Карл Юнг - Символическая жизнь (сборник) Страница 41

У меня есть немало длинных серий подобных рисунков. Они содержат огромное количество архетипического материала. Именно сейчас я собираюсь разрабатывать исторические параллели к некоторым из них. Я сопоставляю их с живописным материалом, выражающим сходные попытки людей прошлых веков, в особенности раннего средневековья. Определенные элементы символизма восходят к Египту. Множество интересных параллелей к нашему бессознательному материалу, вплоть до мельчайших деталей, мы обнаруживаем на Востоке. Подобный сравнительный анализ дает наиболее ценную информацию о структуре бессознательного. Вам тоже следует давать своим пациентам необходимые параллели, естественно, не в таком разработанном виде, в каком это было бы представлено в научном труде, но в том объеме, который требуется пациенту для понимания им своих архетипических образов. Ибо он может уяснить их истинное значение лишь в качестве типичных, повторяющихся способов выражения объективных фактов и процессов человеческой психики, а не сомнительных субъективных переживаний вне всякой связи с внешним миром. С помощью объективации своих безличностных образов и понимая изначально свойственный им смысл, пациент способен сам извлечь все ценности, которыми богат его архетипический материал. Он может сам это увидеть, и бессознательное становится понятным для него. Более того, эта работа определенным образом сама производит некоторый эффект на него. Все, что он вкладывает в нее, оказывает на него ответное воздействие и производит изменение его установки, определение которой я пытался дать, используя понятие не-Эго центра (non-ego center).

Я приведу вам интересный пример. У меня был случай, пациентом которого являлся университетский ученый, крайне односторонний интеллектуал. Его бессознательное было вечно чем-то встревожено и находилось в активированном состоянии; поэтому оно проецировалось на других людей, которые представлялись ему его врагами, а поскольку ему казалось, что против него настроены все, он чувствовал себя ужасно одиноким. Чтобы забыть о своих проблемах, он начал пить, от выпитого становился очень раздражительным и затевал ссоры с людьми; несколько раз у него были очень неприятные стычки, а однажды его вышвырнули из ресторана и избили. Было и еще немало инцидентов подобного рода. Когда это стало повторяться слишком часто и было уже невыносимо, он явился ко мне, чтобы я посоветовал ему, как жить дальше. В ходе беседы у меня сложилось о нем вполне определенное впечатление: я увидел, что его переполняет архетипический материал, и подумал: «Теперь я могу провести интересный эксперимент – получить этот материал в абсолютно чистом виде, причем без всякой тени моего влияния, я даже не прикоснусь к нему». И с этой целью я направил его к другому врачу – женщине, которая была новичком и об архетипическом материале знала немного. Поэтому я был совершенно уверен в том, что она не станет вмешиваться. Пациент был в таком подавленном состоянии, что без возражений принял мое предложение. И вот он стал работать с ней и делал все, что она ему говорила[69].

Она попросила следить его за своими снами, и он их все, от первого и до последнего, очень тщательно записал. Теперь у меня есть серия, состоящая приблизительно из тысячи трехсот снов этого человека. Они содержат самую удивительную цепь архетипических образов. И совершенно естественно, без всякой подсказки, он начал рисовать серии картин, которые виделись ему во сне, ибо он чувствовал, что они очень важны. С помощью этой работы над своими снами и рисунками он сделал то, что другие пациенты делают посредством активного воображения. Можно сказать, что он сам придумал для себя это активное воображение, когда понадобилось решить наиболее сложные проблемы, поставленные перед ним снами, например, как уравновесить содержания круга, и многое другое. Он решил проблему perpetuum mobile, причем не предлагая ничего безумного, а символическим путем. Он работал над всеми теми проблемами, которыми так увлекалась средневековая философия и о которой наш рациональный разум говорит: «Это все чушь». Подобное заявление лишь свидетельствует о нашем непонимании. Они-то как раз старались понять; сейчас мы в глупом положении, а не они.

В ходе анализа, основанного на первых четырехстах снах, он был вне моего наблюдения. Со времени первой беседы я вообще не видел его восемь месяцев. Пять месяцев он работал с врачом, а затем три месяца делал всю работу сам, продолжая со всей тщательностью наблюдать за своим бессознательным. В этом отношении он был очень одарен. В конце, в течение примерно двух месяцев, у нас с ним состоялся ряд бесед. Но ему не нужно было объяснять многое из символизма.

