Николай Басов - Творческое саморазвитие, или Как написать роман Страница 9

В этой тоже не самой тематически развитой ветви романистики все чаще называемой у нас вслед за устоявшимся западным термином «романсом», решается проблема любви, но уже с упоминанием чувств, иногда даже по-детски, то есть инфантильно, без малейшего упоминания «проблемы» тела, хотя «накрученный» секс тоже все чаще попадается.

Самое интересное, что эта проблема представлена так, будто бы не зависит от исторического периода повествования, религиозного содержания персонажей и прочих романических условий. Недавно я «подглядел» как в одном романе довольно изощрёнными видами секса занималась девица, получившая очень пуританское воспитание периода британского регентства. А этого не могло быть, потому что такого в те времена просто не было. И всё-таки авторша допустила эту подмётку, потому что читать её опус должны были дамы эмансипированной Америки, прошедшие сексуальную революцию со всеми её последствиями. И всё-таки романы подобного сорта у нас – весьма инфантильны. Они напоминают те рисунки красавиц, которые делают девочки-подростки. Непременно – осиная талия, огромные глаза, пышные волосы и недоуменно-жадный вид. Впрочем, у меня никогда не было дочери, может, случаются девицы и поумнее.

Главное в таких романах даже не постель, хотя, как я отметил, в поздних вариантах подвида и она встречается. Главное – чувства, страсть. Они описываются дотошно, подробно, с повторами, со всеми благоглупостями дамской гостиной. На втором плане – окружение женщины, её одеяния, в современных текстах – некие намётки на работу, карьеру и материальный успех, кухня, ресторанчики, вообще – еда. Исходя из разновидности конфликта, главное действующее лицо – обязательно девица. Вторым персонажем является её воздыхатель, будущий супруг. Окончательное решение всегда одно и то же – свадебные колокола. Иногда кто-то неподалёку умирает, но обязательно это или подруга, или конкурентка. И хотя мир в тексте изображается как бы реалистическим инструментарием, таким мир никогда не бывает и, надеюсь, никогда не будет. По сути это запись самых оголтелых, безграничных женских фантазий, которые им свойственны в состоянии раскованной, некритической полудрёмы. Вот только достижений настоящей фантазии за этой эстетической – с позволения сказать – системой, разумеется, никогда не будет. А впрочем, есть и в этом жанре мастера, может быть, они, хотя бы со временем, «вытащат» жанр в достойную внимания, качественную литературу. Пока же – остаётся только надеяться.

Научно-художественный роман, как гораздо точнее переводится термин science-fiction, в отличие от общепринятого «научно-фантастический» (что к тому же более соответствует здравому смыслу), знаком всем.

Он описывает научное открытие или некое технологическое происшествие, которое иногда проецируется на всю планету («Война миров») или рисуется более сдержанно, так сказать, с локальным эффектом («Человек-невидимка»), но которое в любом случае существенно меняет правила игры в нашем, казалось бы, знакомом и изученном мире.

Чем более развита у автора фантазия, способность увидеть именно привнесённые изменения, тем ярче роман. И тем выше его ценность на условной шкале этого поджанра. Причём эта схема очень стабильна и действует уже более века. При этом, разумеется, герои и персонажи не имеют особенного, решающего, подавляющего, как в реализме, значения, хотя обычно бывает неплохо, если они выписаны ярко и выразительно. Конфликт, как правило, заключён в том, что нужно приспособиться к новой ситуации или подавить неблагоприятную новую ситуацию, и тогда возникает огромный список перебираемых вариантов. В хорошем научно-художественном романе решение основного конфликта, как правило, необычно, неожиданно, убедительно и очень радикально решает все проблемы разом.

Не могу удержаться от замечания, что последнее условие все чаще оказывается нарушенным, потому что автору не хочется бросать хорошо прописанный мир своего романа, и тогда он переходит на написание сериала. Как правило, фантастический сериал развивает те же принципы, те же законы выдуманного мира, что и первый, «пилотный» роман, причём весьма жёстко с ним связан героями и главным конфликтом (в отличие от сериала детективного, который может вообще не иметь связи с предыдущим романом, кроме главного героя).

