Владимир Леви - Искусство быть другим Страница 42

Прости за резкость, имею право. Не потеряешь - не найдешь. Предложи мне теперь лицо какой хочешь красавицы - откажусь.

У меня уже есть. Поняла ты или нет?.. Тебе не досталось ожога, пусть его заменит мое письмо.

Прости. Будь здорова.

Твоя Елена".

Письмо возымело действие.

Некоторые соображения

Я уходил, Д. С. рассуждал, дело опять затягивалось.

- Возьмем две точки, отделенные друг от друга некоторым расстоянием. Назовем одну Здоровьем, а другую Болезнью. Что мы видим?

- Способ Мышления Здорового Большинства. Есть люди здоровые, то есть мы. И есть больные: сумасшедшие-ненормальные - психи чокнутые-чекалдыкнутые-чайники-кипятильники-самовары-будильники...

- А теперь соединим точки линией и наметим на линии третью точку. Ровно на середине.

- ..Ага, ну это те, которые еще не совсем. Слегка-сприветом-немного-того-малость-нервные-чуть - чуть дёргаются-по-утрам-бегают. И психиатры, им за вредность дополнительный отпуск...

- Стоп-стоп. Ну-ка еще точечки. Целых две: между первой и второй и между второю и третьей. Здесь Способ Мышления Здорового Большинства исчерпывается. Неведомо пока еще Здоровому Большинству, что оно как раз и пребывает между этими точками, в рыхлом промежутке, который наука называет умным словом кон-тину-ум, что и Псих-Здоровье, и Псих-Болезнь суть абстракции, живущие исторической жизнью и подбирающие для своего воплощения конкретных персон. Смело говорю от имени профессионально здорового большинства: норма там, где нас не. Когда, мы идем, норма перед нами расступается, как полевая трава, а на нас летит, как мошкара на огонь, патология. Какой психиатр не увидит в ближнем той или иной степени ненормальности? Какой нормальный человек приблизится к психиатру?..

Открылась дверь, Циник вошел, я вышел.

Иногда

(запись из личного дневника Доктора)

"...когда опять наталкиваешься на стену, когда в очередной раз опускаются руки, когда просвещенный умница, почти гениальный критик смотрит на тебя ясными глазами имбецила и опять задает вопрос ни о чем, когда свежо, смело и в который раз навсегда, как любовь, приходит отчаяние и разваливается, как захмелевший купчик, разбросав где попало конечности, а потом отправляется гулять, гулко аукая по закоулкам души...

О, да что говорить (спокойствие) - что говорить, если весь громоздкий поезд технологической цивилизации еще откуда-то оттуда, от первого шумерского колеса, взял да и сперва медленно, потом все быстрее, быстрее, быстрее...

...Никак все-таки не укладывается в голове, почему юных людей десять, пятнадцать, эн лет подряд учат чте- у нию и письму, физике, географии и еще черт знает чему Я и почему не учат, как общаться, как спать, как любить.

Почему не преподают физику внушения, чтение подсознания - эти каждодневные предметы первой необходимости. И слов-то даже, заметь, нет для них подходящих - точных, плотных, красивых слов - всё какие-то худосочные, вымученные, слова-заморыши. "Самовнушение"...

...Когда-то, на исходе детства, боль этого отсутствия ожгла, как открытие, родила вдохновенную до слез, честолюбивую до сумасшествия надежду, рывок... Но я почти не продвинулся, я корябал поверхность паркета, как игрушечный луноход, я, посвятивший ч ел о веч и не всю сознательную жизнь, чувствую себя в лучшем случае первоклассником среди дошколят...

Ну, а вообще?..

Может ли психология похвастаться чем-нибудь сравнимым с такими уже обыденными чудо-детищами технологии, как, например, телевизор?

Не-а. Из чудес у нас есть гипноз, но он был всегда, старичок-гипноз.

...Спокойствие. Балласт усталости, горечи...

Ведь ты сам поставил себя в это положение. Ты объявился, ты назвался. Ты принял роль - вот к тебе и повалили Вопросы, Просьбы, Жалобы, Требования, Стоны, Мольбы-SOS! SOS! SOS1-эти звонки и розыски, эти доверительные рекомендации от знакомых, эти подлавливания у дверей, эти бесконечные ворохи писем. Другим пишут о красоте природы и словесной находчивости, а тебе о тоске и ненахождении смысла жизни. Сегодня: заика из Тамбова, шизоид из Туркмении, гадалка из Чехословакии, заключенный из США, импотент с острова Маврикий. Вчера, правда, выдался день здоровья: два любопытных школьника и одна восторженная, веселая...

"...К сожалению, воспользоваться вашими советами не смог, ничего не выходит. Конечно, виноват я сам - нет силы воли... Помогите мне воспользоваться вашими советами..."

