин, – где начинается человек. Местонахождение добра и зла в душевно-духовном мире»[7]. Отсюда великое предназначение духовности как сущего в человеке, укрепляющего нравственный потенциал его противостояния тьме и силе власти любой природы над собой. В этой связи психология должна решиться сделать крен от чувственно-предметного мира, определяющего функционирование отдельных единиц психического (поведения, деятельности, общения, познания), в сторону «изнутри вовне», проникая в бесконечную глубину переживания своего «я» на тяжком пути между добром и злом. Это, кстати, было «принципиальной позицией русского духа в области душевного» (С. Л. Франк, Ф. М.Достоевский, Г. И. Челпанов, В. А. Сухомлинский и др.). К этому нас обязывает и ныне побеждающее зло, скрывающееся за материальными благами, достижение которых оплачивается уничтожением себе подобных под видом объективных общественных законов. В этой связи перед учеными, политиками, гуманистами XXI в. вырисовывается грандиозная духовная задача: психолого-педагогическим способом, реализуемым в исследовательско-учебном процессе, восстановить духовную связь времен.

Есть основания вернуть духовной ипостаси, душевным импульсам, знаковым и символическим предвестникам некую смысловую и преобразующую целесообразность. Главное – решиться на гласную постановку вопроса о назначении психического, как хронотопа между мгновением и вечностью, тем самым узаконив поиски носителя первичной разумности во Вселенной. Это дает надежду, хотя бы внутренне, связать в единую космогоническую систему материю времени и пространства с живым полевым веществом, несущим смысл сущего, пробуждающего духовные силы, вскормленные знаниями.

Весь этот поток моего сознания следует понимать как попытку задуматься над тем, что в земной макросистеме «сознание-разум-активность» системным качеством выступает живое вещество Вселенной. Причем не просто со своей материальной силой, а именно со смысловым потенциалом, дополняющим разумную целесообразность земной жизни. Разумная целесообразность представляется как морфологическое структурирование биологических и космогонических полей на шкале времени. Другими словами, опыт сублимируется памятью, которая, надо думать, выступает не в качестве информационного складирования знаний, образов, символов, а как детектор хронотопа, связывающий чувственные слои сознания с осмыслением опыта.

Что же касается духовности, то ее «морфология» скорее всего в знаковых и символических слоях, прежде всего популяционного, а не индивидуального сознания, в том числе и того слоя, который К. Г. Юнг называл «коллективным бессознательным».

В знаках и символах в качестве смысловой связи между земным и вселенским зарождалась вера как отклик на первый внеземной стимул психического, т. е. душевного. Вера вносила в сознание некий водораздел между знанием и тем высшим психическим состоянием, которое представлено свободой.

Свободу по воздействию на сознание можно сравнить с опиумом. Свобода и есть начало духовной жизни в вере и любви. Думаю, что если провести этнографическое исследование по изучению динамики ослабления силы психического воздействия знаков и символов, то скорее всего была бы установлена связь с падением духовности как посредником между прошлым и будущим.