Александр Асмолов - По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии Страница 41

Период, который переживала американская психология в послевоенные годы, ассоциируется с периодом Возрождения. Напомним еще раз, что бихевиористская революция привела к коренному пересмотру языка психологии. Дж. Уотсон провозгласил, что «необходимо изучать человека аналогично тому, как химик изучает органические соединения. Психологически человек все еще является комком непроанализированной протоплазмы» (Уотсон, 1926, с.6). С точки зрения Уотсона, при таком прдходе психология сумела бы изжить затянувшийся период знахарства, через который в своем развитии проходят все естественные науки, и ответить на любое «почему», касающееся человеческого поведения.

Большинство американских психологов стали под знамена бихевиоризма, предложившего для объяснения поведения лаконичную схему S — R, и начали крестовый поход против «менталистской» психологии, безжалостно выбросив на свалку истории такие «мистические» категории, как «образ», «внимание» и «сознание». Подобно средневековым рыцарям, уотсоновцы предали огню и мечу внешние атрибуты старой религии, не разрушив при этом основания храма. В роли такого основания выступал постулат «непосредственности», молчаливо признаваемый психологами разных школ, который был позаимствован у классической физики. Смысл постулата «непосредственности» заключается в том, что внешние воздействия полностью определяют ответные реакции субъекта поведения. Радикальный бихевиоризм не преодолел этого постулата, а, предложив схему S — R, возвел его в принцип, которому должно подчиняться объяснение поведения.

Интересно, что в то время, когда бихевиористы старательно приспосабливали принцип механистического детерминизма к описанию поведения человека, зоопсихологи отвоевывали у представителей этого принципа поведение простейших. Русский зоопсихолог В. Вагнер, анализируя спор между Лёбом и Дженкинсом, писал, что внешний раздражитель связан с реакцией «Не так непосредственно, как это полагает Лёб. Более того <…> на первом плане стоят не столько внешние, сколько внутренние факторы, и так как эти последние бывают различными, в зависимости от различных "физиологических состояний", то <…> и реакции их на один и тот же раздражитель могут быть различными» (Вагнер, 1915, с.225).

Первые факты, заставившие бихевиористов усомниться в непогрешимости схемы S — R, были получены в экспериментах В. Хантера (1915), обнаружившего, что животные способны реагировать на раздражитель спустя некоторое время после его предъявления. Такая реакция была названа «отсроченной» реакцией. Под напором фактов, не умещавшихся в прокрустово ложе схемы S — R, в 1930 годах в США начинается период реставрации: на свет извлекаются старые категории в новой одежде. Э. Толмен, положивший начало этому периоду, «счел нужным обратить специальное внимание на те "промежуточные переменные", которые лежат между стимулом и реакцией и которые играют решающую роль в организации поведения» (см. Леонтьев А. Н., Лурия, 1965, с.6).

Представители позднего необихевиоризма, воодушевленные идеями Толмена и ряда других психологов, вновь обратились к категориям «значение», «образ» и…«установка». О том, что исследователи восприятия внезапно обнаружили исчезновение из их поля зрения субъекта, свидетельствуют резко прозвучавшие в те годы вопросы: где воспринимающий? Почему мы видим мир вещей, а не мир краев и контрастов? Как мир буквального восприятия трансформируется в мир значимого «предполагаемого восприятия»? Восприятие перестало считаться умозрительной сферой психической реальности. «Образы» постепенно начали «возвращаться из изгнания». Психологи вспомнили, что человек живет не только в мире физических объектов, айв мире вещей, обладающих значениями. «Незначимый мир подобен миру, который Твидлду описал Алисе, странствующей в Зазеркалье. Он объяснил Алисе, что ее существование просто одна из фантазий Красного Короля. "Если Король проснется — порыв ветра — и ты угаснешь как свеча". Все люди мотивированы отыскивать значение, хотя лишь немногие, как Алиса, отваживаются пройти через Зазеркалье» (Solley, Murphy, 1960). В положении Алисы оказался и отряд психологов, полагавших, что скудных сенсорных данных недостаточно для формирования образа и необходимо еще что-то, а именно «бессознательные допущения», «гипотезы» и «установки», «вероятностные ожидания», связывающие прошлый опыт с поступающей сенсорной информацией и выступающие в роли фактора, лежащего в основе избирательности и организованности поведения. В каком же направлении шли поиски этой группы психологов и какое место отводилось в их концепциях проблеме установки?

