Фриц Риман - Основные формы страха Страница 44

Данный пример иллюстрирует, прежде всего, истерические личностные особенности, заключающиеся в склонности к быстрому и бездумному реагированию, нежелании и неспособности сдерживать свои потребности. Каждое побуждение, каждое желание требуют немедленного удовлетворения; ожидание для них непереносимо. Их легко обольстить, так как они не могут противостоять искушению.

В тот же день ведомости и деньги нужно было сдать в школу. Что делать? Инга пришла к учительнице и попросила дать ей побольше значков, так как она хочет побольше продать и отдать вырученные деньги вместе с полученными раньше, которые она оставила дома (придумывание предлогов и даже ложь в качестве оправдания своей слабости каждый раз выглядит весьма правдоподобно). Она получила новые значки и на этот раз выиграла время – произошло чудо, ситуация благополучно разрешилась (такой выигрыш времени за счет раздачи обещаний также достаточно типичен) К вечеру наступил последний срок сбора денег. Ей пришла в го лову, как ей показалось, блестящая идея. Она зашла к соседке по дому и попросила у нее взаймы до следующего утра недостающую сумму денег ей необходимо срочно приобрести пару школьных тетрадей, а мама пошла к подруге и в данный момент недоступна. Инга получила необходимую ей сумму денег, снова выиграла время и возможность реализации нового «чуда» и опять попала в такое же положение, когда нужно отдавать деньги в полном объеме. О соседке и о своем долге ей она тотчас же забыла с тайной надеждой, что соседка, так же как и она сама, не будет вспоминать об «этой несчастной паре пфеннингов».

Такие необоснованные ожидания чудесного избавления от затруднительных положений у истерических личностей чрезвычайно развиты, они удивляют своей наивностью и искренне верят в то, что их требования и желания заменяют действительность, действуя по принципу «was ich nicht weip, macht mich nicht heip» – «чего не знаю, о том не вспоминаю». Ведь, в конечном счете, каждый человек может что-то забыть... Тут действует известный феномен замещения, в соответствии с которым то, что она хотела бы забыть (т. е. денежный долг), она хотела бы перенести на соседку, которая из-за малой суммы долга могла бы забыть о нем и тем самым легализовать нежелание девочки отдать его, хотя она, конечно, готова его вернуть (где и когда – в данный момент ее не интересует). Прежде чем вернуть деньги, она должна предупредить соседку, выдумав правдоподобные обстоятельства, которые могли бы ее извинить. Возможно, соседка забудет о долге – ведь для нее это маленькая сумма, – если я буду оказывать ей некоторые услуги. Или, может быть, я внезапно получу от кого-нибудь деньги в подарок? А вдруг кто-нибудь выручит меня в порядке взаимопомощи «Kommt Zeit, kommt Rat» дает", «придет беда – купишь ума».

Через несколько дней соседка попросила мать Инги вернуть ей всю сумму, сказав при этом, что долг не был отдан ей вовремя. Неспособность Инги отказаться от немедленного удовлетворения своих желаний привела к целой цепи неприятных последствий, так что кратковременное удовольствие оказалось для девочки слишком дорогим.

