Станислав Гроф - Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальностях Страница 5

Осенью 1956 года, после того как я закончил медицинский факультет, я наконец-то смог и сам попробовать. Доктора Роубичека особенно интересовали исследования электрической активности мозга. Одним из непременных условий участия в ЛСД-сессиях было снятие электроэнцефалограммы непосредственно перед сессией, во время нее и после. В дополнение к этому, во время моей сессии доктора Роубичека особенно заинтриговало то, что называют стимуляцией, или подгонкой ритма волн головного мозга. Может ли мозг под воздействием ЛСД быть способным воспринять входящую частоту большего диапазона, если его предварительно подготовить вспышками стробоскопа различной длительности? Страстно желая испытать воздействие ЛСД, я согласился на снятие электроэнцефалограммы и на то, чтобы мои мозговые волны были «захвачены». Мой брат Пол, который был студентом-медиком и сильно интересовался психиатрией, согласился наблюдать за этой сессией.

Я начал ощущать воздействие ЛСД через сорок пять минут после его приема. Сначала это было легкое недомогание, головокружение и тошнота, затем эти симптомы исчезли и сменились демонстрацией неправдоподобно красочных абстрактных и геометрических видений, чередующихся перед моим мысленным взором со скоростью картинок в калейдоскопе. Часть из них напоминала изысканные витражи цветного стекла в средневековом готическом соборе, а другие — арабески мусульманских мечетей. Чтобы описать изящество этих видений, я сравнил бы их с «Тысячью и одной ночью» Шахерезады и ошеломляющей красотой Альгамбры и Шанду — в то время это были единственные сравнения, пришедшие мне в голову. Сегодня я уверен, что моя психика каким-то образом породила дикое множество фрактальных образов, подобных графическим изображениям нелинейных уравнений, которые может выдать современный компьютер.

По мере того как продолжалась сессия, мои переживания блуждали вокруг да около этого царства эстетических восторгов и сменились нежданной встречей и конфронтацией с моим подсознанием. Трудно подобрать слова к этой хмельной фуге эмоций, видений и разъясняющих прозрений, касающихся моей собственной жизни и существования в целом, ставших внезапно доступными для меня на этом уровне. Это было столь глубоко и сокрушительно, что немедленно затмило мой прежний интерес к психоанализу Фрейда. Я не мог поверить, сколь многому я научился за эти несколько часов. Захватывающий дыхание пир красок и изобилие психологических откровений — их и самих по себе было бы достаточно, для того чтобы превратить мое первое знакомство с ЛСД в поистине запоминающееся событие.

Однако был и другой аспект этой сессии, который превзошел все, что тогда случилось. Где-то между третьим и четвертым часом сессии ассистентка доктора Роубичека сообщила, что пора снимать ЭЭГ. Она увела меня в маленькую кабинку, осторожно наклеила электроды по всей поверхности моей головы и попросила лечь и закрыть глаза, а затем разместила над головой огромную лампу стробоскопа и включила ее. В этот момент воздействие наркотика достигло наивысшей точки, и это весьма усилило действие стробоскопа.

Меня поразило видение света огромной силы и сверхъестественной красоты. Увиденное заставило меня вспомнить те рассказы о мистических событиях, о которых я читал в духовной литературе, где видения божественного света сравнивались с сиянием «миллионов солнц». Мне пришло в голову, что это могло выглядеть как эпицентр атомного взрыва в Хиросиме или Нагасаки. Сегодня я думаю, что это, скорее, похоже на Дхармакаю, или Изначальный ясный свет, свечение неописуемой яркости, которое, согласно тибетской Книге Мертвых, «Бардо тодрол», является нам в момент смерти.

Я почувствовал, как удар божественной молнии выбил мое сознание из тела. Я перестал осознавать присутствие ассистентки, лаборатории, психиатрической клиники, Праги и всей планеты. Мое сознание распространялось с невообразимой быстротой и достигло космических измерений. Границ и различий между мной и мирозданием больше не существовало. Лаборантка старательно выполняла свои обязанности: она постепенно изменяла частоту стробоскопа от двух до шести вспышек в секунду и обратно и потом, на короткое время, поместила его в середину альфа-диапазона, тета-диапазона и, наконец, дельта-диапазона. Когда это произошло, я обнаружил, что нахожусь в центре космической драмы невообразимых измерений.

