Сергей Степанов - Психологические подсказки на каждый день Страница 7

В эксперименте собаки вместо поиска новых действий (на что они способны) начинали возбуждённо бегать по клетке, не находя решения, либо ложились и, поскуливая, терпеливо сносили удары током, длительность которых доходила до минуты. Животные же, у которых не был развит страх, перепрыгивали через барьер.

Такое же поведение зафиксировали у кошек, крыс, рыб. Более того. В процессе пассивного и безынициативного ожидания неприятностей животные демонстрировали выраженную эмоциональную напряжённость, у них повышалось давление, учащались пульс и дыхание и т. п. А вскоре появились нарушения со стороны внутренних органов: кровоточащие язвы желудка и кишечника, аритмия сердечной деятельности. Животные снижали свою жизненную активность. У них угас даже интерес к пище и к особям другого пола. Если упрощались условия поиска выхода (его можно было найти достаточно легко — скажем, выскочить в соседнюю клетку или нажать на рычаг), то все равно только 20% животных предпринимали попытки спастись.

Учёные предположили, что эти 20% в течение жизни сумели выработать устойчивость к неудачам, сохранили потребность в поиске. Именно поэтому они ищут решение вопреки боли, разочарованиям и своему же отрицательному прогнозу. Ведь внутренняя беспомощность — это отказ от поиска, от творчества.

Американских учёных часто упрекали за попытки распространить на человеческое поведение те выводы, которые сделаны в опытах над животными. Что ж, вполне справедливый упрёк. Однако в данном случае весьма поучительные выводы, касающиеся не только собак, напрашиваются сами собой.

Испытание властью

14 августа 1971 года в Стэнфордском университете (США) начался эксперимент, который принёс всемирную известность его организатору — Филиппу Зимбардо. Это был весьма необычный эксперимент. Его началом послужил… арест половины его участников. Правда, арестованные вроде бы не слишком тяготились своей участью и всю дорогу до тюрьмы обменивались беззлобными шуточками с конвоирами. Со стороны могло показаться, что это пикировка добрых приятелей. Впрочем, так оно и было на самом деле. Арест был произведён «понарошку», а «тюрьма» размещалась в подвале факультета психологии. О своей роли испытуемые были предупреждены заранее. Половине из них предстояло две недели играть роли заключённых, тогда как остальным достались роли охранников.

Испытуемыми выступали добропорядочные американские юноши, студенты университета. Ни один из них никогда не имел конфликтов с законом и ни минуты своей жизни не провёл за решёткой. Хотя, как полагал Зимбардо, каждый из них имел некое абстрактное представление о том, как следует себя вести заключённому. «Охранники» также были практически незнакомы с тюремными порядками и нравами, хотя, вероятно, имели какое‑то отвлечённое представление об этом, сложившееся под влиянием книг и кинофильмов.

Зимбардо поставил своей задачей выяснить, как эти представления воплотятся в реальном поведении тех и других. По собственному признанию Зимбардо, до начала эксперимента он очень туманно прогнозировал его возможные итоги. Но тот результат, который был получен, оказался непредвиденным и о многом заставил задуматься.

Предоставим слово самому Зимбардо.

По прошествии всего лишь шести дней мы вынуждены были закрыть «тюрьму», ибо то, что мы увидели, оказалось весьма пугающим. И для нас самих, и для большинства испытуемых перестало быть очевидным, где кончаются они сами и где начинается исполнение ими ролей. Большинство молодых людей на самом деле превратились в «заключённых» и «охранников», и обе группы были уже не в состоянии ясно отличать ролевую игру от собственного Я. драматические изменения наблюдались почти во всех аспектах их поведения, образе мыслей и чувствах. Менее чем за неделю опыт заключения зачеркнул все то, чему они научились за целую жизнь; человеческие ценности оказались «замороженными», самосознанию каждого из них был брошен вызов, а на поверхность вышла самая гадкая, самая низменная, патологическая сторона человеческой природы. Нас обуревал ужас, когда мы видели, что некоторые парни («охранники») относились к другим парням («заключённым») как к бессловесным животным, получая удовольствие от проявления жестокости; в то время как другие парни («заключённые») становились подобострастными, дегуманизированными роботами, которых занимала лишь мысль о побеге, проблема личного выживания да растущая ненависть к «охранникам».