Данный пример во многих отношениях показателен и характерен; он иллюстрирует целый ряд типичных истерических образцов поведения: одержимость желаниями с влечением к их немедленному удовлетворению, при котором бросающееся в глаза заменяет обдумывание, ирреальные установки заставляют пренебрегать логичностью и последовательностью своих действий, происходящее оценивается произвольно, с надеждой на чудо, на счастливый случай, возможные последствия своих действий вытесняются и отвергаются, так что приходится все время латать дыры, нанесенные при столкновении с действительностью, с помощью лживых «историй», заменяющих истинные события; предаются забвению неприятные случаи и происшествия, связанные, прежде всего, с чувством собственной вины или неправоты; и, в конце концов, происходит отрицание неудобной или неприятной необходимости нести ответ за свое поведение или уклонение от такой необходимости. К этим людям особенно применимо выражение Ницше: «„Я это сделал“, – говорит моя память. „Я не мог этого сделать“, – говорит моя гордость и остается неумолимой. И память уступает». С такой же легкостью обращаются истерики и с другими реальностями, а также со временем. Пунктуальность, планирование своего времени и его распре деление для них тягостны и непереносимы; они нередко расценивают эти качества у других людей как мелочность. Или возьмем такую биологическую реальность, как наша зависимость от половой принадлежности, от процесса созревания и от возраста. Лица с истерическим развитием не хотят отказываться от своих установок, стремятся как можно дольше считаться детьми, которые не имеют никаких обязанностей, стремятся удержать молодость и не нести ответственности за те изменения, которые они вносят в окружающий мир или во взаимоотношения с другими. Ответственность для них – неприятное и неудобное понятие, требующее соблюдения определенных условий, которые напоминают им о законе причинности и неприятных последствиях и выводах с ним связанных. И возраст! Они находят различные причины, для того чтобы уклониться от ответов на вопросы о возрасте, ссылаясь на выражение «мне столько лет, на сколько я себя чувствую» и находя различные уловки, чтобы не отвечать на этот вопрос по существу. Им кажется, что, уклоняясь от того, чтобы сказать правду о своем возрасте, они достигают иллюзии вечной молодости. Начиная с одежды, в которой они придерживаются юношеского стиля, и кончая многочисленными косметическими средствами и даже косметическими операциями, они прибегают к любым средствам, чтобы поддержать эту иллюзию молодости. Они пренебрегают заботами и волнениями, объясняя это тем, что они для них «непереносимы», а если уклониться нельзя, то ссылаются на болезнь и тем самым избавляются от хлопот и беспокойства. Подобным же образом истерические личности относятся к этическим нормам и морали. Кто знает, что скрывается за их любезностью и предупредительностью? «Один раз не в счет» («einmal ist keinmal»), a случай не влечет за собой никаких выводов и последствий. Кто знает, что хорошо, а что плохо? Ведь все это, в конечном счете, относительно и зависит от той точки зрения, которой мы придерживаемся в данный момент. Они воспринимают мир пластично и гибко и возникающим на их жизненном пути ошибкам дают произвольное истолкование. Кто знает, что в данный момент действует, а что уже прошло? Счастливым об разом их мысли свободны, они убеждены в достаточности настоящего и не думают о том, что может произойти в будущем – кто может доказать противоположное? С их точки зрения логика – это обременительная, докучливая реальность. Они все более и более отдаляются от реальности и от решения логически вытекающих из нее проблем – их собственная логика отличается от логики других людей тем, что в ней минимум логики. Когда посторонние находят в их мышлении непонятные пропуски и разрывы, за которыми они не поспевают, а их поведение определяют как немотивированное, сами истерики хорошо себя понимают и находят свои мысли и поступки вполне логичными. Какие фантастические возможности представляет раз говор с истерической личностью, если собеседник хоть раз догадается о том, что руководит истериком и как мало знают посторонние о его мотивах и желаниях! Так развивается так называемая псевдологика, приводящая к сознательной или подсознательной лживости, в которой едва ли не каждый может уличить истерическую личность. Собственно говоря, страх этих людей перед необходимостью и окончательностью не осознан. Он заменяется часто встречающимся у них страхом открытых улиц и площадей (агорафобия), а также страхом замкнутых пространств, охватывающим их в лифтах, купе пассажирских поездов и т. д. (клаустрофобия). Так же часто встречается страх перед животными. Эти страхи являются переносом основного страха на второстепенное и безобидное, прежде всего, из соображений избегания и предотвращения. При страхе замкнутого пространства в лифте или страхе высоты на мосту лифт и мост служат средством бегства от страха, уклонением от него. По существу, страх перед ограничением свободы или перед ситуацией искушения при этом не усиливается, а напротив, может быть снят, так как рискованные желания, овладевающие истериками или создающие внутренний конфликт, переносятся на внешние объекты страха, которые способствуют «разрешению» конфликта, и данное положение уже не приводит к отказу от искушения. Если я больше не могу – по крайней мере, в одиночку – ходить по улице, то я имею право не противостоять соблазнам и искушениям. Конечно, такого рода уловки не являются действенной и надежной защитой от страха – одни страхи сменяют другие и противостоят друг другу. Когда под влиянием страха лица с истерическим развитием ощущают себя припертыми к стенке и не видят выхода из ситуации, развивается паническая реакция или паническая атака – «Fluent nach vom», – при которой невозможен какой-либо разумный и обоснованный прорыв. Мы должны теперь показать, что истерическим личностям свойственно постепенное суммирование неправильного, ошибочного поведения, которое приводит их к безысходной ситуации. Что можно сделать, чтобы удачно избежать обязательности и окончательности? Гарантирующим безопасность способом таким личностям представляется жизнь, при которой принимается во внимание лишь мгновение без всяких предыстории и последствий. Если я вчера совершил ошибку, наделал глупостей, то мне приходит в голову решение жить только сегодняшним днем, хвататься за настоящее, потому что завтра может и не наступить. Преодолевая временные и каузальные взаимосвязи, истерические личности достигают необычайной пластичности, они живут без исторических корней, без прошедшего. Они отвергают прошлое как несущественный балласт, что вносит в их жизнь пунктирность, ненадежность, фрагментарность и переливчатость. Они могут, как хамелеоны, приспособиться к каждой новой ситуации и, вместе с тем, проявляют так мало постоянства, такой дефицит "непрерывности "Я"", что мы можем это считать для них характерным. Они кажутся непредсказуемы ми и непостижимыми. Истерики могут играть разные роли в зависимости от данного момента и своих потребностей, ориентироваться на партнера и тут же публично отказываться от своей привязанности, если эта роль больше их не устраивает. Так развивается не последовательность и отсутствие четких контуров по ведения, которые характерны для истерических личностей. Другой возможностью, которую приобретает страх, припирающий истериков к стенке, является так называемый «поворот копья в другую сторону» («Spiep umzudrehen»), при котором вина за происшедшее перекладывается на других. При этом упреки к самому себе заменяются претензиями к постороннему, что рефлекторно приводит к свойственной детям реакции, когда они на реплику «ты дурак» автоматически отвечают «сам дурак». Нередко случается так, что если их критикуют или упрекают в чем-то, они тотчас же, без всяких дискуссий и возражений, принимают чужую точку зрения. Проецирование на других собственного чувства вины в форме упреков может достичь такой степени, что они начинают верить в виновность другого человека по принципу «держи вора». Это, естественно, приводит к неискренности, которая, в конечном счете, переходит в лживость при различных жизненных ситуациях. Все это вызывает подспудное чувство неуверенности и неопределенный страх, что в некоторых случаях выражается в поисках роли, защищающей их от последствий своих действий и реальности. Часто это «бегство в болезнь», которая, по крайней мере, дает им возможность выиграть время и избежать ответственности.