О смысле жизни - Виктор Эмиль Франкл Страница 4

Конечно, людей, которые могут и должны в своем бытии служить образцами, не так много. Это нашему пессимизму известно, и как раз это подстегивает современный активизм, именно этим объясняется небывалая ответственность меньшинства. Старая легенда гласит как раз об этом: само существование мира зависит от того, чтобы в любую минуту в нем обитало 36 подлинных праведников. Всего 36! Ничтожная горсть. И все же на них опирается духовное состояние всего мира. Но у легенды есть и продолжение: как только кто-то из «праведников» распознается как таковой, как только в его тайну проникают окружающие, другие люди, он сразу же исчезает, его «забирают», он должен тотчас же умереть. Что же это значит? Наверное, мы не ошибемся, если изъясним это так: как только обнаруживается педагогическая наклонность образца, ему приходится умолкнуть, ведь люди не желают, чтобы их школили.

О чем все это говорит? К чему подводит это рассуждение? Вывод двоякий: все зависит от одного-единственного человека, независимо от того, сколь малочисленны его единомышленники, и все зависит от того, осуществит ли он творчески, действием, а не просто словами смысл жизни в своем собственном бытии. Негативной пропаганде последнего времени, пропаганде «бессмысленности», только и можно противопоставить пропаганду, призывающую в первую очередь быть собой, быть индивидуальностью и, во-вторых, осуществлять себя активно. Только в таком виде пропаганда станет позитивной.

Таков ответ на изначальный вопрос: возможно ли ныне стать провозвестником смысла и ценности жизни и, если возможно, на каком основании и как. Однако, раз речь зашла о смысле бытия, теперь приходится поставить под вопрос уже его. При настойчивом вопрошании уже и смысл бытия оказывается сомнительным, а сомнение в осмысленности человеческого бытия с легкостью приводит к отчаянию. Отчаяние побуждает искать выход в самоубийстве.

Что же касается самоубийства, тут нужно различать четыре существенные, меняющие суть дела причины, из которых проистекает внутренняя готовность к самоубийству. Во-первых, суицид может оказаться следствием, причем следствием не душевного, а телесного, физического состояния. К этому разряду относятся случаи, когда человек из-за вызванного физиологическими сдвигами душевного расстройства почти что вынужден к попытке самоубийства. Эти случаи, естественно, сразу же исключаются из темы сегодняшней лекции. Далее, некоторые люди принимают решение покончить с собой, рассчитывая на определенное воздействие на окружающих, то есть эти люди намереваются отомстить за какое-то причиненное им зло и стремятся осуществить желанную месть таким образом, чтобы обидчик пожизненно влачил за собой осознание вины: пусть тот знает, что виновен в гибели несчастного! Эти случаи мы тоже исключаем, поскольку нас интересует вопрос о смысле жизни. В-третьих, есть люди, чье решение покончить с собой возникает попросту от усталости, они чувствуют, что устали жить. Однако чувство усталости – именно чувство, а чувства не аргумент. Если кто-то устал, утомлен, само по себе это далеко не основание насильственно прерывать собственный путь. Более того, тут все зависит от вопроса, имеет ли смысл идти дальше, есть ли ради чего бороться с усталостью. То есть уже возникает необходимость искать ответ на вопрос о смысле бытия: зачем длить жизнь вопреки навалившейся усталости. Сама по себе усталость еще вовсе не причина отказаться от дальнейшей жизни, однако дальнейшая жизнь возможна лишь при понимании, каков ее безусловный смысл.

И здесь мы переходим к четвертой группе – это люди, которые покушаются на самоубийство, потому что не в силах поверить в смысл дальнейшей жизни, да и жизни как таковой. Суицид с такой мотивацией обычно называют рациональным или «взвешенным» самоубийством, он совершается при подведении итогов, когда «баланс жизни» оказывается отрицательным. Человек как бы сравнивает кредит и дебет, сколько жизнь ему задолжала и на что еще он может рассчитывать, и полученный негативный результат побуждает его к самоубийству. Этот результат мы и намерены перепроверить.

Обычно в левую колонку заносятся все беды и страдания, а в правую – все счастье, которое не выпало на долю человека. Однако подобный подсчет неверен в корне. Ведь, как говорится, «мы рождены не для удовольствий». Это в особенности относится к бытию и к тому, что жизнь нам «задолжала». Если кто еще сам этого не заметил, пусть заглянет в книгу российского экспериментального психолога, который доказал, что в среднем человек в повседневной жизни испытывает гораздо больше неприятных ощущений, чем приятных. Так что жить ради удовольствия заведомо невозможно. А нужно ли это вообще, стоит ли оно того? Представим себе человека, приговоренного к смерти, до казни остались считаные часы, и ему предоставлено право самостоятельно выбрать меню последней трапезы. В камеру входит охранник и спрашивает, что он предпочтет, предлагает всевозможные лакомства, но приговоренный ото всего отказывается: ведь если телу предстоит через несколько часов превратиться в труп, не все ли равно, будет ли при этом брюхо набито вкусной едой или нет. И даже удовольствие, которое еще могли бы ощутить нейроны головного мозга, представляется бессмысленным в свете знания, что через два часа эти нервные клетки погибнут безвозвратно.

Но всякая жизнь стоит перед лицом смерти, и если приговоренный прав, то и любая жизнь лишена смысла, покуда мы стремимся лишь получать удовольствие как можно больше и как можно большее удовольствие, и ничего сверх того. Само по себе удовольствие никак не может придать смысл бытию, а значит, и недостаток удовольствий не может – в этом мы уже убедились – отнять смысл жизни.

Однажды человек, чью жизнь удалось спасти после попытки самоубийства, рассказал мне, как он собирался уехать за город, чтобы там пустить себе пулю в голову, но поскольку было уже поздно и трамвая он не дождался, то понял, что придется взять такси, и тут ему подумалось, что тратить деньги на такси – расточительство, и он невольно усмехнулся, оттого что и перед смертью озабочен подобными соображениями. Все это должно было бы показаться ему бессмысленным перед лицом смерти. Но как прекрасно выразил все это – отрезвление человека по отношению к собственным притязаниям на счастливую жизнь – Рабиндранат Тагор:

Я спал и видел сон: жизнь – радость.

Проснувшись, понял: жизнь – долг.

Трудился и увидел: долг есть радость.

Тут мы уже намечаем направление, в котором будем прокладывать путь дальнейших рассуждений.

Итак, жизнь – долг, великое и цельное обязательство. Да, радость в ней тоже присутствует, но к ней нельзя стремиться, ее невозможно достичь, просто «пожелав», она возникает сама собой и не как цель, но как последствие: счастье не должно, не может и не смеет быть целью, это результат, итог исполнения того, что в стихотворении Тагора названо долгом, и о чем мы далее