«Новый взгляд» в Новом свете

«Новый взгляд» появился в середине прошлого столетия в Новом Свете. Как теория он оформился в конце 1950 годов. «New Look» объединял большую группу психологов, намеривающихся постигнуть личность через восприятие. Основателями «Нового взгляда» признают Дж. Брунера и Л. Постмана, а крестным отцом — Р. Креча. Экспериментальные работы в стиле «Нового взгляда» проводились и до возникновения этого направления (Ansbacher, 1937; Stephens, 1936). Однако до Брунера и Постмана они оставались на периферии психологии, если не считать нашумевшего эксперимента М. Шерифа о влиянии суждений группы на восприятие автокинетического эффекта. Последний состоит в иллюзорном перемещении светового пятна на гомогенном фоне. Впечатление о движении пятна у совместно наблюдающих его людей зависит от суждений группы. Анализируя результаты эксперимента, Шериф пришел к выводу, что в ходе опыта у испытуемого формируется «групповая норма» (Sherif, 1935). «Групповая норма», по предположению Шерифа, трансформирует сенсорные данные, т. е. оказывает непосредственное влияние на восприятие объекта. Если сам Шериф осторожно замечал, что результаты экспериментов приложимы лишь к теории суждений и различения, то некоторые дальновидные психологи усматривали в экспериментах Шерифа зарождение общей теории восприятия. На наш взгляд, весьма опрометчиво истолковывать эти экспериментальные факты как свидетельство прямого влияния группы на восприятие. Скорее, эти эксперименты подтверждают гётевскую формулу: «А ты куда? Туда, куда и люди». Эта формула емко отражает смысл конформизма.

Спустя десять лет Дж. Брунер и К. Гудмен оживили потухший было интерес к социальным проблемам восприятия, проведя известные опыты с оценкой размеров монет и картонных кружков детьми бедных и богатых родителей (Bruner, Goodman, 1947). Эти опыты вызвали целый каскад подобных экспериментов, в которых наблюдалось искажение или более быстрое опознание предъявляемых объектов под влиянием ценностей, потребностей, мотивов, отношений. Особой популярностью пользовались эксперименты на «перцептивную защиту» и «бдительность». Выдвигалась гипотеза, что люди «отталкивают» от себя неприятные события, буквально стараются «закрывать глаза» на то, что «не хотят видеть. Восприятие стало рассматриваться как своего рода защитный процесс.

В этих идеях просматриваются отголоски фрейдовского «сверх-Я», «цензуры», не допускающей демонов подсознательного в сознание. «Бдительность» — это противоположный «перцептивной защите» процесс, облегчающий восприятие человека (Deese, 1955). В экспериментах на «перцептивмую защиту» тахистоскопически в качестве стимульного материала предъявлялись, например, нецензурные и нейтральные слова. Порог опознания нецензурных слов был выше, чем нейтральных. Нам кажется, что, по сути дела, в США под именем «перцептивной защиты» в гиперболизованной форме всплыла проблема «значения» в поведении человека, влияния культуры на поведение.

Основу программы «Нового взгляда» составлял тезис: теория восприятия не может претендовать на то, чтобы ее именовали общей теорией восприятия, если она не учитывает творческой роли перципиента. Установка же рассматривалась как функция ценностей, потребностей, мотивов… — динамических компонентов поведения. Функционирование восприятия осуществлялось на фоне и под воздействием превалирующего состояния (установки личности), которое, согласно Брунеру и Постману, составлено потребностями организма, его ценностями, его надеждами, его опытом — короче, его прошлой историей, которая делает его тем, что он есть (Bruner, Postman, 1948).

Из одной крайности, выражавшейся в изучении только двигательных компонентов поведения, исследователи впали в другую, увлекшись изучением так называемых динамических компонентов поведения. Установка — преобладающее состояние индивида — стала рассматриваться как панацея от всех бед, сама оставаясь необъясненной. Тем не менее первый шаг был сделан. И этот шаг способствовал возрождению интереса психологов к проблеме установки. Эксперименты «Нового взгляда» побудили критиков взяться за перо и, проанализировав основные положения этой школы, высказать к ним свое отношение или по крайней мере напомнить представителям «Нового взгляда» о тех близких к установке категориях, которые вводились представителями других направлений.