Джеймс Холлис - Под тенью Сатурна Страница 8

Подобно тому как жизнь человечества зародилась в доисторическом океане, наша жизнь зарождается в водах материнского чрева. Как мы относимся к своим истокам и в какой мере мы можем постичь себя и осознать свое место в космосе, изначально определяется отношениями между матерью и ребенком. Мы не только проводим с матерью формирующий период младенчества и раннего детства — дни, месяцы, годы (тем больше, чем более отстраненным от нас был отец, особенно если его не было вовсе). Роль матери исполняют и те, кто о нас заботится, учителя и воспитатели; в нашей культуре такими людьми тоже в основном являются женщины. А это значит, что основную часть информации о себе и о том, что такое жизнь, мужчины получают от женщин.

Отсюда следует третья великая мужская тайна: феминность в мужской психике обладает огромной силой.

Так как родная мать — носитель архетипа жизни, мы ощущаем воздействие как коллективного, так и индивидуального бессознательного. Иными словами, материнский комплекс — это живущая в каждом из нас аффективно заряженная идея матери. Она ощущается как потребность в тепле, привязанности и заботе. Когда при первом соприкосновении с жизнью эти потребности человека (или хотя бы большинство из них) удовлетворяются, он чувствует свою сопричастность жизни, ощущает, что есть место, где он будет защищен и окружен заботой. Если первичное ощущение феминности было болезненным или связывалось с наличием определенных условий, человек чувствует себя оторванным от истоков и от самой жизни. Такая онтологическая травма ощущается в теле, обременяет душу и час то проецируется на весь мир. Из такого преимущественно бессознательного феноменологического «считывания» мира может развиться общее мировоззрение человека.

Мне вспоминается случай одной моей пациентки. Цинтия родилась в Германии в первые годы войны. Ее мать, одаренная художница, тонко чувствовавшая жизнь, покончила с собой, когда девочке было два года. Ее отец служил в Вермахте и попал в плен в Северной Африке. Вернувшись домой из плена, он не испытывал к дочери никаких родительских чувств и отдал ее на воспитание сестре своей покой ной жены. Год спустя он разбился насмерть на мотоцикле.

Приемная мать относилась к дочери своей покойной сестры крайне недоброжелательно; между ними никогда не было теплых отношений. В детстве Цинтия воровала шоколад и игрушки из магазинов, хотя ее приемные роди тел и были весьма обеспеченными людьми. Когда Цинтия достигла пубертатного периода, у нее началась очень серьезная анорексия, поэтому много времени в подростковом возрасте она провела в разных больницах и клиниках. Мы встретились, когда ей было уже за тридцать. У нее остались нарушения в приеме пищи, но они уже не угрожали ее жизни. Теперь Цинтия страдала булимией — объедалась шоколадом, и это дважды в неделю вызывало у нее рвоту. Она изучала иностранные языки на дому, ибо только дома могла контролировать ситуацию. За это время у нее было всего несколько коротких, даже мимолетных, романтических увлечений.

По истечении десяти месяцев терапии Цинтнии приснилось, что к ней в квартиру пробралась ведьма, выхватила у нее из рук куклу и вылетела на улицу. Во сне она по чувство вала сильную тревогу и стала преследовать похитительницу. Догнав ведьму, девушка попыталась выкупить у нее куклу, но та отказалась ее продать. Цинтия стала ее умолять, но ведьма ответила, что вернет ей куклу, если Цинтия выполнит три условия: 1) займется любовью с толстым мужчиной; 2) прочитает лекцию в Цюрихском университете; 3) вернется в Гейдельберг и пообедает вместе с мачехой. Сон закончился тем, что Цинтии пришлось с грустью признать: хотя она и знала условия, необходимые для освобождения куклы, выполнить их было выше ее сил. Поэтому на сознательном уровне она ощутила испуг, услышав об этих заданиях.

Этот сон — прекрасная демонстрация нашего ощущения матери на трех уровнях одновременно. Потеря родной матери, потеря отца, который тоже мог бы о ней заботиться и ее защищать, а также крайне амбивалентное восприятие мачехи нанесло Цинтии травму и на индивидуальном, и на архетиническом уровне. Ведьма — общеизвестный символ «плохой» матери, и именно жизненный опыт Цинтии лишил ее, образно говоря, внутреннего ребенка, ее куклы. В результате жизнь Цинтии превратилась в защиту от жизни, то есть в защиту от возможности рисковать и приходить к согласию. Ее анорексия, а позже и булимия были проекцией на еду ее экзистенциального страха.

