Дэниел Пинк - Новый мозг Страница 7

Наши левые полушария сделали нас богатыми. Имея в своем распоряжении армию друкеровских работников знания, экономика Информационного века сформировала для большей части развитого мира такие жизненные стандарты, каких и вообразить себе не могли наши предки.

Вот детали, характеризующие нашу эру изобилия:

• Более половины двадцатого столетия основную часть американского среднего класса вдохновляла мечта о собственном доме и собственном автомобиле. Сегодня больше чем две трети американцев владеют теми домами, в которых живут. (Около тринадцати процентов домов, которые сейчас покупают, – это второй дом для семьи[34].) Что же касается автомобилей, то на сегодняшний день в США их больше, чем лицензированных водителей, – а это значит, что у всякого, кто умеет водить, как правило, есть своя машина[35].

• Self-storage (бизнес, основанный на хранении лишнего барахла) стал в США индустрией с годовым оборотом в 17 миллиардов долларов – это больше, чем в киноиндустрии. Более того, в некоторых странах эта индустрия растет еще стремительнее[36].

• Если вещей у нас так много, что их совсем уже некуда девать, мы их просто выбрасываем. Как отмечает исследовательница бизнеса Полли Ла-Барре, «Соединенные Штаты расходуют на мешки для мусора больше, чем девяносто других стран – на все остальное. Иначе говоря, вместилище наших отходов стоит дороже, чем все товары, которые покупают в половине стран мира»[37].

Однако изобилие привело к парадоксальному результату: триумф Л-ориентированного мышления снизил его ценность. Процветание, созданное им, поставило во главу угла способности менее рациональные и в большей степени П-ориентированные: красоту, духовность и эмоции. Бизнесу уже недостаточно сделать что-то, что будет стоить разумных денег и прилично работать. Изделие должно быть еще и красивым, неповторимым, должно обладать значимостью и удовлетворять тому, что Вирджиния Пострел называет «эстетическим императивом»[38]. Возможно, самая яркая примета этого сдвига, которую мы увидели во время семейного выезда в «Таргет», – одержимость среднего класса дизайном. Дизайнеры с мировым именем, вроде тех, кого я упоминал раньше, а также таких титанов, как Карим Рашид и Филиппе Старк, создают любые товары для самых что ни на есть среднестатистических магазинов для средних американцев из среднего класса. «Таргет» и такие же магазины уже продали три с лишним миллиона единиц полипропиленовых мусорных корзинок «гарбо», созданных Рашидом. Мусорная корзина от дизайнера! Попробуйте объяснить это своему левому полушарию.

А как вам ершик для унитаза, который я тогда же купил в «Таргет»?

Ершик для унитаза, созданный одним из известнейших в мире архитекторов и промышленных дизайнеров – профессором Майклом Грейвзом, преподавателем архитектуры в Принстонском университете. Цена ершика – около шести долларов. Только на пике изобилия может возникнуть ситуация, когда так много людей хочет купить красивые корзины для мусора и ершики для унитаза. Обыденные, утилитарные вещи превратились в предмет вожделения.

В эпоху изобилия уже недостаточно учитывать лишь рациональные, логичные и насущные потребности. Инженеры должны придумать вещь, которая будет хорошо служить. Но, если она не будет радовать глаз, если не западет в душу, ее никто не купит. Ведь нам есть из чего выбирать. Дизайн, эмпатия, игра и другие, более «деликатные» на первый взгляд качества – вот что сегодня в первую очередь важно, чтобы услуги и товары стали узнаваемыми на перенасыщенном рынке.

Эпоха изобилия выдвигает на первый план П-ориентированное мышление в отношении еще одного важного аспекта. Когда я буду лежать на смертном одре, то вряд ли, окинув мысленным взором свою жизнь, я скажу: «Да, я совершил немало ошибок, но все-таки в 2004 году мне удалось отхватить один из тех грейвзовских ершиков для унитаза». Изобилие наполнило нашу жизнь красивыми вещами, однако широкий ассортимент товаров вовсе не гарантирует нам счастья. Парадокс процветания состоит в том, что уровень качества жизни неуклонно повышается десятилетие за десятилетием, представления же о самореализации – духовной, семейной, человеческой – не меняются. Вот почему так много людей, освобожденных процветанием, но не удовлетворенных им, реагируют на этот парадокс духовными исканиями. Эндрю Дельбанко из Колумбийского университета пишет: «Самая поразительная черта современной культуры – неутолимая тоска по трансцендентному»[39].

