Александр Поддьяков - Компликология. Создание развивающих, диагностирующих и деструктивных трудностей Страница 8

Лжепомощь (как и ложь вообще) считается этически оправданной и рассматривается как одна из допустимых военных хитростей, если ее оказали «чужим» и использовали как средство истинной помощи «своим» – союзникам в ситуации острого (силового, вооруженного) противоборства (дезориентация вражеского военного корабля маячными огнями лишь приветствуется). Приведем пример использования ложной помощи одной стороне с целью реальной помощи другой стороне в ходе военных действий.

В конце Второй мировой войны конный казачий корпус СС под командованием А. Шкуро (бывшего белогвардейского генерала), воевавший на стороне гитлеровской Германии, был окружен английскими войсками, но отказался разоружиться. Тогда англичане пошли на хитрость. Они сообщили Шкуро о якобы разгорающемся военном конфликте между советскими и английскими войсками (английская и советская сторона по взаимной договоренности имитировали артиллерийскую перестрелку), после чего англичане предложили Шкуро почетный выход – участие в войне против СССР на стороне Англии. Единственное условие – его корпус должен переодеться в английскую форму, пересесть на английские грузовики и, доехав до назначенного пункта, сменить вооружение с немецкого на английское. Но в назначенном пункте, согласованном с советской стороной, английские войска передали казачий корпус СС советским войскам [Казанцев, 1981].

Здесь возникает этическая проблема оправданности лжи нарушителю нравственных норм (агрессору, убийце) – пусть даже и ради ограничения его способности убивать невинных жертв. В эссе «О мнимом праве лгать из человеколюбия» И. Кант обосновывает мысль: «Если злоумышленник требует от человека ответа, где спрятался его друг, чтобы этого друга убить, мораль велит сказать злоумышленнику правду. Лгать в каких бы то ни было ситуациях – даже в такой – безнравственно; это моральное и правовое преступление» [Кант, 1980]. Проблема сохраняет острую актуальность до сих пор. Ее обсуждению и полемике по поводу кантовского эссе полностью посвящен выпуск журнала «Логос» [Логос, 2008, № 5] со статьями ведущих отечественных философов. Кому помочь – агрессору (чтобы соблюсти долг правдивости) или жертве, и помощь кому из них здесь является лжепомощью в масштабе микро– и макросоциальных взаимодействий? [Поддьяков, 2011]. Можно ли утверждать, что ложь злоумышленнику – это такая помощь невинной жертве, которая противодействует нравственности в обществе в целом, а значит, неприемлема? Или же честность по отношению к злоумышленнику (например, честное сообщение сведений о местонахождении невинной жертвы) – это оказание помощи ему в его преступных замыслах и соответственно противодействие жертве в реализации ее права на жизнь, что тоже не способствует формированию общественной нравственности? Что здесь является истинной и ложной помощью?

В аллегорической повести Ф. Искандера «Кролики и удавы» описан тип нравственных рассуждений, противоположный кантовскому. Положительный персонаж (крот) обманывает убийцу (удава), отправляя его не по той дороге, которая ведет к жертве (кролику). При этом мудрый крот, похоже, знает, что удав кролика почти наверняка найдет. Это, а также ряд других обстоятельств делает его обман вообще практически бессмысленным, что подчеркивается в тексте. Но крот, в оппозиции и к логике Канта, и к расчету вероятностей, все равно идет на этот обман, и убийца находит жертву на несколько часов позже. По-искандеровски афористическое объяснение дается в тексте: «Но если мудрость бессильна творить добро, она делает единственное, что может, – она удлиняет путь зла».

В этих примерах описаны экстремальные ситуация, но и в ситуациях более обыденных истинная помощь одним субъектам и лжепомощь другим могут объединяться в общий комплекс.

Перечисляя и классифицируя различные ложные и истинные формы помогающего поведения и отношения между ними, заметим, что составление их полного фиксированного списка вряд ли возможно. Часть из них, как показывают приведенные примеры, основана на использовании социального творчества и как область любого творчества не может быть полностью спрогнозирована.

5.5. Психологические методы изучения создания деструктивных трудностей и совершения зла

На основе работы Дж. Дарли [Darley, 1999], который дал классификацию некоторых исследовательских методов в этой области и проанализировал их достоинства и недостатки, а также на основе эмпирических исследований, непосредственно использующих те или иные методы, можно перечислить их следующие виды.