Может закрасться подозрение, что и у «охранников», и у «заключённых» имелась какая‑то патологическая предрасположенность к исполнению таких ролей. Потому‑то они в них так и вжились… Ничего подобного! Для участия в эксперименте требовалось не только безукоризненное прошлое. Все испытуемые предварительно подверглись многоступенчатому тестированию, в результате которого были отсеяны те, у кого обнаружилась хоть малейшая склонность к депрессии, повышенная агрессивность либо хоть какая‑то иная патология. Были отобраны во всех отношениях нормальные юноши, весьма уравновешенные и интеллектуально развитые. И роли были распределены между ними абсолютно произвольно — подбрасыванием монетки.

Какие выводы подсказывает данный эксперимент? Дискуссии об этом не стихают уже много лет. Ясно одно — свою тюрьму едва ли не каждый из нас носит с собой и внутренне готов сыграть в ней роль безжалостного стража или жалкого узника. Какая роль выступит на первый план — зависит от сложившихся жизненных условий. Или все‑таки от самого человека?

Приказы не обсуждают…

26 августа 1976 года телезрители Америки пережили настоящий шок. Им был показан двухчасовой художественный фильм «Десятый уровень», созданный компанией Си–Би–Эс. Это не был фильм ужасов, хотя в известном смысле его можно назвать и так. В основу его сюжета был положен психологический эксперимент. Причём в отличие от «Пси–фактора», «Секретных материалов» и прочих современных псевдонаучных «ужастиков», спекулирующих на страхах и предрассудках обывателя, «Десятый уровень» повествовал о реальном эксперименте, который незадолго до этого был поставлен Стэнли Милгрэмом в Йельском университете.

Фильм не содержал никаких впечатляющих спецэффектов и вообще был целиком снят в одном скромно обставленном павильоне. Единственным «украшением» фильма был актёр Вильям Шатнер, снискавший известность участием в популярном сериале «Star Trek». В «Десятом уровне» Шатнер сыграл роль профессора Стефена Тернера, прототипом которого послужил Стэнли Милгрэм.

Сам Милгрэм выступал на съёмках в качестве научного консультанта. Результаты своих опытов он ранее представил в научной периодике и в специальной монографии. Однако круг читателей такой литературы довольно узок, а телевизор смотрят практически все. И то, что увидели миллионы телезрителей в августе 1976 года, произвело на них неизгладимое впечатление.

Что же в этой постановке так поразило телезрителей? Да сами эксперименты, о которых Ли Росс впоследствии писал: «В большей, по–видимому, степени, чем любой другой эмпирический вклад за всю историю социальных наук, они стали частью интеллектуального наследия человечества — не такого уж обширного набора исторических случаев, библейских притч и шедевров классической литературы, к которому обычно обращаются серьёзные мыслители, когда рассуждают о природе человека или об истории человечества».

В чем же состоял эксперимент? По официальной версии он был посвящён исследованию процессов научения. От испытуемого требовалось решать задачи возраставшей трудности. Для участия в эксперименте были привлечены добровольные помощники. Им надлежало следить за успешностью решения задач и в случае неудачи наказывать испытуемого ударом электрического тока (изучению якобы и подлежало влияние наказания на научение).

Строгость наказания постепенно возрастала. Для этого перед помощником была размещена приборная панель с 30 рубильниками, а над каждым из них — ярлычок с указанием силы разряда, начиная с минимального в 15 вольт и кончая максимальным в 450 вольт. Дабы помощник отдавал себе отчёт в своих действиях, ему перед началом опыта давали возможность испытать на себе силу удара в 45 вольт.

После инструктажа испытуемого привязывали к устройству, напоминавшему электрический стул, провода от которого вели к приборной панели. В ответ на высказанное испытуемым беспокойство по поводу его не совсем здорового сердца экспериментатор хладнокровно заверял: «Хотя сами удары током могут быть очень болезненными, устойчивого поражения тканей они не вызовут». И эксперимент начинался.

После нескольких успешных решений ученик начинал делать ошибки. Следуя полученной инструкции, помощник экспериментатора с каждой новой ошибкой опускал новый рубильник. На пятом ударе — в 75 вольт — испытуемый начинал стонать от боли, а при 150 вольтах умолял остановить эксперимент. Когда напряжение достигало 180 вольт, он кричал, что больше не в силах терпеть боль. Если помощник испытывал колебания, присутствовавший тут же экспериментатор бесстрастно призывал его продолжать экзекуцию. По мере приближения силы разряда к максимуму можно было наблюдать, как испытуемый, уже даже не пытаясь решить задачу, бьётся головой о стену и умоляет его отпустить. Поскольку такая реакция никак не может быть признана удовлетворительным решением, следовало новое наказание.