Загляните в любой уголок благополучной жизни в какой угодно развитой стране, и вы обнаружите там, помимо колоссального потребительского ассортимента, тот самый поиск духовности в действии. Начиная с таких практик, как йога и медитация, прежде бывших экзотическими, а теперь вошедших в массовый обиход, и заканчивая внешними знаками духовности на рабочих местах и евангельской тематикой в литературе и кино, – поиски цели и смысла стали неотъемлемой частью нашей жизни. Внимание людей во всем мире сместилось от повседневного жизненного текста к более широкому контексту. Разумеется, материальное благосостояние коснулось не всех обитателей развитого мира, не говоря уж о множестве людей в менее развитых странах. Но все-таки эра изобилия избавила сотни миллионов людей от борьбы за выживание и, как писал Роберт Уильям Фогель, лауреат Нобелевской премии по экономике, «превратило духовные искания из занятия крохотной части населения в дело едва ли не всего человечества»[40].

Ну а если я вас еще не убедил, позвольте привести еще один – лучезарный – пример. Сто лет назад электрическое освещение было редкостью, теперь же оно есть у всех. Лампочки стоят дешево. Электричество – везде. Свечи? Да кому они нужны? Но оказывается, их покупает масса народу. В Соединенных Штатах свечной бизнес достигает оборота в 2,4 миллиарда долларов в год[41]. Этот феномен не объяснить рациональной потребностью в осветительных приборах, его причины – жажда красивого и трансцендентного, появившаяся недавно и характерная для процветающей страны.

Когда собирал материал для книги, я познакомился с четырьмя программистами из Индии.

Все они являются живой иллюстрацией этики работников знания, которая описана в начале этой главы. Как и большинство умных детей, выходцев из среднего класса, они последовали родительским советам: хорошо учились в школе, поступили в хорошие университеты и выучились на инженеров и программистов. Теперь все они работают в крупной компании по производству программного обеспечения, где помогают писать компьютерные коды для североамериканских банков и аэрокомпаний и, выполняя высококвалифицированную работу, получают не больше пятнадцати тысяч долларов в год.

Работники знания, знакомьтесь со своими новыми конкурентами: Шривидья, Лалит, Кавита и Камал из города Мумбаи в Индии.

Немногие темы в последние годы вызывали больше споров и беспокойства, чем аутсорсинг. Эти четыре программиста и их коллеги из Индии, Филиппин и Китая до смерти перепугали программистов и других левополушарных специалистов в Северной Америке и Европе и подняли волну протестов, бойкотов и политических деклараций. Работа, которую они выполняют, не самая сложная на свете, но она востребована мультинациональными корпорациями и до недавнего времени делалась чуть ли не исключительно в Соединенных Штатах, где обеспечивала приятную для «белых воротничков» зарплату в семьдесят тысяч долларов в год и выше. Сейчас эту работу делают двадцатипятилетние индусы, делают так же качественно, если не лучше, так же быстро, если не быстрее, а получают за нее столько же, сколько несмышленыш, торчащий за прилавком в «Тако-Белл»[42]. А их зарплата, мизерная по западным стандартам, примерно в двадцать пять раз выше той, что получает среднестатистический индус. Эти деньги позволяют вести жизнь, характерную для верхушки среднего класса, покупать квартиры и регулярно ездить в отпуск.

Программисты, с которыми я познакомился в Мумбаи, – всего лишь четыре высокообразованных капельки глобального цунами. Каждый год колледжи и университеты Индии выпускают около трехсот пятидесяти тысяч специалистов с инженерным образованием[43]. Именно поэтому половина компаний, фигурирующих в рейтинге «Fortune Global 500», переводят свои подразделения в Индию[44]. Примерно сорок восемь процентов программного обеспечения «Джэнерал электрик» производится там. На эту компанию работает астрономическое число индусов – двадцать тысяч (а в индийских офисах висят объявления: «Посторонним вход опасен: вы будете наняты на работу»). На «Хьюлетт-Паккард» работает несколько тысяч индийских программистов. «Сименс» уже нанял в Индии три тысячи компьютерщиков и выводит за границу еще пятнадцать тысяч таких же рабочих мест. У «Оракла» пятитысячный индийский персонал.