Михаил Щербаченко - Жизнь как искусство встреч Страница 7

Я носил эти часы еще восемь лет, совершенно их не любя. Каждое утро, застегивая браслет, злился на форму, цвет и царапину и вспоминал те бездарно потраченные 13 рублей, они были мне костью в горле, бельмом в глазу, гвоздем в пятой точке. Сменить часы на вполне симпатичную «Славу» не позволяла гордыня, копить же на новые япошки было глупо, – а «Ориент»-то куда денешь? Тогда не было такого, чтобы переодевать котлы, подбирая кожаный ремешок под обувь или совмещать цвет корпуса с металлической оправой очков и замком портфеля. То т, кто желал считаться преуспевающим денди, вполне обходился одними-единственными часами. Это были часы на все время. Но японские. Но одни.

Злосчастный «Ориент» по сей день валяется в коробке со старым хламом, время от времени попадаясь мне на глаза и напоминая о давней ошибке, стоившей столько крови. Выкинуть бы его к чертям, но до сих пор в голове не укладывается: как это так – выкинуть японские часы?

Квартира дороже денег

Среди дорогих сердцу воспоминаний многие хранят историю получения первой квартиры. Такого, знаете ли, судьбоносного жилища, которое подняло вас в чужих и своих глазах, открыло чудесные перспективы (к примеру, отделиться от родителей или родить второго ребенка). В Стране Советов именно жилплощадь была мерилом судьбы, и значила она больше, чем деньги, карьера и здоровье.

При этом жилье не имело денежного эквивалента, никаких вам рынка и цены квадратного метра. Квартиру получали бесплатно (жилищные кооперативы не в счет, они для избранных), и возникал парадокс: можно было иметь деньги, но не иметь хаты, а можно и наоборот. Существовал, впрочем, особый вариант: ни денег, ни квартиры.

Но мы возьмем случай усредненный и автору наиболее близкий. Итак, ваша семья (вы, жена, сын-подросток и теща) живет в хрущевской двушке. Коридор с ноготок, крохотная кухня, совмещенный санузел, смежные комнаты и качающийся балкончик. Теща любит повторять, что другие хуже живут. Но вы-то знаете, что есть и иные другие и что вам надо туда, к ним.

Шансов, однако, мало. Чтобы государство признало вас нуждающимся в улучшении жилищных условий, нужно иметь не более 7 квадратных метров на нос. А ваша площадь составляет 29 метров, соответственно, на каждого приходится 7,25 «квадрата». И вот эти 0,25, проклятые микроскопические излишки, навсегда выпихивают вас из очереди на квартиру. На государство надежды больше нет, рассчитывайте только на себя.

Как на грех, и на службе у вас нет жилого фонда для сотрудников, и вы устремляетесь на поиски работы, где вам дадут хотя бы смутное обещание. А найдя перспективный вариант, вкалываете на износ, доказывая начальству, что вас терять нельзя. Идут годы, вы все доказали и пишете наконец прошение о выделении трехкомнатной квартиры. Но случайно краем уха слышите, что люди с болезнями, входящими в некий список, имеют законное право на отдельную комнату.

И вы тащите тещу в районную поликлинику, хватаете ее историю болезни и обнаруживаете, что в букете болячек есть нужный цветок. Справки, подписи, круглые и треугольные печати, – и вот вы уже просите выделить вам четырехкомнатную квартиру. Начальство хмурится, но вы сходу совершаете парочку производственных подвигов и получаете нужное решение.

Близится сдача дома, нужно собрать уйму бумаг, в том числе документ о том, что ваша старая квартира отойдет организации, выделившей новое жилье. И тут – засада. Ваша семья проживает в ведомственном доме, принадлежащем заводу, на котором некогда работал ваш покойный тесть. И теперь завод не хочет отдавать освобождаемое вами жилище, на что имеет полное право. Вы в сотый раз пытаетесь объяснить, что если останетесь в прежней квартире, она по-любому заводу не достанется, но тщетно. Гадское промпредприятие, вечно не выполняющее план, всю вашу жизнь пускает под откос.

Тут бы дать взятку председателю профкома, отвечающему за жилищные вопросы, но у вас, беда бедовая, нет нужных денег, а соблазны в виде билетов на Таганку или пятитомника Дюма, вырученного в обмен на сданную макулатуру, не вызывают встречного расположения. И лишь обещание удавиться на заводских воротах, разъяснив в предсмертной записке, кого следует привлечь к ответу, смягчает трусоватое производственное сердце.