В результате работы со своим бессознательным этот пациент стал совершенно нормальным и благоразумным человеком. Он перестал пить, стал вполне приспособленным и во всех отношениях нормальным человеком. Причина этого достаточно очевидна: одинокий мужчина (он не был женат) жил крайне односторонней интеллектуальной жизнью и, естественно, имел определенные желания и потребности. Но с женщинами ему не везло, поскольку он совершенно не разбирался в чувствах. В присутствии женщин он сразу же строил из себя дурака, и они его просто не выносили. Он становился невыносимым и в общении с мужчинами и поэтому был глубоко одинок. Теперь же он нашел нечто такое, что очаровало его; у него появился новый объект интересов. Вскоре он открыл, что его сны говорят о чем-то весьма значительном, отсюда и возник весь интуитивный и научный интерес. Вместо того чтобы чувствовать себя потерянной овцой, он думал теперь: «Итак, вечером, закончив работу, приступаю к своим исследованиям и смогу увидеть, что же происходит; я буду работать над своими снами и открою для себя необыкновенные вещи». Так оно и было. Конечно, с рациональной точки зрения можно сказать, что он попросту проваливался в свои фантазии. Но дело-то вовсе не в этом. Он проделал часть трудной работы со своим бессознательным и научно проработал свои образы. Придя ко мне после трех месяцев самостоятельной работы, он был уже почти здоровым. Лишь по-прежнему испытывал неуверенность; его беспокоило то, что он не мог понять определенный материал, извлеченный им из бессознательного. Он пришел ко мне за ответом, и я намекнул ему, что бы это могло значить, но сделал это с максимальной осторожностью – так, чтобы просто помочь ему продолжить работу и довести ее до конца.

В конце года я собираюсь опубликовать подборку из четырехсот его первых снов, где продемонстрирую развитие только одного единственного мотива – центрального мотива этих архетипических образов [70]. Позднее появится английский перевод, и у вас будет возможность увидеть, как этот метод работает в случаях, в которых не было никакого внешнего воздействия и которых я абсолютно не касался. Эта самая изумительная серия образов прекрасно демонстрирует возможности активного воображения. Вы понимаете, что в данном случае можно лишь отчасти говорить о методе объективации образов с помощью пластических форм, поскольку многие символы появлялись непосредственно в снах; но в любом случае тут демонстрируется сама атмосфера, которая создается активным воображением. У меня есть пациенты, которые вечер за вечером работают над своими образами, изображая и запечатлевая свои наблюдения и переживания. Они зачарованы этой работой; архетипы всегда зачаровывают наше сознание. Но в случае их объективации мы тем самым предотвращаем угрозу того, что они могут затопить наше сознание и в то же время делаем доступным их положительное воздействие. В рациональных терминах этот эффект объяснить практически невозможно; это своего рода «магический» эффект, он заключается в суггестивном воздействии образов на индивида, с его помощью расширяется и изменяется бессознательное.

Рис. 14. Картина пациента

Мне сказали, что доктор Беннет принес ряд картин своего пациента. Не будет ли он столь любезен показать их? Здесь изображается чаша или ваза (рис. 14). Конечно, выражено это весьма неуклюже, это просто попытка, намек на чашу или вазу. Мотив сосуда сам по себе является архетипическим образом, имеющим определенное назначение, и с помощью этого рисунка я могу показать, каково это назначение. Сосуд приспособлен к тому, чтобы что-то в себе содержать. Он, например, содержит жидкости, сохраняет их, чтобы они не испарялись и не растекались. Немецкое слово, обозначающее сосуд, Gefass – существительное, происходящее от fassen – класть, содержать, ухватывать. Слово Fassung означает схватывание, сдерживание, обрамление, а метафорически – самообладание, собранность. Таким образом, сосуд на этом рисунке отражает процесс, имеющий своей целью собирание и объединение. Вы должны объединить нечто, иначе оно распадется на части. Из того, как составлен данный рисунок, а также из некоторых его особенностей очевидно, что психика этого человека содержит целый ряд несоизмеримых элементов. Рисунок характеризует состояние шизофрении. Я не знаком с этим случаем, но доктор Беннет подтверждает правильность моего заключения. Вы видите несопоставимые элементы по всему рисунку; целый ряд немотивированных и несоотносимых друг с другом вещей. Более того, вы видите, что поверхность вазы разделяют какие-то необычные линии. Эти линии являются признаком шизофрении; я называю их линиями разлома. Когда шизофреник рисует свою картину, он, естественно, выражает шизофреническое расщепление, имеющее место в его собственной психике, и вы обнаруживаете эти линии идущими прямо по какой-то фигуре, подобно трещинам на зеркале. На данном рисунке линий разлома на самих фигурах не видно, они лишь идут по всей поверхности.