Дмитрий соколов - Виткины байки Страница 6

Любимым делом ее молодости было поехать на море и лечь загорать голой где-нибудь в не очень людном месте.

Любимым делом окружающих мужчин было собраться вокруг нее и заниматься онанизмом.

Витка повидала этих онанистов – просто ужас сколько. Но никакого сексуального удовольствия она от них не получала. Она просто ходила по жизни, а они ходили за ней.

Последний из них – это я.

У меня никогда не было подобного с другими женщинами, но с Виткой эта тема появилась сразу и осталась надолго.

Получается, что это не она эксгибиционистка, а вот эти собирающиеся вокруг нее мужики. Потому что под медицинскую статью подходят именно они. Она если онанизмом и занимается, то незаметно. А они – не просто заметно, а именно Очень Заметно.

То есть она очень заметно лежит и загорает, а они очень заметно дрочат.

Она про многих таких рассказывала. Мне больше всех понравился тот, который принялся дрочить рядом с ней и ее подругой и очень просил девочек посмотреть (а они демонстративно отворачивались). Некоторое время они с подругой спорили, стоит ли смотреть, и кому. Подружка, короче, убедила Витку, что та опытнее и крепче, ей и стоит это сделать (чтобы отстал!). Витка посмотрела на мужика (она сидела, он стоял). А мужик ей и говорит: «Ты не на меня смотри! Ты на него (показывая свободной рукой вниз) смотри!»

Наркомания против секса

Мюнхгаузен . … в том страшном бою с турками, когда погибла половина моего полка, а они погнали нас в это чертово болото, но мы выстояли и ударили им с фланга, но тут мой конь оступился, начал вязнуть, и когда зеленая мерзкая жижа уже полилась в рот, тогда я, задыхаясь, схватил себя за волосы и рванул… И мы взлетели над осокой!

А вот еще какая история про самый ужас, который так и не случился!

Короче, Виточка. Восемнадцать лет. Гуляет по пляжам Евпатории, скипнув от маменьки. Ночь. Идет она по тропиночке между санаториями, обгоняет мужика-корейца. Такой здоровый спортсмен, она его уже видела в ночных клубах. Она его обгоняет, а он ее вдруг догоняет и обхватывает руками сзади. И говорит человеческим голосом: «Понравилась ты мне девица, и займемся мы с тобой сейчас любовью!» И тащит Виточку к кустам. Она смотрит на него и видит: глаза с поволокой, мужик не в полном сознании, весь настроенный исключительно на одно-единственное. Она быстро трезвеет (потому что раньше той ночью пила) и начинает с ним максимально разумно разговаривать- дескать, что ж ты, мужик, меня изнасиловать хочешь? Это же совсем нехорошее дело, тебя же потом жизнь накажет!» А сама пробует вырываться, но мужик реально сильный, и каждый раз, когда Витка пытается сопротивляться, он ее подымает над землей и переставляет на шаг к кустам. А ей говорит: «Голубушка! Да ты расслабься! Тебе хорошо будет! Вот у меня и презерватив есть, все нормально!»

Но для Виточки это совсем не нормально. Как-то у нее так в голове устроено, что нельзя ее просто так трахнуть. Что этого просто вообще не может случиться, потому что иначе… Иначе она вроде как оказывается совсем другим человеком, грязной девкой, а не свободной попрыгуньей, которая трахается сама с кем хочет. Этого вообще НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Но тут все очень похоже на то, что, хотя быть этого и не может, вот оно как раз и происходит. Мужик уверенно тянет ее к кустам. Ни сила, ни разговоры не помогают. Отчаяние. Все способы использованы. Крах. Витка расслабляется…

И тут тело как бы само подсказывает решение. Изо рта у Виточки начинает течь слюна. Она усиливает это дело. И начинает говорить мужику всякий бред, причем измененным голосом. Таким очень слабым голосом, как бы издалека, Витка спрашивает у корейца, нет ли у него курить (а понятно, что нет – он спортсмен) и нет ли у него уколоться. Не договаривая фразы, обрывая, хватаясь за живот, всем своим видом донося до корейца, что у нее начались ломки, и, короче, разыгрывает наркоманку, которых никогда особо не видела. Но и пан спортсмен почти наверняка их никогда вблизи не видел. Витка бормочет, что родители пока возвращаются не должны видеть там в фольге в книге надо заварить в санаторий пока не поздно пусть он ее туда отнесет на руках… При этом она шатается, ее тошнит. Он говорит: «Ты меня обманываешь!», но хватку отпускает. Витка шатается на дороге, молотит весь свой наркоманский бред про дозу в санатории, зовет мужика туда и делает качающиеся шаги. Один-два-три-пять… И когда расстояние от корейца оказывается примерно шагов десять, тут Витка бежит! И как она бежит! О, быстроногая серна! Быстрее ветра!

По дороге на нее напали два пса-ротвейлера, но они ей были ПО ФИГУ!

