Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию - Карен Хорни Страница 57

Настоящий уровень наших знаний позволяет принять главные невротические решения для внутрипсихических конфликтов как наиболее подходящую основу для установленных типов невроза. Но особеность в том, что наше стремление провести четкую классификацию больше удовлетворяет нашу потребность в порядке и руководстве, чем упорядочивает многообразие человеческой жизни. Разговор о типах личности, или, вернее, о типах невротической личности, в конце концов только средство взглянуть на личность с определенной удобной точки зрения. И в качестве критериев будут выбраны факторы, которые влияют на решения лишь в рамках данной психологической системы. В этом узком смысле каждая попытка очертить тип имеет какие-то выгоды и определенные ограничения. В центре моей психологической теории находится структура невротического характера. И поэтому мои критерии «типа» не могут быть той или иной картиной симптоматики или тех или иных индивидуальных наклонностей. Это справедливо только для особенностей невротической структуры в целом. А они, в свою очередь, определяются главным решением, которое выбрала личность для своих внутренних конфликтов.

Эти критерии шире многих других, применяемых в типологии, но их применимость также имеет предел в виде множества оговорок и ограничений. Возьмем хотя бы то, что люди, склоняющиеся к одному и тому же главному решению, хотя и обладают характерным сходством, могут иметь широкий ряд расхождений по уровню своих человеческих качеств, одаренностей или достижений. Более того, то, что мы называем «типом», на самом деле только выделенная нами часть личности, в которой невротический процесс привел к достаточно экстремальному развитию с присущими ей характерными чертами. Всегда будет иметь место бесконечный ряд промежуточных структур, не поддающихся никакой точной классификации. Эти сложности лишний раз указывают на тот факт, что благодаря процессу психической фрагментации даже в крайних случаях часто существует больше одного главного решения. «Большинство случаев – это смешанные случаи, – говорит Уильям Джемс, – и мы не должны относиться к нашей классификации с излишним почтением»[47]. Возможно, было бы куда более уместно говорить о векторе развития, чем о типах.

Благодаря этим оговоркам мы можем выделить три главных решения со стороны проблемы, представленной в книге: решение захватить все вокруг, решение смириться и решение отстраниться. При решении захватить все вокруг человек в основном отождествляет себя со своим возвышенным Я. Говоря о «себе», он имеет в виду, как Пер Гюнт, самую что ни на есть грандиозную личность. То есть, как выразился один пациент, «я существую только как высшее существо». Не обязательно рука об руку с этим решением будет следовать чувство превосходства; но, сознательно или нет, оно во многом определяет поведение, стремления и общие жизненные установки. Притягательность жизни заключается во власти над нею. Это влечет за собой твердую решимость, пусть даже неосознанную, преодолеть любое препятствие, внутреннее или внешнее, и веру в то, что он должен его преодолеть, а главное, что он в состоянии это сделать. Он должен справиться с превратностями судьбы, с трудностью своего положения, со сложной интеллектуальной проблемой, с сопротивлением других людей, с конфликтами в самом себе. Обратная сторона необходимости власти – ужас перед любым намеком на беспомощность, мучительнее которого для него нет.

При первом взгляде на захватнический тип мы видим человека, который совершенно прямодушно направляет свои помыслы на самовозвеличивание, полон амбиций, жаждет мстительного торжества и добивается власти над жизнью, используя интеллект и силу воли как средства воплощения своего идеального Я в действительность. Оставляя за скобками все различия в предпосылках, личных концепциях и терминологии, именно так смотрят на этот тип Фрейд и Адлер: как на тип, ведомый потребностью в нарциссическом самораспространении или потребностью быть на вершине. Однако когда мы достигаем определенных подвижек в анализе таких пациентов, нам открываются склонности к смирению, самоумалению, присутствующие в любом из них, – склонности, которые они не просто подавляют в себе, а которые вызывают у них отвращение и ненависть. С первого взгляда нам открылась лишь одна сторона их личности, которую они подсовывают нам под видом всей своей личности, ради того, чтобы ощутить субъективную цельность. Мертвой хваткой они вцепляются в свою захватническую склонность, что происходит не только от вынужденного характера этой тенденции[48], но также от необходимости вымарать из сознания все следы склонности к смирению и все следы самообвинений, сомнений в себе, презрения к себе. Так и только так им удается поддерживать субъективное убеждение в своем превосходстве и власти.

Коварством этого плана является осознание неисполненных надо, поскольку оно повлекло бы за собой чувство вины и собственной никчемности. Но в действительности никто и никогда не сумел бы соответствовать этим надо, поэтому такому человеку до крайности становятся необходимыми все доступные средства отрицания своих «неудач» перед самим собой. Силой воображения, выставлением напоказ своих «хороших» качеств, зачеркиванием других, совершенством манер, вынесением вовне он должен попытаться сохранить в своем сознании такой свой портрет, которым он мог бы гордиться. Он должен блефовать даже не отдавая себе в этом отчета, и жить, притворяясь всезнающим, бесконечно щедрым, справедливым и т. п. Никогда и ни при каких условиях он не может допустить мысли, что по сравнению с его возвышенным Я он колосс на глиняных ногах. В отношениях с другими у него преобладает одно из двух чувств. Он может чрезвычайно гордиться, сознательно или бессознательно, своим умением одурачить каждого и в своем самонадеянном презрении к другим верить, что он действительно преуспел в этом. Оборотная сторона этой гордости в том, что он больше всего боится быть одураченным и воспринимает как глубочайшее унижение, если это случается. Или же его постоянно терзает тайный страх, что он просто мошенник, страх более острый, чем у прочих невротических типов. Даже если он добился успеха или почета честным трудом, он по-прежнему будет считать, что достиг их нечестным путем, введя других в заблуждение. Это развивает чрезвычайную чувствительность к критике и неудачам, он остро воспринимает даже одну лишь возможность неудачи или того, что критика вскроет его «мошенничество».

Эта группа, в свою очередь, содержит большое разнообразие типов, как покажет краткий обзор своих пациентов, друзей или литературных персонажей, который под силу сделать любому. Среди индивидуальных различий наиболее разительное касается способности радоваться жизни и хорошо относиться к другим людям. Например, и Пер Гюнт и Гедда Габлер представляют собой созданную самими возвышенную версию их самих – но как различается их эмоциональный настрой! Другие различия зависят от того, каким путем данный субъект удаляет из сознания понимание своих «несовершенств». Природа предъявляемых требований также очень вариативна в их оправданиях, в