Поставленная ведьмой тройная задача (для Цинтии в образе ведьмы воплотилась ее разрушенная жизнь) должна была представлять символическое освобождение частей ее личности, которые до сих пор оставались неизменными. Хотя она и не занималась любовью с толстым мужчиной, но старалась преодолеть отчуждение от собственного тела — частного проявления архетипа природы. Чтобы преодолеть свою защиту — агорафобию, мешавшую ей общаться с окружающими, она прочитала лекцию. Везде и всюду ей приходилось сталкиваться с метонимическим[28] воплощением ее травмы — образом ее мачехи: в пище, в любом месте — везде, где ее травмированная материя — мать могла бы найти исцеление.

В данном сновидении проявляются усилия психики, направленные на самоисцеление. Ребенок рождается целостным, затем испытывает травматические воздействия, вызываемые внешними событиями, причем каждое травматическое расщепление обнажает некую природную истину и создает соответствующую стратегию выживания. Такое расщепление и сопутствующий ему рефлекс гораздо больше известны под названием «невроз»: это отделение и oтчуждение человеческой души от общества заставляет страдать каждого из нас. Повторяю, хотя этот сон приснился женщине, он хорошо иллюстрирует действие всех трех уровней бытия, которые несут на себе отпечаток первичной связи с миром матери.

Сознательно Цинтия вела жизнь, которая полностью определялась самозащитой. На уровне индивидуального бессознательного ее психические расстройства, связанные с приемом пищи, служили символическим выражением амбивалентного отношения Цинтии к еде, проекцией материнской травмы на материю («материя» — слово производное от латинского «mater», мать). На архетипическом уровне Цинтия испытывала ощущение отчуждения от своего тела и от окружающих вследствие ее первых не- удачных встреч с Другим. Стратегически организованные рефлексы, которые сформировали ее личность, подтверждают исключительную важность ее первой встречи с Другим, к счастью или нет, опосредованной ее родной матерью. Грустно, но неизбежно, что эта первая встреча с Другим становится определяющей для ребенка, который на основе этого опыта, предоставленного ему судьбой экстраполирует, интериоризирует и обобщает свое представление о внешнем мире и соответственно формирует свои рефлекторные реакции. Если эта первая встреча с Другим является более ровной и теплой, чем у Цинтии, ребенок будет более уверенно себя чувствовать и больше доверять окружающему миру. Как однажды заметил Фрейд, ребенок, о котором заботилась мать, будет чувствовать себя непобедимым.

Но, увы, благословенная материнская преданность ребенку может обернуться для него проклятием. Многие женщины стремились к тому, чтобы прожить не прожитую ими жизнь через жизнь своих сыновей. Именно здесь находится источник многочисленных обращений: «Сын мой, Спаситель мой…» Справедливости ради нужно отметить, что развитию анимуса этих женщин, то есть внутренней маскулинности, определяющей их уверенность в себе, компетентность и возможности, часто препятствовали заложенные в культуре полоролевые ограничения. Следовательно, эти женщины пытались косвенно реализовать свои возможности через своих сыновей. Психическая инфляция, которую способна вызвать любовь и опека безоглядно преданной матери, иногда может завести мужчин на такую высоту, на которую они сами никогда бы не поднялись [29].

Согласно предположению Юнга, непрожитая жизнь родителя может стать для ребенка величайшим бременем. Таким образом, часто мужчину настойчиво, молча и бессознательно ведет к успеху психологически неразвитый материнский анимус. Как только со стороны слышится знакомый свист крыльев, прожорливый «птенец» сразу же раскрывает свой огромный «клюв» и жалобно произносит: «Ма! Я здесь!» По сути, нет ничего особенно плохого в том, что мотивация мужчины определяется сильным влиянием матери. Вместе с тем мы должны себя спросить: как и в какой мере он сам определяет свою жизнь, если несет на себе материнские проекции? Если мужчины хотят освободиться, они должны хотя бы осознавать ценности, которые определяют их жизненный путь.

В глубине психики такие слепые амбиции мужчин управляются теневой энергией материнского комплекса. Часто женщина, которая не жила своей жизнью и осталась с неразвитым анимусом, пытается сохранить психологическую власть над сыном. Далее мне хотелось бы привести два печальных, но вполне реальных примера.