О смысле жизни - Виктор Эмиль Франкл Страница 6

дается голод при отсутствии «морали», и как немыслимо требовать от человека «мораль», когда он умирает с голоду. Однажды мне поручили провести психиатрическую экспертизу мальчишки, который от крайней нужды украл батон хлеба. Суд сформулировал вопрос буквально так: является ли этот юнец «неполноценным» или же нет. Я вынужден был сообщить, что с психиатрической точки зрения он вовсе не является «неполноценным», однако присовокупил пояснение: в подобной ситуации нужно быть не то что полноценным, а прямо сверхчеловеком, чтобы, погибая с голоду, удержаться от искушения!

Мы можем придать жизни смысл не только с помощью какой-то деятельности, осознанно отвечая на конкретные вопросы, и не только в труде выполняем требования бытия, но и как любящие: в искренней преданности прекрасному, великому, доброму. Нужно ли подробно излагать, как и почему переживание красоты способно придавать жизни смысл? Лучше ограничусь следующим мысленным экспериментом: представьте, что вы сидите в концертном зале, слушаете любимую симфонию, звучит самое заветное для вас место этой симфонии, вы так захвачены, что по спине бегут мурашки… А теперь представьте себе нечто психологически невероятное: тут вам задают вопрос, имеет ли ваша жизнь смысл. Думаю, вы согласитесь, что в такой момент возможен лишь один ответ и звучал бы он так: «Если б вся моя жизнь была ради этого мгновения – и тогда б она того стоила!»

Но нечто подобное происходит и с человеком, который восхищается не искусством, а природой; также нечто подобное переживает тот, кто увлечен другим человеком. Ведь всем знакомо это чувство, охватывающее нас при виде одного-единственного человека. Если попытаться облечь это чувство в слова, получится примерно так: само то, что на земле живет этот человек, придает смысл и этому миру, и жизни на земле.

Итак, мы придаем жизни смысл своей деятельностью и своей любовью, а еще – страданием. Ведь от того, как человек воспринимает убывание жизненных возможностей, и в сфере активного действия, и в сфере любви, от того, какую позицию он занимает по отношению к этой убыли и ограничению, как он переносит страдание, причиняемое ему этой убылью, – зависит, сможет ли он воплощать в жизнь свои ценности.

Итак, позиция, занимаемая по отношению к трудностям, показывает, что собой представляет человек, и это дает возможность наполнить жизнь смыслом. Не стоит забывать и про спортивный дух, чрезвычайно присущий человеку! Ведь что, собственно говоря, делают спортсмены? Сами себе придумывают трудности, чтобы побить собственные рекорды. А в обычной жизни это, конечно, лишнее: в повседневности страдание только тогда обретает смысл, когда вызвавшее его несчастье навлечено судьбой, то есть неотвратимо и неумолимо.

Судьба же – то, что влечет нас, – проявляется в любом случае, так или иначе. «Нет такого положения, которое невозможно было бы облагородить либо подвигом, либо терпением», – сказал Гёте. Либо мы меняем судьбу, в той мере, в какой это удается, либо добровольно ее принимаем, в той мере, в какой это необходимо. В обоих случаях возможен внутренний рост благодаря судьбе, благодаря несчастью. Вот что подразумевает Гёльдерлин, говоря: «Наступая на свое несчастье, я становлюсь выше ростом».

И насколько же неверно то понимание судьбы, которое побуждает людей жаловаться на свои злосчастья и ожесточаться против рока! Что бы с нами сталось без собственной судьбы? Как иначе приобретет наше бытие форму и образ, если не под ударами молота, если не в раскаленном добела пламени страдания? Тот, кто возмущается своей судьбой, то есть тем, против чего он не может бороться, что заведомо не может изменить, тот в принципе не постигает смысла судьбы. Ведь судьба безусловно придает нашей жизни полноту, и ни капли рока нельзя утратить без того, чтобы не нарушить целое, сам образ нашего бытия.

Судьба так же неотделима от нашей жизни, как и страдание. И так же, как жизнь имеет смысл, имеет смысл страдание: да, страдание тоже содержит в себе возможность смысла, ведь оно тоже неизбежно. Поэтому оно заслуживает признания и уважения. Несколько лет назад нам довелось узнать, что английская скаутская организация наградила трех мальчиков за высшие заслуги, и кого же так отличили? Трех безнадежно больных детей, лежавших в больнице, – за то, что они свою тяжелую участь переносили достойно и отважно. Фактически это было публичное заявление, подтверждающее: достойное проживание страдания, своей судьбы является победой, наивысшим достижением. Итак, сформулированная Гёте альтернатива при внимательном рассмотрении оказывается не совсем верной: в конечном счете подвиг и терпение не противопоставляются – в определенных обстоятельствах терпение само становится величайшим подвигом.

Как мне представляется, природа подлинного страдания, то есть страдания как подвига, точнее всего выражена в одном восклицании Рильке: «Сколько предстоит прострадать!» В немецком языке можно сказать лишь «проделать», «проработать», но Рильке таким образом дает понять, что достижения, наполняющие жизнь смыслом, могут заключаться в страдании не в меньшей степени, чем в каком-либо труде.

И поскольку всегда есть альтернатива, таким или иным способом придать жизни, моменту, смысл, и всегда приходится выбирать единственное решение – как мы ответим, ведь каждый раз перед нами ставится конкретный жизненный вопрос, то из всего этого следует: жизнь всегда предоставляет нам возможность осуществить смысл, она всегда неразрывно с ним связана, и даже можно сказать, что бытие человека «вплоть до последнего вздоха» наполняется смыслом – покуда человек дышит, пока он хотя бы в сознании, он несет ответственность, постоянно отвечает на вопросы жизни. И это не должно нас удивлять, стоит припомнить, что составляет основу человеческого бытия: быть человеком означает не что иное, как сознавать и быть ответственным!

Но если жизнь всегда открывает возможность к смыслу, то всякий раз от нас напрямую зависит, будет ли в этот момент осуществлен этот потенциальный – постоянно меняющийся – смысл, а значит, воплощение смысла находится полностью в сфере нашей ответственности, нашего решения, и потому одно мы знаем точно: несомненно лишено смысла и совершенно бестолково только одно, а именно – избавиться от своей жизни. Самоубийство ни в коем случае не служит ответом на какой бы то ни было вопрос; самоубийство не в состоянии решить какую бы то ни было проблему.

Прибегнем снова к примеру с шахматной партией для иллюстрации положения человека в бытии, в которое он поставлен вопросом, задаваемым жизнью. Выше мы хотели сравнением с «предпочитаемым шахматным ходом» показать, что вопрос, задаваемый жизнью, всегда мыслится исключительно конкретно, полностью зависит от личности и ситуации, от каждого отдельно взятого человека в определенное мгновение, здесь и сейчас. И теперь мы опять используем для аналогии шахматы, чтобы показать, как безоговорочно нелепо «решение» жизненной проблемы через самоубийство.

Представим себе шахматиста, столкнувшегося с шахматной задачей, решение которой ему никак не удается найти. И что