Тут же необходимо упомянуть, что чисто технотронная подоплёка сюжета в последнее время все чаще уступает место просто фантастическому допущению, таковы, например, все тексты в малом жанре «альтернативной истории», или многие романы катастроф. Именно их, в отличие от общепринятой системы, я и предлагаю называть фантастическими, потому что тут нет никакой научной художественности, а есть лишь неуёмная жажда необычного, смешанного с известными и хорошо отработанными изобразительным и средствами.

Есть ещё один вариант фантастики, также не имеющий отношения к научно-художественной школе письма, а именно – набирающий обороты на западе, а теперь и у нас, малый жанр романов ужаса. Как известно, он имеет очень давние корни, даже более давние, чем собственно научно-художественная романистика, и замешан на мистицизме, эзотерике и тёмной стороне древних религий мира. Конфликты тут решаются во многом – если не во всем – довольно-таки произвольно, даже без соотношения с подлинной эзотерикой, герой изображается самыми разнообразными методами, вплоть до сгущённого психологизма, как иногда случается у Стивена Кинга, а решения конфликта, как правило, связаны с религиозной подоплёкой или с белыми магическими силами.

Традиционно считается, что хотя этот поджанр и ведёт происхождение от таких мастеров, как Мэри Шелли, Эдгар По и Брэм Стокер, хотя он и имеет немалые достижения, но очень большого развития у нас не получил, потому что дух готического романа у нас попросту не силён. А мастер, предложивший «ужас» на православной базе, ещё не появился, и я сомневаюсь, что появится, принимая во внимание известную «герметичность» основной российской религии.

Фентези, как поджанр фантастик и, изобрели несколько человек, но, как не всегда справедливо случается с литературными достижениями, заслугу приписали едва ли не одному Джону Толкину за его «Властелина Колец». Сериал этот на самом деле изумительный – динамичный, цветной, полнокровный, какими и должны быть хорошие романы. Да только – это не совсем романы.

Потому что у него есть начало, но оно отнесено куда-то в глубь веков, есть герои, но они сплошь и рядом реинкарнации других личностей – этот трюк использовали и Толкин, и Майкл Муркок, и Роберт Джордан в лучшем сериале девяностых – «Колесе времени». А, кроме того, конфликт этих «не вполне» романов носит нарочито сниженный, едва ли не обыденно-политический, властный и военный характер. И решается средствами, которые изначально нам понятны, даже если среди инструментов значится магия или какие-то разновидности паранормальности и инореальности, например, способность предвиденья.

Начиная с первых экспериментов Толкина стало ясно, что в фентези одним романом не обойтись. Слишком много эта европейская, а теперь и мировая школа взяла из эпосов, а этот тип повествования включает, как правило, несколько поколений, для нескольких поколений создан и чрезвычайно гармонично выходит на продолжающуюся историю. То есть основные конфликты романа окончательного решения как бы не имеют. Непонимание этой специфики привело к тому, что сам поджанр у нас по-настоящему пока так и не развился, а немногие тексты, которые справедливо, в силу внутренней заданности вырулили на сериальность, на многоплановость, на реинкарнирующего героя и прочее, пока не сделаны органично, с полноценным использованием русской реалистической школы.

Одно время у меня была надежда, что цикл романов «Ведьмак» лучшего славянского фентезиста Анджея Сапковского сумеет раскрутить именно эти, на мой взгляд, сильнейшие стороны фентези. Но в «Ведьмаке» этого в явном виде не произошло, а сам пан Сапковский недавно заявил, что, хотя у сериала уже виден конец, другую подобную цепочку романов он писать не будет, якобы «не потянет». Остаётся надеяться, что он недооценивает себя и «аще польска не згинела», или мы всё-таки увидим тексты других авторов с более полным использованием заложенных в фентези возможностей. Начинающему автору я могу рекомендовать фантастику уже вполне законно, и даже с некоторым вариантом предпочтительности перед другими жанрами, потому что в этой разновидности романа очень многое зависит только от автора и потому что (как бы ни негодовал литературный истеблишмент) сейчас это уже вполне респектабельный жанр. Более того, едва ли не самый респектабельный из ныне активных – ведь более четверти из списка главных романов ХХ века всех литератур мира так или иначе включают в себя приёмы фантастики: или элементы научно-художественного романа, или фентези.