В астрономической литературе, которую я позднее нашел и прочитал, я нашел названия для некоторых фантастических событий, которые пережил во время этих необыкновенных десяти минут: Большой Взрыв, проход сквозь черные и белые дыры, идентификация с взрывающимися сверхновыми и коллапсирующими звездами и многими другими странными явлениями. Хотя у меня нет слов, адекватно описывающих то, что со мной произошло, но нет и никаких сомнений в том, что пережитое мною очень близко к тому, что я узнал из великих мистических текстов всего мира. Даже тогда, когда моя психика подверглась глубокому воздействию ЛСД?я смог оценить всю комичность и парадоксальность ситуации. Божественное проявление забрало меня в середине серьезного научного эксперимента, использующего вещество, созданное в пробирке химиком XX века, и проводимого в психиатрической клинике страны, которая тяготела к Советскому Союзу и управлялась марксистским режимом.

Этот день отметил начало моего радикального расхождения с традиционным мышлением в психиатрии и монистическим материализмом западной науки. Я вышел из этого переживания, затронувшего самую мою суть, потрясенный его силой. Тогда я еще не верил, что потенциал для мистического опыта является естественным для любого человеческого существа по праву рождения, и приписал все это воздействию ЛСД. Я чувствовал, что изучение необычных состояний сознания в целом и в особенности тех, что вызваны воздействием галлюциногенов, насколько я в состоянии себе представить, — самая интересная область психиатрии. Я понял, что при соответствующих условиях состояния, вызванные воздействием галлюциногенов, — куда больше, чем просто грезы, которые играют такую решающую роль в психоанализе, — действительно являются, если использовать слова Фрейда, «царским путем в подсознание». И прямо там и тогда я решил посвятить жизнь изучению необычных состояний сознания.

Часть I

МИСТЕРИЯ СИНХРОНИИ

Сумерки заводной вселенной

Многие из нас сталкивались с ситуациями, когда видимая логичной и предсказуемой ткань повседневной реальности, сплетенная из сложных цепочек причин и следствий, кажется, рвется на части, и мы переживаем ошеломляющее и невероятное случайное стечение обстоятельств. Во время холотропных состояний сознания подобные нарушения линейной причинности происходят столь часто, что вызывают серьезные вопросы о той картине мира, на которой мы выросли. Поскольку это необычное явление играет такую важную роль во многих историях, вошедших в эту книгу, я кратко опишу его значимость для понимания природы реальности, сознания и человеческой психики.

Ученым, который поднял проблему значащих совпадений, бросающих вызов рациональным объяснениям, перед академическими кругами, был швейцарский психиатр Карл Густав Юнг. Осознавая то, насколько непоколебима вера в несгибаемый детерминизм, представляющий собой краеугольный камень западной научной картины мира, он медлил больше двадцати лет, прежде чем опубликовать свое открытие. Ожидая, что ответом будет жесткое недоверие и резкая критика его коллег, он хотел быть уверенным, что сможет подтвердить свои еретические утверждения сотнями примеров. В итоге он изложил свои потрясающие наблюдения в знаменитом эссе, озаглавленном «Синхрония: Некаузальный связующий принцип» (Synchronicity: An Acausal Connecting Principle. Юнг, 1960a).

Юнг начал свое эссе с примеров необыкновенных совпадений, время от времени случающихся в обычной жизни. Он упомянул австрийского биолога ламаркианского толка Пауля Каммерера, чья трагическая жизнь была популяризирована в книге Артура Кестлера «Дело о жабе-повитухе» (The Case of the Midwife Toad; Koestler, 1971), и который был одним из первых людей, заинтересовавшихся этим явлением и его научным значением. Одно из примечательных совпадений, о которых рассказывает Каммерер, произошло тогда, когда в один и тот же день он купил трамвайный билет и билет в театр с одним и тем же номером. Но и это еще не все — тем же вечером он услышал ту же последовательность цифр в качестве телефонного номера, который был ему нужен.

В этой работе Юнг также пересказывает забавную историю некоего месье Дешама и особого рода пудинга со сливами, рассказанную известным французским астрономом Фламмарионом. Будучи мальчиком, Дешам получил кусок этого особого пудинга от месье де Фонжибю. Десять последующих лет он не имел возможности снова попробовать это редкое блюдо, пока не увидел его в меню одного из парижских ресторанов. Он попросил официанта принести его, но выяснилось, что последний кусок этого пудинга уже заказан и заказан именно месье де Фонжибю, который случайно зашел в этот ресторан именно в этот день.