1. Наблюдение (за группой детей в детском саду или на школьном дворе, за поведением сотрудников компании и т. д.).

2. Анкеты и опросники, в которых участнику предлагается представить себе ту или иную ситуацию, провоцирующую совершение зла и требующую морального выбора, и ответить, как бы он действовал в этой ситуации (вариант – оценить действия персонажа, описанные в этой ситуации). Здесь участник занимает рефлексивную позицию («извне») по отношению к ситуации. Нередко участникам для наглядности предъявляют стимульный материал в виде изображений, видеозаписей и т. п.

3. Эксперименты, в которые участники вовлекаются, не зная их целей:

а) естественные эксперименты (например, на улице, в университетской аудитории, на вокзале и т. д.), в которых специально создается ситуация, которая выглядит естественной и при этом дает возможность деструктивного, аморального поведения и требует морального выбора. Невольные испытуемые не знают, что участвуют в эксперименте;

б) искусственные эксперименты – участникам сообщается, что они будут участвовать в исследовании, но при этом декларируются его иные цели, чем те, которые преследуются реально. В знаменитом эксперименте С. Милгрэма в 1961 г., различные версии которого продолжают активно проводить до сих пор, испытуемым сообщалось, что они участвуют в эксперименте по обучению (материал – заучивание слов), на самом же деле изучалась их подчиняемость (готовность наказывать ученика, допускающего ошибки при заучивании, все более сильными ударами тока, следуя указаниям экспериментатора).

В эксперименте В. Мееуса и К. Рааймакерса, являющемся модификацией эксперимента Милгрэма и имеющем прямое отношение к преднамеренному созданию трудностей, испытуемому предлагалось создавать помехи другому человеку, проходящему тестирование при приеме на работу, как объясняли испытуемому, в целях изучения реакции тестируемого на стресс [Meeus, Raaijmakers, 1995]. На самом деле «проходящий тестирование» аппликант был помощником экспериментатора, и целью эксперимента было не изучение стрессовых реакций этого аппликанта, а готовность «наивного» испытуемого следовать инструкции по созданию все возрастающих помех другому субъекту. «Испытуемый должен был делать негативные замечания по поводу выполнения аппликантом тестов и оскорбительно высказываться в его адрес… В арсенале воздействий со стороны испытуемого были 15 негативных высказываний в адрес аппликанта. Эти замечания в конечном счете не позволяли аппликанту пройти через тестовое испытание успешно и соответственно лишали его возможности получить рабочее место» [Занковский, 2002, с. 148–149].

Все перечисленные методы могут быть использованы при изучении обычных респондентов («людей с улицы»), а также тех людей, которые вовлечены в ту или иную реальную деятельность с деструктивными компонентами (например, участниками исследования могут быть военнослужащие в период боевых действий, сотрудники компаний в условиях острого соперничества и т. д.). Видимо, наиболее масштабная работа в этой области в отечественной психологии осуществлена М. М. Решетниковым. Он проводил комплексные психофизиологические и психологические исследования советских военнослужащих, участвовавших в боевых действиях в Афганистане [Решетников, 2011], но без каких-либо провокационных экспериментов.

4. Анализ архивов, отчетов, писем, описаний, воспоминаний (например, о концлагере).

Преимущества и недостатки перечисленных методов, по Дж. Дарли, таковы.

Преимущество экспериментов, о целях которых участник не догадывается, – возможность более строгого контроля переменных, а очень серьезный недостаток – неизбежно возникающие этические проблемы. Можно ли провоцировать аморальное поведение в исследовательских целях и как потом себя вести по отношению к участникам, которые повели себя аморально или просто испытали сильный стресс? Общие этические проблемы, связанные с обманом участников исследований, обсуждает Д. Питтенгер [Pittenger, 2002].

При опросах возникает проблема соотнесения вербальных оценок (самооценок) и реального поведения. (Абсолютное большинство респондентов в эксперименте В. Мееуса и К. Рааймакерса при опросе говорили, что не подчинились бы указаниям экспериментатора, но при этом в реальном эксперименте большинство людей этим указаниям подчинялось [Занковский, 2002; Meeus, Raaijmakers, 1995].)