Наступает момент истины: вы со смотровым ордером входите в пустые четырехкомнатные апартаменты – вымученные, выстраданные, завоеванные. Усаживаетесь на немытом подоконнике и откупориваете советское шампанское. Имеете право, вы победитель. Пока государство со скрипом выполняет обещание предоставить каждой семье отдельную квартиру, вы успешно выполнили личную жилищную программу. Жажда собственных квадратных метров сделала вас другим человеком – превосходным работником, неутомимым организатором собственных побед, с твердой волей и умением терпеть, ждать и действовать через не хочу и не могу.

Гл от ая пузырьки, вы еще не знаете, что триумф будет недолгим, ибо семейные трещины, обозначившиеся в тесной хрущевской двушке, на улучшенной территории не пожелают зарастать, и вскоре вас ожидает развод с разменом квартиры, которую вы даже не успели обставить.

Охота к перемене мест

Итак, вы прошли развод, надо разъезжаться. Изрядная квадратура хаты позволяет учесть интересы сторон, пусть даже и урезанные. Все лучше, чем идти на улицу. Бывшая жена, правда, высказывается в том смысле, что если вы порядочный человек, то должны все оставить и удалиться, забрав лишь нательные вещи. Теща и сын-подросток согласно молчат. Однако, вы полагаете, что идущая под размен квартира – плод исключительно ваших заслуг, и по справедливости вам полагается чуть больше, чем ничего.

Сегодня в подобном случае выход ясен: продаешь одну квартиру и взамен покупаешь две другие. Но, когда жилье было не вашей, а государственной собственностью, действовали иные схемы – обменные. Как можно разменять четырехкомнатную квартиру? На трехкомнатную и однокомнатную? Ишь чего захотели! На трехкомнатную и комнату в коммуналке. Но это не устраивает вас. Тогда на однокомнатную и двухкомнатную. Но на это не соглашается жена.

Разъезд всегда невыгоднее и куда сложнее съезда. Вы не вылезаете с Банного переулка, где расположено знаменитое на всю Москву бюро обмена, просматриваете миллион объявлений, сводите знакомства с кучей сомнительных личностей, но не продвигаетесь ни на шаг. Впрочем, вы готовы к затяжной баталии; многотрудная жилищная эпопея подсказала вам изящную и непреложную формулу: пока не нахлебаешься дерьма, результата не жди. Соответственно, если квартиры нет, значит, еще не нахлебался. Терпи, терпи, ты ведь меняешь не место жительства, а само жительство, в смысле, всю свою жизнь.

Спустя полгода становится ясно, что нужен обменный спец. Слова «риэлтор» тогда еще не знают, эти вопросы решает маклер, он же меняла, который составляет многозвенные и многоходовые цепочки обмена. Таковой персонаж найден, начинаются просмотры квартир, но взаимоприемлемого расклада никак не возникает. В основном варианты бракует жена, да и теща твердит, что она, в отличие от лимитчика-зятя, коренная москвичка и желает жить возле Кремля, вы заводитесь, начинается война нервов с периодической потерей человеческого облика. Так проходит почти год, и вот является спасительная комбинация: жене, сыну и теще – двушка, но зато стометровая, в сталинском доме и в самом центре; мужу – изолированная однокомнатная, но зато у черта на выселках. Стороны дают согласие. Наелись.

Вы погружаете в грузовичок раскладушку, письменный стол со стулом и отбываете на новое поселение. Затаскиваете скарб на четырнадцатый этаж и вновь, как тогда, открываете шампанское. В окно грохочет и пылит шоссе, из кухни является стайка тараканов – взглянуть на нового хозяина. Вы подмигиваете им, глотаете шипучки и отчетливо, чтобы понятно было даже насекомым, произносите: «Тут жить нельзя». И немедленно начинаете строить план переезда. Квартирный зуд стучит в вашем сердце, и вы понимаете, что это уже навсегда.

Садовый товарищ

Вот дом, который построил я. Теперь хочу продать, потому что не нужен. А его никто не покупает – ровно по той же причине. Хотя прошу недорого. Воспоминания стоят дороже.

Строго говоря, это даже не дом, а дачный домик, две комнатки и чердачное помещение, элегантно именуемое мансардой. Вода в колодце, газ в баллонах, удобства на территории, а территория – шесть соток. В общем, история восходит к началу девяностых годов. Для кого-то – лихих, но только не для меня.

Резервация наша называлась красиво – «садовое товарищество». Но пасторальный образ не складывался: вместо благоухающих яблонь – пыльные грядки, вместо барской усадьбы – гадкого вида строительные вагончики (времянки, ставшие «постоянками»), вместо гостей в белых одеждах – облаченные в заношенные майки, треники и семейные трусы товарищи по работе, на которых не насмотрелся за трудовую неделю.