Остроумие и его отношение к бессознательному - Зигмунд Фрейд Страница 4

Убежденность в том, что постижение техники остроумия необходимо для понимания сущности самого остроумия, побуждает спросить, имеются ли в наличии другие примеры шуток, построенных сходно с гейневским словом «фамилионерно». Их не то чтобы много, но все же достаточно для того, чтобы составить небольшую группу словообразований, полученных путем смешения. Гейне сам создал из слова «миллионер» вторую остроту, как бы подражая самому себе. В главе XIV своих «Идей» он употребляет слово Millionärr – сочетание, как нетрудно догадаться, слов Millionär и Narr (глупец). Подобно шутке, здесь тоже выражается некая подавляемая мысль[12].

Вот несколько других примеров. В Берлине имеется фонтан (Brunnen), сооружение которого доставило много неприятностей бургомистру Форкенбеку. Берлинцы называют этот фонтан «Форкенбекен», и прозвищу нельзя отказать в остроумии, пускай понадобилось заменить слово Brunnen устаревшим словом Becken, чтобы получилось нечто общее с фамилией. Злое остроумие Европы некогда потешалось над одним правителем, которого прозвали Клеопольдом (его звали Леопольд), поскольку он водил шашни с дамой по имени Клео; это несомненная работа сгущения, когда присоединение всего одной буквы создает вполне прозрачный намек. Имена собственные вообще легко подвергаются такой обработке со стороны техники остроумия. В Вене проживали два брата по фамилии Salinger, и один из них был биржевым маклером (Borsensensal). Отсюда возникло прозвище Sensalinger (букв. «Залингер с биржи». – Ред.), а другого брата, чтобы отличать, стали нелюбезно именовать Scheusalinger (букв. «Залингер-уродец», от нем. Scheusal – урод. – Ред.). Всем было удобно и вышло, конечно, остроумно. Не могу сказать, было ли справедливо второе прозвище. Отмечу лишь, что острословы обыкновенно не слишком-то пекутся о справедливости.

Мне рассказали следующую шутку, тоже плод сгущения. Молодой человек, который вел на чужбине легкомысленный образ жизни, навестил после долгого отсутствия живущего на родине друга. Тот опешил, увидев на руке своего гостя обручальное кольцо (Ehering). «Как? – воскликнул он. – Разве вы женаты?» «Теперь да, – гласил ответ. – Венчально[13], но это так». Острота великолепна, ибо в слове «венчально» присутствуют два элемента – слово Ehering, которое превратилось в Trauring, и предложение «печально, но это так» (Traurig, aber wahr). На шутке не сказывается то обстоятельство, что здесь смешанное слово не является непонятным и измышленным продуктом (в отличие от слова «фамилионерно»), а целиком совпадает с одним из перечисленных элементов.

Я сам случайно пополнил запас острот подобного рода, вполне сходных со словом «фамилионерно». Как-то я рассказывал одной даме о больших заслугах одного исследователя, который, как я считал, обойден вниманием. «По-вашему выходит, что этот человек достоин монумента (Monument)», – сказала дама. «Возможно, он его когда-нибудь получит, – ответил я. – Но в настоящий момент (momentan) его успехи крайне малы». Слова «монумент» и «момент» противоположны по значению, однако дама эти противоположности объединила: «Что ж, пожелаем ему монументального (monumentam) успеха».

Также я располагаю рядом примеров на иностранных языках, и они тоже являют собой образы сгущения в духе слова «фамилионерно». Эти примеры предоставила отличная работа А. А. Брилла (1911).

Английский автор де Куинси, рассказывает Брилл, отметил мимоходом, что пожилые люди склонны впадать в anecdotage. Это слово образовалось из слияния частично покрывающих друг друга слов:

[14]

В анонимном рассказе Брилл натолкнулся на обозначение для Рождества Христова в виде «the alcoholidays», то есть на прямое слияние слов:

[15]

Когда Флобер напечатал свой знаменитый роман «Саламбо», в котором действие происходит в Карфагене, французский критик Сент-Бев в насмешку за пристрастие к подробностям заявил, что автор романа впал в Carthaginoiserie.

Carthaginois[16]

и Chinoiserie[17]

Наилучший же пример таких острот исходит от одного из ведущих государственных мужей Австрии, который после многолетней научной и общественной деятельности занял близкую к самому верху должность в государстве. Я позволил себе в качестве материала для исследования взять одну из тех острот, которые ему приписываются[18] и которые действительно схожи между собой; я сделал это, прежде всего, потому, что вряд ли сумел бы добыть материал лучше.

Господин Н. обратил однажды внимание на личность автора, известного целым рядом невыразимо скучных статей, напечатанных в ежедневной венской газете. Все эти статьи повествовали об отношении Наполеона I к Австрии. Автор имел рыжие волосы. Господин Н., услышав как-то его имя, спросил: «Это не тот ли рыжий пошляк (roter Fadian)[19], который плетет историю Наполеона?»

Чтобы понять технику этой остроты, нужно обратиться к процессу редукции, при котором шутка исчезает с изменением выражения и вместо нее вводится первоначальное содержание мысли, безусловно улавливаемое в каждой хорошей остроте. Шутка господина Н. о красном пошляке (roter Fadian) объединила в себе два элемента – неодобрительное мнение об авторе статей и воспоминание о знаменитой притче, которой Гёте начинает выдержки «из дневника Оттилии» в романе «Избирательное сродство»[20]. Недовольная критика могла бы ворчать: «Вот, поглядите, тот человек, который вечно пишет скучные фельетоны о Наполеоне в Австрии!» Это выражение вовсе не остроумно. Столь же неостроумно и прекрасное сравнение Гёте, которое, конечно, не способно заставить нас смеяться. Лишь когда оба эти выражения приходят в связь друг с другом и подвергаются своеобразному процессу сгущения и слияния, тогда возникает шутка, причем перворазрядная[21].

Связь между дурным отзывом о надоедливом историке и прекрасным сравнением в романе Гёте приходится объяснить несколько более сложным путем, чем принято обычно во многих подобных случаях, – по соображениям, которые пока рано приводить. Я попытаюсь заменить предполагаемый фактический ход событий следующей реконструкцией. Прежде всего, постоянное возвращение к одной и той же теме могло пробудить у господина Н. смутное воспоминание о том известном отрывке из романа, который в большинстве случаев цитируется неправильно – словами «Это проходит красной нитью» (roter Faden). «Красная нить» сравнения оказала воздействие на первое предложение из-за случайного обстоятельства: тот, кого бранили, тоже был красным (rot), второе значение слова rot – рыжеволосый. Далее все могло складываться так: вот рыжий человек, который пишет скучные фельетоны о Наполеоне. Затем начался процесс, обусловивший сгущение обеих частей в одно целое. Под давлением этого процесса, который отыскал первую точку опоры в тождестве элемента «красный», слово «скучный» соединилось с «Faden» (нить) и превратилось в «fad» (скучный), после чего оба элемента могли слиться в шутку, где цитата присутствует едва ли не в большей мере, чем само первоначальное ругательное суждение:

«Это тот рыжий,