Витку берегут какие-то вышние силы, как многих из нас; как и меня, к примеру. При таком стиле жизни, как она вела, например, в те самые свои осьмнадцать, залететь можно было очень круто, в очень разных смыслах, из которых этот спортсмен-кореец – совсем не самый худший вариант. Однако, как показывает беспристрастная история, ничего такого не вышло – ни одного изнасилования, ни одного аборта, почти что без физических травм. Тьфу-тьфу-тьфу… То есть и она себя берегла, конечно, это же не дровосеки из лесу ей на подмогу прибежали, а своя же слюна потекла.

Вышел Ёжик из тумана

(Сказка, которую я сочинил про себя и Витку в начале нашей совместной жизни).

Дети мои, я хочу рассказать вам сказку. В одном лесу, хвойном да вольном, в тихой норке под кустом, под малиновым листом, жил Ёж, собою весьма хорош. Был он скрытен, хотя любопытен, глазки острые, ножки шустрые, плюс иголочки от хвостика до челочки. Знался с зайцами, бегал за белками, и жизнь его была такая себе певучая, а сказка начинается вот с какого случая.

Однажды на лес опустился туман, густой и теплый, как парное молоко. Ёжик спал, а потом проснулся, вышел на дорожку и обомлел. Всё, всё, всё было скрыто туманом-туманищем. Как зачарованный, Ёжик пошёл по лесной дороге, неведомо куда, а потом стало и неведомо откуда. Совсем по-другому пахли травы, и деревья, и цветы, и длинные, волшебные нити плыли по земле, как нестрашные змеи. Ёжик шёл, и даже немного спешил, как будто кто-то звал его.

И вдруг он увидел Лошадь. Мало того: это была Лошадь такого цвета… оранжевая – или светло-красная – и шёлково-рыжая – и волшебно прекрасная. Странно, что он смог её увидеть в тумане; застыл, а потом как пошёл – она шевельнулась и исчезла, а стук копыт он услышал лапками, и они застучали в его груди гулко-гулко среди безмолвного тумана.

И всё. Потом облако стало расходиться, подниматься, и Ёжик пошёл домой. Но только сердце его потеряло покой, сначала вроде легонько, а потом довольно, а потом по-настоящему. Рыжая Лошадь, оранжевая Лошадь, которую он видел в тумане, вмешалась в его мысли. Ничего в лесу не могло сравниться с ней. И вот Ёжик пожил-пожил в лесу, под своим кустом, под малиновым листом, а потом стал собираться в дорогу. Он узнал, что лошади живут на полях, и это совсем не лес, и идти туда долго-долго. Ну что ж! Он пошёл. Сначала по лесу, потом по долине, потом вдоль оврага, долго ли, коротко ль, вышел на поля и обомлел. Это что ж за ширь! Вообще! И ни одного дерева!

Путешествовать по полю было совсем не так легко, как в лесу. Куда идти – совсем непонятно. Маленькие животные вдали за два часа пути становились невероятно большими. (Так Ёжик узнал коров.) И трава, и мухи, и червячки были там совсем другими.

Так он шёл, шёл, а потом однажды увидел свою Лошадь. Но только издалека: пока он шёл к ней, она исчезла. И ещё через сколько-то дней повторилось то же самое. Но вот в третий раз, рано утром, она возникла совсем близко. Она паслась, ела траву, а он побежал к ней, и уже совсем рядом понял, до чего она огромна! Одно её копыто было размером с ежа! Она уходила вверх, безмерно прекрасная, оранжевая, светло-красная; ноги её были как деревца, а уж где бока и где голова! Ёжик стоял, потрясённый. Он никогда особенно не думал, что будет, когда он встретит свою мечту.

Потом она убежала, но страсть увидеть её только выросла, и Ёжик продолжил свои странствия по степи. Постепенно он понял, что оранжевая Лошадь (вместе с прочими лошадьми, чёрными и белыми) пасётся обычно в трёх-четырёх местах, и между ними – всего несколько дней ежиного пути. Он стал видеть её довольно часто. Однажды – однажды он нашёл её, когда она спала. Как сладко было лазать вокруг неё всю ночь! Таинственная грива лежала на земле, болтливые запахи обволакивали шкуру… Это было как тогда в тумане – было то, чего не бывает.

Так и жил Ёжик в таинственной степи, бродил в поисках рыжей Лошади. Постепенно он заметил, что лошади паслись не везде, а искали свои травы, а больше всего любили клевер. Тогда Ёжик стал привечать это растение и разносить его семена. Он был близок к земле и хорошо знал, где и отчего будет расти одна трава, а где и отчего – другая. В одном месте, которое и ему, и Лошади нравилось, он устроил целую поляну сладкого клевера, вырывая прочую траву и разбрасывая нужные семена (вряд ли рыжая Лошадь могла догадаться о таком). Лошади стали приходить туда так часто, что Ёжику не было нужды пускаться в далёкие степные переходы; надёжнее было ждать её у своей поляны клевера.