Гуманистическая психотерапия: Рационально-эмоциональный подход - Альберт Эллис Страница 6

3. РЭТ является одной из немногих систем психотерапии, которая не связывает поведение человека со сверхъестественной причиной, с богами или дьяволом, или чем-нибудь в этом роде. Многие другие системы обожествляют чувство, пережитый опыт, интерес к себе, социальный интерес, самораскрытие, взаимоотношения, доверие, разум, иррациональность и все что угодно. Рационально-эмоциональная терапия ничего не обожествляет, не придерживается никаких абсолютных истин и принимает понятие вероятности, неопределенности, подверженности ошибкам и даже дезорганизованности. Она учит людей желать и отдавать предпочтение многим целям, но ничего не требовать, не нуждаться ни в чем, ничего не диктовать. В этом смысле, и достаточно революционно, она помогает людям освободиться от ими же созданного тревожного, депрессивного и враждебного состояния или излишней требовательности. Причем не просто от нежелательных симптоматических последствий этой требовательности, а сути самой требовательности.

Человек является человеком, и он никогда не будет, по всей вероятности, никем другим. Когда он полностью примет эту реальность вместе с утверждением, что во Вселенной не существует никакой сверхъестественной «силы», которая выносит ему осуждение или когда-нибудь будет его выносить, тогда человек станет на самом деле гуманистичным. Рационально-эмоциональная психология является одним из основных современных методов, который помогает человеку в достижении этой цели.

2. ЦЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ: ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА

Основной принцип рационального образа жизни состоит в том, что люди должны полностью принимать себя с позиции своего бытия, а не оценивать себя с точки зрения любых своих поступков. В противном случае они начинают противоречить себе, теряют уверенность в себе и, как следствие, не могут преуспеть в жизни.

На самом деле, оценка себя с точки зрения любых поступков возможна только при условии, что человек совершает; достаточно хорошие поступки. Даже если такие поступки или действия заслуживают одобрения в настоящем, то, вероятно, наступит такой момент, когда они будут менее похвальными. К примеру, человек становится старше с годами и, если он продолжает придерживаться одной и той же линии поведения, неадекватно себя ведет в различных ситуациях, с которыми он успешно справлялся в юности. Кроме того, никто не совершенен. Когда люди допускают ошибки, кто будет настаивать на оценке себя по поступкам?

Более того, зная, что вероятность ошибки (особенно при достижении значимой цели) обычно высока, люди склонны беспокоиться о возможной неудаче слишком много. В результате люди часто сами себе мешают добиться успеха. Беспокойство усиливает чувства тревоги и смятения, отнимает время, почти всегда выводит из равновесия и тем самым мешает человеку сосредоточиться на решении конкретных проблем.

Перенос оценки любого поступка на человека в целом делает очень «опасной» попытку совершить этот поступок. Например, человек не стал бы рисковать в игре, если бы его проигрыш означал бы для него, что он неудачник во всем. Поэтому он склонен придумывать предлоги и избегать попыток совершать действия, которые могут снизить его самооценку. Если же он толкает себя вперед и заставляет совершить усилие, то, поступая так, он все время переживает: «Добьюсь ли я успеха?» или «Будет ли событие достаточно благоприятным?». В результате человек не получает удовольствия от события или действия и считает его продолжение таким трудным, что в конце концов он заключает нечто вроде: «Черт! Это событие действительно не стоит всего этого беспокойства». Результатом часто является отказ от деятельности и убеждение, несмотря на недостаток объективных доказательств, что этого делать не стоит.

Например, художник, который хочет писать настенные фрески, имеет прекрасную цель и, вероятно, в будущем будет прекрасно проводить время, пытаясь достичь ее. Другая ситуация: очень известный художник по фрескам, который при этом был бы убежден, что он должен быть превосходным художником, так как в противном случае он считал бы, что не представляет никакой ценности как человек. В этом случае, так как ему свойственно ошибаться, он бы вскоре посчитал рисование слишком рискованным занятием — кто же хочет доказывать, что он является ничтожеством? И вместо того чтобы подвергаться такому риску, он, вероятно, нашел бы предлоги или рациональные объяснения: «У меня нет времени (денег) для рисования», «Моя больная рука не позволяет мне ничего рисовать» или «Никто не любит настенные росписи в наши дни, какая польза пытаться рисовать их?».

Если человек должен оценить себя, свою «значимость» или свои достоинства, то ему лучше сделать это исходя из какой-нибудь вполне надежной нормы, такой как его жизнь или существование. Тогда он может в соответствии с этой нормой вполне оправданно решить: «Я хороший не потому, что я очень успешно делаю что-то, и не потому, что некоторые люди хвалят меня, а просто потому, что я живу, что я существую». Когда человек принимает свою положительность как человека с точки зрения существования или своей жизни, очевидно, он принимает себя фактически во всех условиях, которые он может встретить на протяжении своей жизни. Согласно этой норме, он не сумеет обрести положительность только в случае, если он умрет.

Оценка себя относительно бытия или существования является логическим решением проблемы самоценности. Такое решение было предложено в работах Пола Тиллиха (Paul Tillich), Роберта С. Хартмана (Robert S. Hartman) и других философов-экзистенциалистов. Хартман оказал глубокое влияние на развитие рационально-эмоциональной психотерапии; так как психотерапия, как продемонстрировал Перри Лондон и многие другие практикующие терапевты, уделяет много внимания нравственности и ценностям, даже когда терапевт не вполне осознает этот факт. На самом деле терапевту лучше иметь разумную жизненную философию и быть хорошо подготовленным к серьезному обсуждению философских вопросов со своими клиентами, если он хочет помочь им обрести душевное равновесие.

В своей работе с клиентами первоначально я опирался на модификацию подхода Тиллиха-Хартмана. Однако мои попытки показать, что им в действительности никогда не придется приуменьшать свою ценность как людей — вне зависимости от их поступков, плохих или хороших, или одобрения со стороны окружающих — были не всегда удачными. Я начал сталкиваться с некоторыми очень яркими людьми, которые не верили этой теории или, по крайней мере, имели серьезные философские возражения. Так, эти клиенты возражали: «Вы говорите, что человек хорош только потому, что он живет, и что ему не нужны никакие другие подтверждения своей ценности. Я могу понять, как это может действовать. Если кто-нибудь действительно верит в эту идею, он не может в значительной степени обесценить свою жизнь, даже если допускает, что многие его действия плохи или достойны порицания. Но как вы можете утверждать, что человек является хорошим