"Мы не волшебники и не хотим быть шарлатанами" (Корчак). Благие намерения без квалификации дают тот же результат, что и квалификация без благих намерений. Врач - воплотитель духовной энергии, рабочий любви с засученными рукавами. Болтайте же сколько угодно, больные эстеты, а мы будем месить навоз жизни, и о чистоте наших рук судить не вам. Скверно только, что нас так мало, что захлестывает поточность, что мы тоже люди, и устаем, и позволяем себе ошибаться. Сеанс психотерапии-хирургия мгновении, равных судьбе. Рассказывают, что однажды знаменитый дирижер Леопольд Стоковский, прервав исполнение, обратился к недисциплинированной аудитории: "Писатели пишут на бумаге. Художники рисуют на холсте. Мы рисуем музыку на тишине. Дайте тишину, мы дадим музыку". Как вы правы, требовательный маэстро, и как мы вам завидуем. Нам нельзя требовать тишины, мы рисуем на шуме жизни".

Кредо

(Из письма Доктора)

"Дорогой Н. H.

За свою врачебную жизнь я успел узнать не одну тысячу людей. Я ходячий отстойник человеческих несовершенств и несчастий, моя специальность неразрешимые конфликты, неизлечимые болезни, неисправимые характеры, нелепые ситуации... Не буду говорить, в скольких случаях из трех мне удается излечить невротика, в скольких из пяти-душевнобольного, скажу только, что лишь в двух из ста получается, казалось бы, самое простое: слегка изменить взгляды, характер, поведение так называемого здорового человека. И ни в одном из эн - оградить от судьбы. Я такой же человек, как мои пациенты, вместе с ними я переболел всеми их болезнями и ни от чего не застрахован в дальнейшем. Казалось бы, как тут не впасть в пессимизм? И кому как не мне?..

Не скажу, что эти настроения никогда меня не посещали. Посещали и посещают: без работы сидеть не приходится... И тем не менее - поверите ли Вы мне? - несмотря ни на что, год от года я становлюсь все более уверенным оптимистом. И по чувству, и по убеждению.

Вы спросите: "А не по обязанности ли?.."

Да, ипо обязанности. По обязанности перед Жизнью. По обязанности, без которой нельзя жить.

И нельзя ничего понять - ни воробьиного чириканья, ни детского плача. И нельзя ничего сделать - ни приготовить завтрак, ни бросить камень, даже в свой собственный огород. Пессимизм слишком общедоступен. Быть пессимистом несравненно легче, чем изобрести хотя бы велосипед.

Но я не одноцветный оптимист. Не розовый, не го-, лубой и не какой-нибудь еще. Радость имеет цвет радуги.

Радугу дает только белый свет. Весь мой скепсис и весь пессимизм остаются при мне и растут, н расцветают соответственно своим основаниям, но только в строго ограниченном пространстве моего Черного Заповедника. Знали бы Вы, сколько у меня здесь водится адских зверюшек. Здесь пожалуйста. Здесь - но не дальше.

Я держу свои экспонаты за колючей проволокой.

А организовал я этот заповедничек (не без усилий), когда понял, вернее, когда ощутил, что Жизнь и Человек открывают нам только те свои стороны, которые мы сами расположены воспринять. Что освещение мира исходит изнутри. Что правота есть только способ светопреломления. Что Жизнь всецветна. Что Истина многолика.

...Острейшая, глубочайшая боль детства - боль дисгармонии, какофония душ. Люди вокруг меня - ЛЮДИ!

ВЗРОСЛЫЕ! БОГИ! - не могут прийти к простому согласию... Минные поля обид, пулеметные очереди упреков, кандалы нелепой взаимной лжи, мыло в глаза, бешеная бессмыслица - ЧТО ТАКОЕ? Я не сюда хотел, я не к вам просился! Я не выбирал ни мир, ни себя, я не подписывался ни на животный страх, ни на этот ужас непонятной виновности, и вся моя трусость, все вранье, ваше и мое - я ничего этого не заказывал, мне все, все подсунули...

Но вот и ауры счастья - от маминых осторожных пальцев, трогающих, рождающих то ли клавиши, то ли меня, от солнечных брызг одуванчиков, от полузабытой, полувыдуманной отцовской спины, целеустремленно везущей меня на санках - очевидно, вперед, очевидно, к смерти, от страниц, шепчущихся с предчувствиями, напоенных волшебным молоком Синей Птицы. Книжное Княжество, Книагара!.. Здесь, здесь, над ними впервые ощутил токи Истины, здесь услышал, что и меня зовут...

Детское первоодиночество - "никто не любит, никто не жалеет" (в темной тюрьме нагретого пододеяльника, в предсонном бреду) - эта горько-сладкая, как жженый сахар, щенячья жалость к себе, всегда, сколько помню, жалила и извне, убегала за грань моего существа, дрожащей жилой сливала с живым. Между своей и чужой болью перегородок не помню. Когда мстил, торжество победы возвращалось отравленным бумерангом, сопереживание сопернику доходило до любопытной патологии в боксе, когда каждый нокаут был мои м...