Тотем и табу - Зигмунд Фрейд Страница 46

в) Психологические теории

Первая психологическая теория Фрэзера, выдвинутая еще до знакомства с наблюдениями Спенсера и Гиллена, основывалась на вере во «внешнюю душу»[215]. Тотем, согласно этому взгляду, представлялся надежным убежищем для души, куда та пряталась, чтобы избежать угрожающих опасностей. Помещая душу в тотем, первобытный человек становился неуязвимым – и, разумеется, избегал причинения вреда носителю своей души. Не ведая, в какой конкретно особи из породы животных таится его душа, он, вполне естественно, щадил всю породу.

Позже Фрэзер сам отказался от суждения, будто тотемизм возник из веры в душу; познакомившись с наблюдениями Спенсера и Гиллена, он принял изложенную выше социологическую теорию тотемизма, но постепенно осознал, что мотив, из которого эта вторая теория выводила тотемизм, чересчур «рационален» и подразумевает наличие социальной организации, слишком сложной для того, чтобы ее можно было назвать примитивной[216]. Магические «кооперативные общества» теперь казались, скорее, плодами, а не зародышами тотемизма. Фрэзер стал искать более простой фактор, некое примитивное суеверие за этими воззрениями, чтобы уже из него вывести возникновение тотемизма. Этот первоначальный фактор обнаружился в удивительной теории зачатия арунта.

Как уже говорилось, арунта отрицают связь зачатия с половым актом. Когда женщина ощущает себя матерью, это означает, что какой-нибудь дух умершего из тех, что ожидали возрождения в ближайшем тотемном средоточии, проник в ее тело. Она будет вынашивать духа как ребенка, и этот ребенок получит тот же тотем, что и все духи, нашедшие приют в данном месте. Эта теория зачатия не может объяснить тотемизм как явление, поскольку заранее предполагает его существование. Но если сделать еще шаг назад и допустить, что женщина верит, будто животное, растение, камень или другой предмет, занимавший ее воображение в миг, когда она впервые почувствовала себя матерью, действительно в нее проник потом и рождается затем в человеческой форме, тождество человека с тотемом приобретает фактическое основание благодаря этой вере матери, а отсюда легко вытекают все дальнейшие тотемные предписания (за исключением экзогамии). Человек отказывается есть конкретное животное или растение потому, что иначе он поедал бы себя самого. Правда, у него имеется склонность порой «причащаться» своему тотему в ходе особого обряда, ибо так он укрепляет свое тождество с тотемом, составляющее сущность тотемизма. Наблюдения Риверса[217] (1909) за туземцами на островах Бэнкса[218], похоже, доказывают прямое отождествление людей с тотемом на основании сходной теории зачатия.

Следовательно, исходным источником тотемизма оказывается неведение дикарей относительно способа продолжения рода у людей и животных – в особенности неведение относительно роли самца при оплодотворении. Это незнание поддерживалось, судя по всему, длинным промежутком между актом оплодотворения и рождением ребенка (или первыми его движениями в материнском чреве). Тотемизм является поэтому созданием не мужского, а женского ума, корни его «образованы болезненными фантазиями беременной женщины». Буквально все, что находит на женщину в тот таинственный миг ее жизни, когда она впервые чувствует себя будущей матерью, довольно просто соотнести с ребенком в ее чреве. Такие материнские фантазии, столь естественные и, как кажется, общераспространенные, составляют, по-видимому, корни тотемизма (Фрэзер, 1910).

Против этой третьей теории Фрэзера приводится, прежде всего, то же самое возражение, что и против второй, или социологической. Арунта как будто ушли очень далеко от зачатков тотемизма. Отрицание роли отца у них восходит, по-видимому, не к примитивному неведению; в некоторых случаях они даже придерживаются наследования по отцовской линии, однако, можно предположить, жертвуют значением отцовства ради неких соображений, воздающих честь духам предков[219]. Да, они возвели в общую теорию зарождения миф о непорочном зачатии благодаря духу, но нет причин приписывать им вследствие этого неведение об особенностях продолжения рода (как, собственно, и античным народам в эпоху возникновения христианских мифов).

Другую психологическую теорию происхождения тотемизма выдвинул голландец Г. Вилькен (1884). Он попытался соединить тотемизм с верой в переселение душ. «Животное, в которого по общераспространенному убеждению переходит душа умершего, становилось кровным родичем, предком и почиталось как таковое»[220]. Но вера в переселение душ сама, скорее, произошла от тотемизма, чем наоборот.

Еще одну психологическую теорию тотемизма отстаивают видные американские этнологи Боас, Хилл-Таут[221] и прочие. На основании наблюдений за тотемными кланами у североамериканских индейцев делается вывод, что тотем первоначально был духом-покровителем предка, явился тому во сне, а впоследствии был передан этим предком своим потомкам. Мы уже видели, с какими трудностями сталкиваются попытки приписать тотемизм какому-то одному человеку; кроме того, австралийские свидетельства никоим образом не подтверждают, будто тотемы происходят от духов-покровителей[222] (Фрэзер, 1910).

Последняя психологическая теория, высказанная Вундтом (1912), опирается на два важнейших факта. «Во-первых, исходным тотемом, наиболее распространенной его разновидностью, является животное; во-вторых, наиболее ранние тотемные животные тождественны животным-душам». Последние, будь то птицы, змеи, ящерицы или мыши, считаются подходящими и надежными вместилищами души, которая покидает тело: они проворны, умеют перемещаться по воздуху и наделены иными свойствами, которые позволяют заставать врасплох или пугать. Животные-тотемы суть результат «метаморфоз» души, плод переселения «души-дуновения» в животное. Итак, по Вундту, тотемизм неразрывно связан с верой в духов, то есть с анимизмом.

Б и В. Происхождение экзогамии и ее отношение к тотемизму

Я достаточно подробно изложил теории по поводу тотемизма; увы, по необходимости это изложение было кратким, и поневоле возникают опасения, что цельность впечатлений для читателя могла пострадать. Тем не менее, в дальнейших рассуждениях я в интересах читателя прибегну к еще большей краткости. Споры вокруг экзогамии у народов, приверженных тотемизму, по самой природе материала выглядят чрезвычайно запутанными – можно сказать, едва ли не намеренно вводят в заблуждение. Цель настоящего очерка состоит в том, чтобы обозначить лишь важнейшие направления исследований в данной области, а тем, кто желает более основательно изучить эту тему, я намерен указать на специальные сочинения, которые многократно цитирую.

Позиция того или иного ученого применительно к экзогамии в некоторой степени зависит, разумеется, от отношения к различным теориям по поводу тотемизма. Отдельные объяснения тотемизма исключают всякую его связь с экзогамией, в результате чего оба явления принципиально разделяются. У нас имеются два противоположных взгляда – один жаждет сохранить первоначальное предположение, будто экзогамия составляет часть тотемической системы, а другой оспаривает наличие такой связи и допускает случайное совпадение этих двух признаков в старейших человеческих культурах. Фрэзер в своих позднейших работах безоговорочно принял вторую точку зрения. «Мне приходится просить